Машина пробуждения

Через одежду он ощутил, как Марвин прижался к нему членом – твердым как сталь, невзирая на ледяной ветер… или, может, именно благодаря ему. Почувствовав прикосновение жаркой плоти, Купер почувствовал дрожь, отчасти вызванную похотью, а отчасти – страхом. Затем их увлекло куда-то в сторону, закружило и завертело, и все мысли о Марвине полностью вылетели из головы.

По телу прокатывались волны пьянящей электрической дрожи, и Купер понял, почему Мертвые Парни испытывают такой лихорадочный восторг в ожидании полета. Как минимум в одном Марвин оказался прав – это и в самом деле была свобода. Они нашли свое лезвие бритвы, сладкую мечту любого адреналинового наркомана, паря во мраке, цепляясь за фалды слуг полуночной тьмы. Изо всех сил держась за Марвина, Купер восторженно хохотал. Он что-то кричал в пространство, хотя и понимал, что никто не услышит, но сейчас его это не волновало.

И тогда Марвин сделал нечто странное. Вначале он отвесил Куперу пощечину свободной рукой, что казалось невозможным – как же тогда они удерживались вместе? – а затем нежно поцеловал в губы. По щекам Марвина катились слезы, и Купер жадно ответил на его поцелуй, но Мертвый Парень тут же отвернулся.

– Вот ради чего мы живем, – прошептал он на ухо Куперу, нежно касаясь губами его шеи.

Под ними, сверкая огнями, убегая вдаль, насколько хватало глаз, простерся Неоглашенград. С такой высоты даже Купол казался маленьким камушком, лежащим на вогнутой тарелке, покрытой коркой городской грязи. Купол и разрушающаяся метрополия подходили друг к другу, словно два кусочка мозаики, но увидеть это можно было лишь с перспективы, недоступной простым смертным. С высоты, откуда на мир взирают боги или же где бушуют ураганы нежити.

Марвин продолжал целовать его шею, внося удивительное спокойствие в мир, где земля стремительно проносилась под ногами. Он прижимался к Куперу, и их тела сплетались, словно Купол и город, в странном наэлектризованном единении. А затем Марвин спросил:

– Ну и как сейчас там, в Нью-Йорке?

– Не понял? – изумленно отозвался Купер; прикосновения обвившего его ногу холодного как лед хвоста мертвого владыки казались удивительно убаюкивающими.

Марвин усмехнулся и зарылся носом в шею спутника.

– Да ладно тебе, – произнес Мертвый Парень. – С той поры много воды утекло, но я все равно узнаю нью-йоркского засранца с первого взгляда!

– Я не засранец! – рассмеялся Купер и вновь поцеловал его в губы.

Марвин погладил живот Купера через футболку.

– Милый, ты заявился сюда в синих джинсах и футболке «Данцига». Откуда еще такой мог взяться? Из гребаной Нарнии?

«Милый. Он назвал меня милым».

Купер и хотел бы сбросить с себя дурашливое настроение, да не мог. Господи Иисусе, как же ему было хорошо! Адреналин, страсть и чувство близости чужого тела захлестнули его в путешествии по этому мрачному аттракциону, способному повергнуть в краску стыда любого создателя американских горок. Даже думать не хотелось о том, что будет после того, как все закончится.

– Кто ты? – спросил Купер с явственным трепетом.

– Такой же американский гомик, как и ты. – Они оба вновь засмеялись, продолжая обниматься, но руки их скользнули ниже. – И я здесь вовсе не один такой.

– Постой. Правда? Ты?

Секса хотелось так сильно, что Купер едва мог говорить. Он заставлял себя продолжать расспросы, но не был способен остановить свои руки… или руки Марвина.

– Ага, – кивнул Мертвый Парень, вновь соприкасаясь с ним лбами. – Сам я родом из Фресно. Гестор не из наших, и нам приходится держать свое происхождение в тайне, не то он попытается нас разлучить, если узнает, что мы земляки. Но много новеньких Мертвых Парней родом с Земли. – В голосе Марвина прозвучало нечто вроде гордости. – Все началось лет так тридцать назад. Мы проторили тропинку в этот мир – он ко мне в некотором смысле взывал. После того что с нами приключилось, нам больше некуда было деваться. Другие наши жизни просто не срабатывали после того… после того, как мы… – Марвин замолчал.

– О чем это ты? – Эта сторона Марвина Куперу еще не была знакома. Взгляд Мертвого Парня затравленно заметался.

– Люди часто умирают молодыми, не знаю, что делает нас такими уж особенными. – Марвин пытался улыбнуться, но уголки его губ были изогнуты так, словно он вот-вот расплачется. – Это же был просто секс, мы первыми пытались ощутить свободу, жизнь. И это нас убило. – Мертвый Парень беспомощно всплеснул руками.

Купер сообразил не сразу, но затем его словно осенило, и он понял… слишком хорошо.

– ВИЧ?

Марвин потерянно посмотрел на него:

– Мы едва успели добиться права на то, чтобы жить, и тогда жизнь решила нас изничтожить. Это как если бы солнце вместо света начало излучать тьму. И… кое с кем из нас что-то произошло… Мы изобрели новый вид шрама, что и привело нас к небесным владыкам, когда мы искали нашу украденную свободу. – (А Купер-то было успел подумать, что его копилка ужасов давно переполнилась.) – И вот, оказавшись за многие миры от родины, мы по-прежнему прячемся в чуланах, по-прежнему трахаемся на самом пороге смерти, по-прежнему мечтаем улететь. Вечно молодые и раздавленные. Будь осторожен в своих желаниях, Купер.

Ночь хлестала Купера по лицу, и он вроде бы понимал, что больше всего ему сейчас следует бояться силы земного притяжения, но почему-то как раз она его и не страшила. Он разве что не обонял запаха чадящего печного дыма, когда уже знакомый гнев пустил корни в его сознании. Теперь все правильно. Гнев – вот кем он был, а вовсе не каким-то сексуально озабоченным придурком, опьяненным этими дикими американскими горками.

– Это несправедливо! – закричал Купер. – Ты должен либо умереть, либо жить и радоваться. А не… не… искать сотню тысяч лет подряд способ протянуть еще хотя бы… один… день. Ненавижу этот гребаный город, ненавижу просыпаться в нем по утрам, ненавижу тебя, Эшера и Сесстри! Все ненавижу! Настолько, что…

Купер задыхался, пытаясь вырваться. Он отпустил Марвина и запрокинул голову, умоляя гравитацию принять его, унести с собой в долгое падение, чтобы там, тысячей футов ниже, его череп разбился вдребезги, но небесный владыка держал крепко. Купер не знал, слышит ли его он – или она – и интересны ли они ему вообще.

«Ведь жизнь все равно уже никогда не станет прежней, – невзначай подумал он. – Просто дайте мне упасть и разбиться».

– Нет! – закричал Марвин, оплетая Купера руками, словно голодный осьминог. – Ох, детка, что же они с тобой сделали?

– Они? – визгливо заорал Купер. – Хрен они что со мной могут сделать! А вот что вы делаете со мной? Ублюдки, вы же все разрушили!

Он казался себе таким маленьким, и все, чего он сейчас хотел, так это просто прекратить существование.

Марвин собирался что-то ответить, хотя Купер и сам понимал, что сорвался в истерику. Больной не виноват в том, что его убивает болезнь. Тому, что Купер жил в тени колосса смертоносной заразы, причиной были простое стечение обстоятельств да матушка-природа. Он понимал это, но не мог смириться. «Это сварнинг? Так все и начинается?» – задумался Купер. Никогда прежде его так не волновало происходящее вокруг, он был слишком занят разгребанием собственного дерьма, чтобы утруждать себя еще и чужими проблемами. Марвин раскрыл рот, явно собираясь возмутиться, но они уже стремительно спускались к крыше. Как и почти все прочие «приходы», этот заканчивался, не принеся никакого удовлетворения, где-то на грани между откровением и разочарованием. «Ничто не имеет конца, потому что никогда и ничто не завершается», – подумал Купер, готовясь к столкновению с крышей.

– Прости меня, – сказал он.

– Ты в порядке? – спросил Марвин, собираясь для переката, чтобы погасить инерцию от жесткой посадки.

В следующее мгновение удар о крышу вышиб воздух из их легких. К тому моменту, когда Купер нашел в себе силы сесть, Марвин уже стоял, широко расставив ноги и ехидно показывая на него пальцем. Хотя перед глазами все плыло, Купер смог разглядеть Гестора, все еще тяжело дышавшего после танцев и последовавшего за ними полета. Вожак стоял, прислонившись к полуразрушенной стене, рассматривая новичка скучающим взглядом.

Купер поднялся на локтях. Казалось, будто столкновение с крышей вытряхнуло из него все эмоции. Он не помнил, что или почему испытывал. Но эмоции были ядовитыми и, возможно, были вызваны ядом. Посмотрев на Марвина, он увидел привлекательного, но сломленного человека, окружившего его пусть и кратковременной, но заботой. Купер не питал особых иллюзий насчет своего проводника и знал, что не может ему доверять, однако Мертвый Парень притягивал к себе телесной привлекательностью и хотя бы видимостью неравнодушия – теми качествами, которые Купер просто не мог отвергнуть. Даже если за теплоту Марвина предстояло расплачиваться чем-то большим перед всем его племенем.


– Катись в жопу, шлюшка! – почти с любовью в голосе проворчал Купер.

– Живой! – весело завопил Марвин буквально на мгновение позже, чтобы радость его не показалась наигранной, наблюдая за тем, как Купер опять распластывается под стальным карнизом, хотя бы как-то защищающим от струй черного ливня. Затем Мертвый Парень повернулся к своим товарищам и махнул им. – А я говорил, что он справится!

Теплые руки помогли Куперу подняться, и в свете костров сверкнули зубы Гестора. По-прежнему прячась за пластиковыми линзами солнцезащитных очков, вожак произнес басовитым голосом непререкаемого лидера:

– Вынужден извиниться, Марвин, что усомнился в тебе. Этим вечером ты заслужил награду – ну, почти.

– Почти? – Марвин был готов сорваться на визг; у Купера все похолодело внутри, хотя чего-то подобного он и ожидал.

Одной рукой Гестор протянул кривой кинжал, а другой указал на небеса:

– Эмираты свободы оценят твое покаяние, когда ты исполнишь свою работу.

«Награда? – Купер и хотел бы сбежать, но рука Марвина крепко прижала его к крыше. – Покаяние?»

Марвин поник головой и принял кинжал.

– Прости, – прошептал Мертвый Парень, обливаясь слезами, пока его пальцы поднимались вдоль по позвоночнику к шее Купера. В голове последнего зазвенело: «ПростиПростиПростиТакМногоПричинДляСкорбиМойПухлыйАнгелочек, МойМилыйМальчикКакБыЯХотелТебяЛюбить, ЕслиБыТолькоНамЭтоПозволили».

Гестор хрипло засмеялся, глядя поверх своих дурацких очков.

– Давай. Прирежь его.

Опьяняющее прикосновение Марвина заставило Купера вновь безвольно развалиться на крыше и застонать. Энтропия успела бы поглотить бесчисленные вселенные, а Куперу не только бы не надоело это ощущение – он бы пришел еще и за добавкой. Марвин понимал это и улыбался. Все, что терзало Купера, вдруг улетучилось, и он внезапно осознал, что умоляет: «Сделай это; уничтожь меня. Членосос!»

Когда-то у Купера был дом, но он его потерял; были друзья, но он их покинул; прямой путь, с которого он свернул, когда перед ним раскрылась роза возможностей. Купер с ужасом осознал, что был готов плясать с «Оттоком», лишь бы снова стать свободным, был готов любить Мертвого Парня, дарить ему свою живую кровь и даже душу, если тот только попросит. Если бы Марвин пообещал привести его к свободе, Купер согласился бы вырвать собственное сердце. Поцеловал бы лича в засос в пергаментные уста, если это было необходимо ради свободы.

Марвин оскалил зубы и обнажил кинжал… и тогда Купер познал блаженство.



Купер лежал на том, что осталось от его одежды, изрезанной на лоскуты кинжалом Марвина, перед всеми живыми представителями «Оттока» – и неизвестно каким количеством небесных владык. Они с Марвином не были сейчас единственными, кто публично сношался прямо на крыше, но именно они привлекли к себе больше всего внимания. И парни, и девушки хлопали в ладоши, задавая ритм их сплетавшимся телам.

Купера никогда даже отдаленно не привлекала мысль о публичном обнажении, не говоря уже о эксгибиционистском сексе на глазах у банды, готовой прирезать его с той же легкостью, с какой и оттрахать. Но в пылу момента его это перестало волновать – наводненная людьми крыша лишь сильнее распаляла, пока они с Марвином ласкали друг друга губами, пальцами, пенисами. Он казался себе потягивающимся от наслаждения котом, лежащим на подоконнике под взорами десятков Мертвых Парней и Погребальных Девок и бесчисленного множества небесных владык.

Тот факт, что его не расчленили и даже не «прирезали», как того требовал Гестор, немного успокоил Купера. Он знал натуру таких, как лидер Мертвых Парней, – садисты, обожающие унижать, они обещают тебе агонию, а затем дарят экстаз, но только ради того, чтобы в последний момент отнять его у тебя и заменить теми самыми мучениями, которых ты, казалось бы, уже избежал. И все же Купер пришел сюда ради плачущей женщины и теперь был обязан остаться, чтобы спасти ее. Впрочем, он все равно не думал, что сумеет сбежать, – его обложили со всех сторон.

«Блин, я словно в тюрьме».

Марвин тяжело сопел Куперу в шею, почти засыпая, но по-прежнему обнимая партнера подобно любвеобильному осьминогу. Купер стонал в ответ, покусывая ухо Мертвого Парня и сжимая того в теплых крепких объятиях. Когда Купер решил, что они уже выходят на второй круг – или все же на третий? – Марвин вытащил член и поднялся, окинув любовника полным похоти и сожаления взглядом.

– Пойдем, – пнул он Купера в бок. – Время пришло.

Светлее на крыше не стало, невзирая на все еще пылающие в мусорных баках костры и прибитые к стенам факелы, зато толпа рассосалась. Только Гестор все еще стоял на дальнем ее краю, одной рукой обхватив стальной трос, закрепленный на голой поперечине. Вожак поманил Марвина и Купера пальцем. Купер был абсолютно голым, но ему хотелось расхохотаться от того, что совсем недавно он не мог представить себе ничего худшего. И вдруг собственная нагота стала казаться ему чем-то вроде брони.

«Будь осторожен в своих желаниях, Мертвый Парень».

– Ты узрел свободу, которую мы провозглашаем нашим смертным правом, – громогласно произнес Гестор. – Попробовал на вкус черный дождь свободы и ощутил касание обвившего тебя хвоста нашего небесного владыки. Ты был взят и наслаждался вместе с нами, – Гестор кивнул Марвину, который уже застегивал на обнаженном торсе Купера одеяние, состоявшее из одних кожаных ремней, – и познал экстаз нашего танца.

Купер кивнул, изо всех сил стараясь делать вид, будто все понимает, и безуспешно пытаясь отогнать вновь поселившееся в нем чувство тревоги. Опасность снова показала ему свои зубы.

«Что же это за качели, в самом деле! – подумал он. – То хвосты личей, то графеновая драконоподобная королева».

Гестор осклабился, оглядывая Купера с ленивым вожделением.

– Остался один последний шажок. – Лидер подавлял своей властностью. – Как же я завидую тебе, Купер! Вкусить впервые можно лишь один раз.

«Что именно вкусить, Мертвый Парень?»

Купера начинало подташнивать при одном только взгляде на стальной трос, протянутый между башнями, и сотни футов простершейся под ним пропасти. Он и сам стеснялся нахлынувшей на него робости перед высотой, после того как поднялся на башню и совершил полет вместе с личами. Да и все прежние его страхи вдруг показались такими… смешными.

Гестор протянул Марвину второй захват для спуска по стальному тросу и пристегнул к нему общим поясом Купера. Тела их отреагировали так, словно и в самом деле готовились ко второму – или третьему – заходу, и даже ледяной ветер и присутствие жутковатого вождя Мертвых Парней не могли им помешать.

– Мы куда-то отправляемся? – Купер старался приглушить страх в своем голосе, но ему не очень-то удалось.

– А у тебя есть какие-то планы?

Купер все еще пытался придумать хоть какую-нибудь отговорку, когда Гестор толкнул Марвина в спину обеими руками. Обнаженный Купер сорвался в пропасть сразу за ним, беспомощно повиснув на кожаных ремнях, прикрепленных к такому же одеянию Марвина. Трос звенел и неистово раскачивался, пока они мчались над бездной, и Куперу показалось, что он барахтается так добрых полчаса, хотя прошло от силы каких-то полминуты. Затем Марвин врезался во что-то твердое, кажется в стену, вновь выбив воздух из легких Купера, и оба секунду безвольно висели на тросе, после чего Марвин отстегнулся, и они повалились на пол за мгновение до того, как к ним спустился Гестор, ловко спружинивший ногами о стену и с задорным воплем спрыгнувший вниз. Он в страховочных креплениях не нуждался.

Упав, Купер ободрал в кровь колени и ладони, но в остальном все обошлось без повреждений. Чьи-то руки – не Гестора и не Марвина – помогли ему подняться и отряхнули. На крыше собралась целая толпа Мертвых Парней, образовавшая полукруг возле того места, где заканчивался трос. Один из них накинул на плечи Купера нечто вроде халата, и толстяк, стуча зубами от холода и страха, поспешил запахнуться поплотнее.

Они стояли на вершине еще одной башни, даже более фантастической, нежели та, которую Купер про себя уже обозначил как штаб «Оттока». Но, конечно же, все эти башни принадлежали нежити и их приспешникам. Пол и остатки стен этого небоскреба были возведены из бесшовного синевато-серого материала, напоминавшего нечто среднее между металлом и керамикой, а под его матовой поверхностью мельтешили электрические искры.