Мастер осенних листьев
Часть 74 из 118 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Думаю, до Колчицы успеем, – сказал Сарвиссиан, разглядывая, как раскачиваются верхушки елок на холме.
– Хорошо бы, – сказала Эльга.
Навстречу во весь опор проскакал всадник, мелькнули красный муландир да черная, с белым хвостом, шапка. Первые капли упали на лошадей, на платье, кольнули Эльге руку. Она потерла запястье. Зеленый, оставленный Униссой Мару лист казался шершавым раздражением кожи. Хоть расчесывай и сковыривай его совсем.
– Госпожа мастер, как вам Халута? – спросил Сарвиссиан.
– Веселый, – со вздохом сказала Эльга.
– Ведь сам на букет просится, да?
– Не знаю.
– А гроза?
– Я лучше спрячусь, – сказала Эльга и нырнула в фургон, пресекая дальнейшие разговоры.
– Как знаете, госпожа мастер, – огорченно пробормотал Сарвиссиан.
Доски желтели справа и слева.
Распихав клубни, тыквы, корзины и одеяла, Эльга опустилась на сено, извернулась, подобрала ноги. Сак замер под боком, даже не шелестнул. Покачивался фонарь. Ткань поверху темнела дождевыми крапинами.
– Какой я мастер? – горько шепнула себе Эльга.
Зажмурившись, она представила углежога, высокого, чумазого, с улыбкой до ушей. Ну-ка, листья, сложитесь, нарисуйте узор. Нет узора.
Фургон тряхнуло на камне, попавшем под колесо. Недалеко громыхнуло. Дождь стал сильнее, ветер растрепал край полога.
– Успеваем! – крикнул Сарвиссиан.
Эльга не пошевелилась. Фургон скрипел и вилял. Топот копыт сделался чавкающим, влажным. Несколько капель залетели внутрь, клюнули в лоб и в щеку. Ну, ладно, открыла глаза Эльга. Никто сдаваться и не собирался.
Она подвинула к себе сак.
Листья к запущенной в глубину руке не липли, шуршали вразнобой, и Эльга, не дождавшись отклика, просто взяла ворох наобум. Как хотите, глупые. Липа, яблоня, береза. Она подтянула ногой одну из досок.
Поехали?
Букет не хотел складываться ни в какую, листья сопротивлялись, грозя порезать пальцы, доска то и дело старалась выпихнуть листья из себя, а в голове вместо узора плыло пятно, и угадать что-либо в нем было невозможно.
Хорошо.
Эльга разбросала, смяла листья, исчеркала ногтем, очистила поверхность. Не хотите? А я все равно буду! Я должна! Она загребла из сака новую порцию. Послышался или не послышался возмущенный писк?
Над фургоном прокатился гром, дождь вдруг припустил так, что матерчатая боковина справа враз промокла и прилипла к дугам. Тьму расколола молния – резкая, зигзагообразная, оставившая после себя отражение под сомкнутыми веками.
Они остановились. Сарвиссиан просунулся внутрь.
– Подайте-ка фонарь, госпожа мастер!
– Сейчас.
Эльга стряхнула листья, встала и сняла с крючка жестяную, мягко булькнувшую маслом колбу. Сарвиссиан надвинулся, с усов, с макушки капало. Щелкнули, стукнули в его ладонях кресало и кремень.
– Ближе, госпожа мастер.
Эльга сдвинула защелку и открыла извозчику доступ к фитилю.
– Как бы не на сено, – сказал он.
Дождь шумел вокруг, качались тени елок.
Сарвиссиан стукнул кремнем, несколько искорок брызнули вверх, словно стараясь дотянуться до кончиков усов.
– Вот же кулема, – качнул головой на собственную неловкость извозчик, придвинулся, стукнул снова.
Огонек в фонаре вырос, заалел.
– Все, госпожа мастер, – сказал Сарвиссиан, – сейчас доедем.
Он опустил полог, забрав трепетный свет фонаря с собой. Фургон тронулся, зачавкали копыта. Эльга нащупала сак. Времени у нас много, сказала она листьям. Целый день, а то и больше. Тьфу! Она смахнула с носа упавшую сверху каплю. Все-таки я мастер. Я по-другому не могу. Понятно?
Пока ехали до Колчицы, Эльга на скорую руку успела набить три букета, и каждый был по-своему гадок и омерзителен. Листья собачились между собой, узор шел вкривь и вкось, пальцы ошибались, мяли не там, загибали не то, ноготь мизинца резал где хотел. Только присутствие Сарвиссиана за пологом останавливало от того, чтобы не заорать в голос.
Ничего-ничего.
Последний букет Эльга складывала в скрипе колес, мелькании света и торопливом топоте по деревянным мосткам.
– Ох вы ж, господа хорошие!
– Ух, дождина!
– Распрягай лошадей, Теймо.
Листья опять легли дрянным узором, но пальцы вроде бы начали ощущать подушечками их колкое, рассыпчатое звучание. Возможно…
– Госпожа.
Свет плеснул в фургон, и Эльга прикрыла глаза ладонью.
– Что? Уже все?
– Вы же вся мокрая, госпожа! – сказал Сарвиссиан и подал руку. – Выбирайтесь.
– Мокрая? Я и не заметила.
Эльга потянула за собой сак. Доску – под мышку.
– Сюда, под навес, госпожа.
Женщина в накинутой на голову и на плечи рогоже помогла ей ступить на твердое. Фургон с мокрой тканью, облепившей дуги, походил на исхудавшее животное.
– Сюда.
Дождь бил по крыше, звонко лупил по железному листу, утопленному в земле, косыми струями прошивал воздух. Покачивался фонарь на цепи. Мокро блестели жерди ограды.
Ж-жах! Молния сверкнула в темноте, на долю мгновения превратив лицо сопровождающей женщины в белую, зажмуренную маску.
– Сюда, госпожа.
Эльге распахнули дверь. Сак прошел не сразу.
Полутемное, в редких свечах помещение встретило ее негромкими голосами, огнем, облизывающим в очаге дрова, запахом мяса на решетке. Несколько посетителей, мрачно поглядывая в окна, пили за столами хмелку.
– Госпожа.
Перед Эльгой возник владелец гостиницы, худой, бородатый, со свисающей на глаза прядью седых волос. Он вытер руки о тряпку и поклонился.
– Вам, видимо, нужна комната?
Эльга кивнула и поддернула доску.
– Две.
– Обед?
– Да.
– Это четверть в день, госпожа.
Эльга показала запястье с печатью титора.
Мужчина кивнул и полез под стойку. Женщина тем временем повесила рогожу; пробежал в двери, ведущие, видимо, на кухню, босоногий мальчишка. Фыркая, зашел с улицы Сарвиссиан.
– Вот же удружила Матушка-Утроба, – сказал он, выжимая подол рубахи.
– Это, скорее, Киян воюет, – заметили за одним из столов. – Вон как копьем своим машет. Не в духе, видать, сегодня.
Словно в подтверждение этих слов новый зигзаг молнии вспорол тьму за окнами.
– Может, и Киян, – согласился Сарвиссиан, жмурясь на вспышку.
– Госпожа.
Хозяин гостиницы выложил на стойку клочок бумажки. На клочке кривыми буквами было написано: «Дом Хигв. Колчц. Одна четвр. постой».
– Что мне сделать? – спросила Эльга.
– Хорошо бы, – сказала Эльга.
Навстречу во весь опор проскакал всадник, мелькнули красный муландир да черная, с белым хвостом, шапка. Первые капли упали на лошадей, на платье, кольнули Эльге руку. Она потерла запястье. Зеленый, оставленный Униссой Мару лист казался шершавым раздражением кожи. Хоть расчесывай и сковыривай его совсем.
– Госпожа мастер, как вам Халута? – спросил Сарвиссиан.
– Веселый, – со вздохом сказала Эльга.
– Ведь сам на букет просится, да?
– Не знаю.
– А гроза?
– Я лучше спрячусь, – сказала Эльга и нырнула в фургон, пресекая дальнейшие разговоры.
– Как знаете, госпожа мастер, – огорченно пробормотал Сарвиссиан.
Доски желтели справа и слева.
Распихав клубни, тыквы, корзины и одеяла, Эльга опустилась на сено, извернулась, подобрала ноги. Сак замер под боком, даже не шелестнул. Покачивался фонарь. Ткань поверху темнела дождевыми крапинами.
– Какой я мастер? – горько шепнула себе Эльга.
Зажмурившись, она представила углежога, высокого, чумазого, с улыбкой до ушей. Ну-ка, листья, сложитесь, нарисуйте узор. Нет узора.
Фургон тряхнуло на камне, попавшем под колесо. Недалеко громыхнуло. Дождь стал сильнее, ветер растрепал край полога.
– Успеваем! – крикнул Сарвиссиан.
Эльга не пошевелилась. Фургон скрипел и вилял. Топот копыт сделался чавкающим, влажным. Несколько капель залетели внутрь, клюнули в лоб и в щеку. Ну, ладно, открыла глаза Эльга. Никто сдаваться и не собирался.
Она подвинула к себе сак.
Листья к запущенной в глубину руке не липли, шуршали вразнобой, и Эльга, не дождавшись отклика, просто взяла ворох наобум. Как хотите, глупые. Липа, яблоня, береза. Она подтянула ногой одну из досок.
Поехали?
Букет не хотел складываться ни в какую, листья сопротивлялись, грозя порезать пальцы, доска то и дело старалась выпихнуть листья из себя, а в голове вместо узора плыло пятно, и угадать что-либо в нем было невозможно.
Хорошо.
Эльга разбросала, смяла листья, исчеркала ногтем, очистила поверхность. Не хотите? А я все равно буду! Я должна! Она загребла из сака новую порцию. Послышался или не послышался возмущенный писк?
Над фургоном прокатился гром, дождь вдруг припустил так, что матерчатая боковина справа враз промокла и прилипла к дугам. Тьму расколола молния – резкая, зигзагообразная, оставившая после себя отражение под сомкнутыми веками.
Они остановились. Сарвиссиан просунулся внутрь.
– Подайте-ка фонарь, госпожа мастер!
– Сейчас.
Эльга стряхнула листья, встала и сняла с крючка жестяную, мягко булькнувшую маслом колбу. Сарвиссиан надвинулся, с усов, с макушки капало. Щелкнули, стукнули в его ладонях кресало и кремень.
– Ближе, госпожа мастер.
Эльга сдвинула защелку и открыла извозчику доступ к фитилю.
– Как бы не на сено, – сказал он.
Дождь шумел вокруг, качались тени елок.
Сарвиссиан стукнул кремнем, несколько искорок брызнули вверх, словно стараясь дотянуться до кончиков усов.
– Вот же кулема, – качнул головой на собственную неловкость извозчик, придвинулся, стукнул снова.
Огонек в фонаре вырос, заалел.
– Все, госпожа мастер, – сказал Сарвиссиан, – сейчас доедем.
Он опустил полог, забрав трепетный свет фонаря с собой. Фургон тронулся, зачавкали копыта. Эльга нащупала сак. Времени у нас много, сказала она листьям. Целый день, а то и больше. Тьфу! Она смахнула с носа упавшую сверху каплю. Все-таки я мастер. Я по-другому не могу. Понятно?
Пока ехали до Колчицы, Эльга на скорую руку успела набить три букета, и каждый был по-своему гадок и омерзителен. Листья собачились между собой, узор шел вкривь и вкось, пальцы ошибались, мяли не там, загибали не то, ноготь мизинца резал где хотел. Только присутствие Сарвиссиана за пологом останавливало от того, чтобы не заорать в голос.
Ничего-ничего.
Последний букет Эльга складывала в скрипе колес, мелькании света и торопливом топоте по деревянным мосткам.
– Ох вы ж, господа хорошие!
– Ух, дождина!
– Распрягай лошадей, Теймо.
Листья опять легли дрянным узором, но пальцы вроде бы начали ощущать подушечками их колкое, рассыпчатое звучание. Возможно…
– Госпожа.
Свет плеснул в фургон, и Эльга прикрыла глаза ладонью.
– Что? Уже все?
– Вы же вся мокрая, госпожа! – сказал Сарвиссиан и подал руку. – Выбирайтесь.
– Мокрая? Я и не заметила.
Эльга потянула за собой сак. Доску – под мышку.
– Сюда, под навес, госпожа.
Женщина в накинутой на голову и на плечи рогоже помогла ей ступить на твердое. Фургон с мокрой тканью, облепившей дуги, походил на исхудавшее животное.
– Сюда.
Дождь бил по крыше, звонко лупил по железному листу, утопленному в земле, косыми струями прошивал воздух. Покачивался фонарь на цепи. Мокро блестели жерди ограды.
Ж-жах! Молния сверкнула в темноте, на долю мгновения превратив лицо сопровождающей женщины в белую, зажмуренную маску.
– Сюда, госпожа.
Эльге распахнули дверь. Сак прошел не сразу.
Полутемное, в редких свечах помещение встретило ее негромкими голосами, огнем, облизывающим в очаге дрова, запахом мяса на решетке. Несколько посетителей, мрачно поглядывая в окна, пили за столами хмелку.
– Госпожа.
Перед Эльгой возник владелец гостиницы, худой, бородатый, со свисающей на глаза прядью седых волос. Он вытер руки о тряпку и поклонился.
– Вам, видимо, нужна комната?
Эльга кивнула и поддернула доску.
– Две.
– Обед?
– Да.
– Это четверть в день, госпожа.
Эльга показала запястье с печатью титора.
Мужчина кивнул и полез под стойку. Женщина тем временем повесила рогожу; пробежал в двери, ведущие, видимо, на кухню, босоногий мальчишка. Фыркая, зашел с улицы Сарвиссиан.
– Вот же удружила Матушка-Утроба, – сказал он, выжимая подол рубахи.
– Это, скорее, Киян воюет, – заметили за одним из столов. – Вон как копьем своим машет. Не в духе, видать, сегодня.
Словно в подтверждение этих слов новый зигзаг молнии вспорол тьму за окнами.
– Может, и Киян, – согласился Сарвиссиан, жмурясь на вспышку.
– Госпожа.
Хозяин гостиницы выложил на стойку клочок бумажки. На клочке кривыми буквами было написано: «Дом Хигв. Колчц. Одна четвр. постой».
– Что мне сделать? – спросила Эльга.