Мастер осенних листьев
Часть 67 из 118 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не, этот годится.
Суровый дух щита Эльге нравился. Она видела воинов в его узоре, вчерашних мальчишек, которые, смеясь, сражались на деревянных мечах. Там же прятались беспокойные глаза женщин и усмешки бывалых бойцов.
Эльга села на кровать и пристроила щит на коленях. Железная кромка врезалась в кожу, и даже подложенная шкура не спасала от неприятных ощущений.
– Мне бы подставку, – сказала она, морщась.
– Я могу держать щит в руке, – сказал Каршетт.
– Было бы здорово! Только мне нужно, чтоб вы сели.
Каршетт подтащил к кровати скамейку и сел, надев щит на предплечье.
– Так?
– Ага. Замрите.
Пальцы сами нырнули в наволочку. Большей частью листья были осиновые, и Эльга посчитала, что для несерьезного букета их хватит. И вообще, удачно, что осиновые. Росла б на заднем дворе какая-нибудь туя – и все, извините, опростоволосилась.
Каршетт смешно таращил глаза и старался не дышать. Темные, кружком стриженные волосы. Карие глаза. Курносый нос. Синяк на левой скуле.
– Вы дышите, – сказала ему Эльга.
– Можно?
– С меня господин Саргюс спросит, если с вами что-нибудь случится.
– А-а.
Каршетт выдохнул и снова набрал воздуха в грудь, раздул щеки.
Смешно. Может, специально для нее? Просеивая листья, Эльга мысленно уже составляла узоры. Единственный сын. Год в городской охране. Родители дали три эрина старшему гаффину, чтобы его устроить. Простая служба. Несколько мелких стычек с ворами на торговой площади. Зуботычины от ветеранов. Мечты. Ах, мечты…
Эльга улыбнулась.
Каршетт часто видел себя старшим гаффином, с отдельной избой при казарме, с женой из северянок, скуластой, светловолосой, с тремя десятками стражников в подчинении, которые втягивают головы в плечи при одном его недовольном взгляде.
А вот парня приметил сам титор, и мечты стали смелее, радужнее. Не стояние у ворот как-никак, не обход улочек – охрана дворца. Изба выросла в каменный дом, к северянке прибавилась вторая, рыженькая, где-то в городе запримеченная…
Эльга нахмурилась.
– Что, низко держу? – забеспокоился Каршетт.
– Нет, все хорошо.
Мятеж жил в Каршетте красной осенней листвой, страхом, паникой, жадными медными запахами, звоном мечей.
Что-то таилось там.
Первыми касаниями Эльга обозначила контур. Осина шелестела тревожно, избитое дерево щита казалось колким. Ногтем отрезать лишнее, рассыпать второй слой, распределить его, стянуть к центру третий.
Что же за тайна?
– Это я? – спросил, заглядывая сверху, Каршетт.
Эльга подняла голову.
– Пока нет. Держите.
Внутри прислужника трепетали листья. Эльга видела их мелкий ход, за которым, как солнце в щель между ставнями, проглядывали стыд, неуверенность, страх разоблачения, темные крапивные зубчики. Каршетт был связан…
Нет, это не связь.
Он струсил! Он не встал у мятежников на пути! Ушел. Спрятался. Нет! Другое. Он пропустил их, выторговав собственную жизнь!
Пальцы замерли.
– Вы – мастер, да? – улыбнулся Каршетт.
– Почти, – сказала Эльга.
– У нас дома был счастливый букет.
– Действительно счастливый?
– Раньше, пока не засох.
Несмотря на кажущееся спокойствие, внутри у Каршетта все ходило ходуном. Его свободная рука незаметно подбиралась к короткому клинку на поясе. В его голове плыло: отвлечь, а потом ударить. Шиповник, кислица, кровь.
Эльга похолодела.
– А чей был букет? – беззаботным голосом спросила она.
– Не знаю. Старого мастера. Мне сказали, что мастера видят в людях все их мысли и дела.
Эльга фыркнула.
– Это ж старые мастера! Вот когда я состарюсь, тогда, возможно, тоже научусь видеть в людях.
– А сейчас? – жадно спросил Каршетт.
Эльге удалось легко пожать плечами.
– Так, чуть-чуть.
Она бросила на щит новый ворох листьев.
– И что ты видишь обо мне?
Ладонь Каршетта легла на клинок. Он даже повернулся чуть боком, чтобы Эльга этого не видела.
– О тебе?
– Да.
Здесь надо было не сфальшивить. Сыграть тонко. Кто она? Глупая, легкомысленная девчонка. Точь-в-точь как говорила мастер Мару. Впрочем, дурочку тоже надо подавать аккуратно. Эльга прищурилась, смотря парню в глаза.
– Ну, ты одинок, – сказала она.
Каршетт хмыкнул.
– Дальше.
– Ты несколько лет при титоре.
– Полгода.
– Ну, в стражах.
– Годится, – кивнул Каршетт. – В стражах действительно больше.
Он слегка расслабился.
– Еще ты в начале испугался мятежа, но затем был храбрым, – сказала Эльга, поведя взгляд за спину Каршетта.
План бросить листья прислужнику в лицо и выбежать с криком о помощи разбился о засов на двери. Он был опущен в пазы.
Ладно.
– Храбрым? – переспросил Каршетт и рассмеялся.
В смехе сквозило облегчение.
– А что, не так? – спросила Эльга.
Пальцы танцевали свой танец.
«Хорошо, пусть выбраться из комнаты невозможно. Туп. Ток-топ. Значит, необходимо расположить Каршетта к себе. Туп-топ. Или изменить его? С одними осиновыми вряд ли это получится. И гроздь мятых, видимо, второпях прихваченных рябиновых листьев тоже ничего не решит. Топ-топ-топ. Тем более что менять? Топ. Ведь человек должен быть предрасположен к изменениям. Допустим, я могу усилить его страх, но это глупо. А выставить себя дурочкой я могу и без листьев.
Можно, конечно…»
Топ. Ток-топ. Продолжая набивать букет, Эльга закусила губу. Ох, мастер Мару, вы бы, наверное, были против.
– На самом деле нас, молодых, оставили в резерве, – сказал Каршетт. – Мы должны были следить, чтобы никто не вышел из дворца и, конечно, не штурмовал его снаружи. Я вообще сторожил задний двор.
Эльга улыбнулась.
– Впервые вижу парня, отказывающегося признать себя храбрецом.
Суровый дух щита Эльге нравился. Она видела воинов в его узоре, вчерашних мальчишек, которые, смеясь, сражались на деревянных мечах. Там же прятались беспокойные глаза женщин и усмешки бывалых бойцов.
Эльга села на кровать и пристроила щит на коленях. Железная кромка врезалась в кожу, и даже подложенная шкура не спасала от неприятных ощущений.
– Мне бы подставку, – сказала она, морщась.
– Я могу держать щит в руке, – сказал Каршетт.
– Было бы здорово! Только мне нужно, чтоб вы сели.
Каршетт подтащил к кровати скамейку и сел, надев щит на предплечье.
– Так?
– Ага. Замрите.
Пальцы сами нырнули в наволочку. Большей частью листья были осиновые, и Эльга посчитала, что для несерьезного букета их хватит. И вообще, удачно, что осиновые. Росла б на заднем дворе какая-нибудь туя – и все, извините, опростоволосилась.
Каршетт смешно таращил глаза и старался не дышать. Темные, кружком стриженные волосы. Карие глаза. Курносый нос. Синяк на левой скуле.
– Вы дышите, – сказала ему Эльга.
– Можно?
– С меня господин Саргюс спросит, если с вами что-нибудь случится.
– А-а.
Каршетт выдохнул и снова набрал воздуха в грудь, раздул щеки.
Смешно. Может, специально для нее? Просеивая листья, Эльга мысленно уже составляла узоры. Единственный сын. Год в городской охране. Родители дали три эрина старшему гаффину, чтобы его устроить. Простая служба. Несколько мелких стычек с ворами на торговой площади. Зуботычины от ветеранов. Мечты. Ах, мечты…
Эльга улыбнулась.
Каршетт часто видел себя старшим гаффином, с отдельной избой при казарме, с женой из северянок, скуластой, светловолосой, с тремя десятками стражников в подчинении, которые втягивают головы в плечи при одном его недовольном взгляде.
А вот парня приметил сам титор, и мечты стали смелее, радужнее. Не стояние у ворот как-никак, не обход улочек – охрана дворца. Изба выросла в каменный дом, к северянке прибавилась вторая, рыженькая, где-то в городе запримеченная…
Эльга нахмурилась.
– Что, низко держу? – забеспокоился Каршетт.
– Нет, все хорошо.
Мятеж жил в Каршетте красной осенней листвой, страхом, паникой, жадными медными запахами, звоном мечей.
Что-то таилось там.
Первыми касаниями Эльга обозначила контур. Осина шелестела тревожно, избитое дерево щита казалось колким. Ногтем отрезать лишнее, рассыпать второй слой, распределить его, стянуть к центру третий.
Что же за тайна?
– Это я? – спросил, заглядывая сверху, Каршетт.
Эльга подняла голову.
– Пока нет. Держите.
Внутри прислужника трепетали листья. Эльга видела их мелкий ход, за которым, как солнце в щель между ставнями, проглядывали стыд, неуверенность, страх разоблачения, темные крапивные зубчики. Каршетт был связан…
Нет, это не связь.
Он струсил! Он не встал у мятежников на пути! Ушел. Спрятался. Нет! Другое. Он пропустил их, выторговав собственную жизнь!
Пальцы замерли.
– Вы – мастер, да? – улыбнулся Каршетт.
– Почти, – сказала Эльга.
– У нас дома был счастливый букет.
– Действительно счастливый?
– Раньше, пока не засох.
Несмотря на кажущееся спокойствие, внутри у Каршетта все ходило ходуном. Его свободная рука незаметно подбиралась к короткому клинку на поясе. В его голове плыло: отвлечь, а потом ударить. Шиповник, кислица, кровь.
Эльга похолодела.
– А чей был букет? – беззаботным голосом спросила она.
– Не знаю. Старого мастера. Мне сказали, что мастера видят в людях все их мысли и дела.
Эльга фыркнула.
– Это ж старые мастера! Вот когда я состарюсь, тогда, возможно, тоже научусь видеть в людях.
– А сейчас? – жадно спросил Каршетт.
Эльге удалось легко пожать плечами.
– Так, чуть-чуть.
Она бросила на щит новый ворох листьев.
– И что ты видишь обо мне?
Ладонь Каршетта легла на клинок. Он даже повернулся чуть боком, чтобы Эльга этого не видела.
– О тебе?
– Да.
Здесь надо было не сфальшивить. Сыграть тонко. Кто она? Глупая, легкомысленная девчонка. Точь-в-точь как говорила мастер Мару. Впрочем, дурочку тоже надо подавать аккуратно. Эльга прищурилась, смотря парню в глаза.
– Ну, ты одинок, – сказала она.
Каршетт хмыкнул.
– Дальше.
– Ты несколько лет при титоре.
– Полгода.
– Ну, в стражах.
– Годится, – кивнул Каршетт. – В стражах действительно больше.
Он слегка расслабился.
– Еще ты в начале испугался мятежа, но затем был храбрым, – сказала Эльга, поведя взгляд за спину Каршетта.
План бросить листья прислужнику в лицо и выбежать с криком о помощи разбился о засов на двери. Он был опущен в пазы.
Ладно.
– Храбрым? – переспросил Каршетт и рассмеялся.
В смехе сквозило облегчение.
– А что, не так? – спросила Эльга.
Пальцы танцевали свой танец.
«Хорошо, пусть выбраться из комнаты невозможно. Туп. Ток-топ. Значит, необходимо расположить Каршетта к себе. Туп-топ. Или изменить его? С одними осиновыми вряд ли это получится. И гроздь мятых, видимо, второпях прихваченных рябиновых листьев тоже ничего не решит. Топ-топ-топ. Тем более что менять? Топ. Ведь человек должен быть предрасположен к изменениям. Допустим, я могу усилить его страх, но это глупо. А выставить себя дурочкой я могу и без листьев.
Можно, конечно…»
Топ. Ток-топ. Продолжая набивать букет, Эльга закусила губу. Ох, мастер Мару, вы бы, наверное, были против.
– На самом деле нас, молодых, оставили в резерве, – сказал Каршетт. – Мы должны были следить, чтобы никто не вышел из дворца и, конечно, не штурмовал его снаружи. Я вообще сторожил задний двор.
Эльга улыбнулась.
– Впервые вижу парня, отказывающегося признать себя храбрецом.