Марионетка
Часть 10 из 28 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Обязательно, Андрюша, обязательно познакомлю, — с силой затрясла головой женщина.
Макс мог бы поклясться, что сейчас она говорила абсолютно искренне.
Подгорный двинулся в сторону магазина. Хотя он и не оглядывался, но был абсолютно уверен, что Ирина Геннадиевна наблюдает за ним через зеркало заднего вида. Дойдя до неказистого здания с двумя квадратными зарешеченными окнами, над одним из которых красовалась вывеска «Продукты», а над другим «Хозтовары», Макс вспотел. Он напряженно вслушивался в окружающую его тишину, но было тихо. Скорее всего, он сам себя накрутил и ему мерещится, что все его в чем-то подозревают. Никакой опасности на самом деле нет.
— Никакой, — прошептал Макс и метнулся в проулок за магазином.
Бежать! Та же самая мысль, что заставила его в спешке покинуть место убийства Локтионова, подгоняла его и сейчас. Бежать! Только так можно сохранить свою свободу. Только так можно сохранить надежду доказать свою невиновность.
Выбежав на окраину поселка, запыхавшийся Подгорный остановился. Боль в правом боку давала о себе знать с каждым новым шагом, дышать было тяжело, а налитая кровью голова казалась вдвое тяжелее, чем обычно.
Макс достал смартфон. Судя по карте, в нескольких сотнях метров перед ним, за лесополосой, проходила железная дорога. Если ее пересечь, то он окажется в другом дачном поселке. Если парикмахерша и впрямь вызвала полицию, то, скорее всего, на вызов приедет одна машина. Пока они будут искать его по поселку, он успеет вызвать такси и уехать. До Подольска рукой подать, машина через пять минут уже приедет.
Где-то вдалеке послышалось негромкое завывание сирены. Звук постепенно нарастал, а затем неожиданно оборвался. Очевидно, полицейские решили, что не стоит оповещать преступника о своем приближении. Узкая тропинка тянулась в сторону березовой рощи. Станция была расположена в другой стороне и по этой тропе ходили не часто. Макс сунул телефон в карман и побежал.
* * *
Пройдя в глубь участка, Реваев не стал сразу заходить в дом, а прошелся по дорожке, огибающей особняк Локтионова. У торца дома дорожка раздваивалась. Одна серая лента тянулась дальше за дом, другая поворачивала направо к ограде, отделяющей территорию усадьбы Локтионова от прилегающего участка, на котором и произошло убийство. На развилке росла гигантская старая береза, с толстым, причудливо изогнутым стволом. Реваев остановился полюбоваться красотой могучего дерева. На высоте нескольких метров толстый ствол по неизвестной теперь уже причине расходился на три более тонких ответвления, каждое из которых продолжало расти, все дальше отклоняясь от своего основания. Реваев знал, что рано или поздно эти ответвления начнут трескаться и ломаться под своим весом. Но пока этого не произошло, они будут продолжать тянуться к свету, каждым новым побегом, каждой новой веткой приближая свою гибель.
Налюбовавшись березой, Реваев двинулся в сторону ограды, разделяющей два участка. Как ни странно, калитка по-прежнему была незаперта. Полковник потянул на себя металлическую створку и, сделав несколько шагов, оказался на месте недавнего преступления. Дождей не было уже неделю, и Реваеву удалось найти бурое пятно засохшей крови на явно требующем стрижки газоне. От веранды до места убийства было всего несколько шагов. Реваев полной грудью вдохнул пахнущий сосновой хвоей воздух и неожиданно ярко представил себе двух людей, допивающих уже вторую бутылку виски. Вот один из них говорит, что с него уже хватит и собирается уходить, другой тянет его за рукав, требуя, чтобы собутыльник посидел еще немного. Если поискать, то можно найти еще немного выпивки и продолжить посиделки. Желающий уйти человек вырывает руку, говорит, что ему пора. И тут звучит фраза, избитая, истрепанная и залитая кровью сотен убитых после того, как она была произнесена. Почему пьяные люди так беспокоятся о том, чтобы их уважал хотя бы собутыльник? Может быть, потому, что они перестают уважать себя сами? Именно поэтому они так агрессивно порой требуют уважения от других? И вот, желая наконец завершить затянувшийся вечер, человек делает последнюю в своей жизни ошибку. Он бросает короткое: «Нет» и, повернувшись спиной к собеседнику, спускается с веранды, уверенный, что на этом общение завершилось. Ему надо сделать всего несколько шагов, и он будет уже за калиткой. Ошибка. Ведь он не учел, что у собеседника остался последний аргумент, и он непременно должен быть использован.
Пролетевший прямо перед лицом воробей прервал раздумья полковника. Он прекрасно знал, что почти половина убийств в стране происходят именно по такой схеме, отличаясь лишь несущественными деталями. Ну а если на месте преступления присутствовали нож и пустые бутылки из-под алкоголя, то исход дела был очевиден.
— Труп, нож и собутыльник, — пробормотал Реваев, — все очевидно.
Ему не хотелось верить в то, что было очевидно.
— Здравствуйте. Вы следователь? — послышался голос из-за ограды.
Реваев обернулся. Элегантная блондинка лет тридцати — тридцати пяти пристально смотрела на него, положив руку на калитку.
— Полковник Реваев Юрий Дмитриевич. — Он продемонстрировал удостоверение.
— Я думала, — женщина нервным движением откинула в сторону упавшую на лоб прядь волос, — я надеялась, что нас больше не будут беспокоить.
Реваев промолчал, предоставляя возможность собеседнице высказаться.
— Так мне обещал тот следователь, который приезжал до вас. Сразу после… — она запнулась.
— Я понимаю, — кивнул Реваев, — я постараюсь не задерживаться у вас долго. Вы мне, кстати, не поможете, Полина Игоревна? Я ведь не ошибся?
— Я думаю, ошибиться трудно, — жена, точнее уже вдова, убитого банкира не скрывала свое раздражение, — здесь больше нет других женщин. И лучше без отчества.
— Еще же есть ваша дочь, — заметил полковник.
— Надя, — брови женщины взмыли вверх, при этом Реваеву показалось, что удивление было слишком наигранным, — какая она женщина, она совсем ребенок. Ей нет и четырнадцати. В чем вам нужна помощь?
Полина открыла калитку и, осторожно обогнув место убийства, приблизилась к Реваеву.
— Я не вижу камер видеонаблюдения. Насколько я знаю, они здесь есть.
— Да, их почти невозможно заметить. Когда отделывали этот дом, Анатолию в голову пришла мысль сделать видеонаблюдение скрытным. Не знаю зачем, меня это мало интересовало. Одна камера закреплена вон за той балкой, — Полина вытянула вверх руку, — она снимает почти всю террасу, а вторая под свесом крыши, она направлена на дорожку, ведущую к дому.
— Хороший ракурс, — оценил Реваев, увидев наконец вторую камеру. Она отлично просматривала место убийства. — И тем не менее записи исчезли.
— А что вы хотели? — Голос Локтионовой прозвучал резко. — Чтобы убийца оставил вам запись?
— Но для начала он должен был об этой записи знать, — заметил полковник.
— Ну, конечно же, Анатолий все рассказал этому человеку, когда позволил ему поселиться в этом доме. — Полина явно не хотела произносить имя Подгорного.
— Вы не покажете мне, где находится записывающее устройство, — попросил Реваев, — я полагаю, оно тоже спрятано.
— Пойдемте, — кивнула Локтионова.
Рекордер был действительно надежно припрятан в шкафу, расположенном под лестницей, ведущей на второй этаж.
Полина распахнула декоративную деревянную дверцу, за ней пряталась вторая, уже металлическая. Локтионова дернула за ручку, но дверца была заперта.
— У меня нет с собой ключей, — пожала она плечами, — они у нас в доме, их брали ваши коллеги, когда проводили обыск.
— А у вашего постояльца ключ был? — уточнил Реваев.
— Вот уж не знаю, — она вновь пожала плечами, — думаю, Анатолий передал все ключи. Раз жесткий диск вынут, значит, ключи были. Верно?
— Может быть, — не стал спорить полковник, — скажите, после того как вы приносили сюда еду, вы еще потом выходили из дома?
— Нет, — она покачала головой, — какое-то время я смотрела телевизор, но ничего интересного не было. Около полуночи я его выключила и пошла спать.
— Сразу спать? — Реваев внимательно осматривал просторную гостиную.
— Я приняла душ, переоделась, выпила стакан воды. Какие еще подробности вас интересуют? — Раздражение Локтионовой ощущалось все сильнее.
— И спали до утра не просыпаясь?
— Да, именно так. Проснулась я в семь и поняла, что Анатолий так и не возвращался. Тогда я оделась и пошла сюда.
— А ваша дочь?
— Что? — не поняла Локтионова. — Она еще спала.
— Я имею в виду, что она делала вечером, — объяснил Реваев.
— Я точно не скажу, — Полина нахмурилась, — она была в своей комнате. Скорее всего, сидела с планшетом.
— Когда вы ложились спать, она уже спала?
— Нет, — Локтионова покачала головой, — сейчас каникулы. Летом я не заставляю ее ложиться спать рано.
— Я хотел бы поговорить с ней.
Реваев был готов к сопротивлению, однако Полина только недовольно цокнула языком.
— Пойдемте, она дома. Надеюсь только, — она обернулась, — разговор будет не очень долгим, нам скоро надо уехать.
— Всего несколько вопросов, — заверил Реваев.
На пути к дому Реваев вновь остановился возле огромной березы. Полина недовольно оглянулась на него.
— Прекрасное дерево, — Юрий Дмитриевич похлопал толстенный ствол, — к таким в деревнях обычно качели привязывают.
— У нас есть садовые качели за домом, — отозвалась Локтионова, — зачем портить дерево?
— Вы правы, — согласился Реваев.
* * *
Сменив две машины такси и выбросив по дороге телефон, Макс наконец добрался до дома. На всякий случай последние два квартала он прошел пешком. День, начинавшийся так удачно, обернулся катастрофой. Конечно, он не попался, однако теперь полиция знала, как он выглядит. Уже завтра фотографии короткостриженого блондина будут у всех патрульных.
Приняв душ, Подгорный немного успокоился. Однако он все равно понимал, что ситуация стала намного хуже, чем она была днем ранее. Взяв один из трех оставшихся у него телефонов, Макс вышел из дома. Белая бейсболка и темные очки с широкой оправой, может быть, и скрывали его внешность от проходящих мимо людей, но ощущения безопасности не давали. Подгорный все время ловил на себе пристальные, настороженные взгляды прохожих. Скорее всего, эти взгляды были всего лишь плодом его испуганного сознания, однако от каждого из них Максу хотелось броситься прочь.
Прошагав минут двадцать, Подгорный оказался возле небольшого аккуратного сквера с несколькими лавочками в тени деревьев. Почти все скамьи были заняты отдыхающими пенсионерами, однако Максу повезло найти свободное место. Вновь пускаться в самостоятельные поиски нового жилья ему не хотелось, а точнее, было страшно, но и оставаться в нынешней квартире долго было нельзя. Особенно теперь, когда его новая внешность стала известна преследователям.
Максу нужна была помощь. Однако в огромной Москве помочь ему было некому. Он уже и так обратился к человеку, который по долгу службы обязан содействовать его розыску, но никак не помогать прятаться. В родном Среднегорске людей, которые наверняка пришли бы ему на помощь, было гораздо больше. Хотя, конечно, и единица гораздо больше нуля. На самом деле таких людей было не так много, и велика вероятность того, что следствие взяло под контроль их телефонные разговоры. Подгорный задумался. Через несколько мгновений он с радостью щелкнул пальцами. Сокольский! У главного редактора принадлежавшей Подгорному Среднегорской телекомпании был второй телефон, номер которого знали только Подгорный и выпускающие редактора телеканала, которым под угрозой увольнения Сокольский запретил рассказывать о нем кому бы то ни было. Когда Юрий Борисович хотел побыть в уединении и отдохнуть от общения с людьми, он выключал всем известный номер, однако при необходимости с ним всегда можно было связаться. Номер не был зарегистрирован на Сокольского, и вряд ли полиция о нем уже узнала. В любом случае стоило попытаться. Макс набрал номер Сокольского и, когда услышал недовольное «Слушаю», жизнерадостно произнес:
— Ну здравствуйте, Юрий Борисович! Это Максим.
Когда разговор был окончен, Макс выключил телефон и вынул из него аккумулятор. Если Сокольский сделает все, как обещал, то, может быть, одной проблемой станет меньше. Макс возбужденно вскочил со скамейки и тут же замер. Только что одной проблемой стало больше. По асфальтированной дорожке прямо к нему направлялись двое полицейских. Оба они смотрели прямо на Макса, причем один из них держал руку на пристегнутой к поясу кобуре с табельным оружием.
* * *
Услышав легкие шаги, Реваев обернулся. Надя сбежала по лестнице и теперь смотрела на следователя с любопытством. Полковник поразился, до чего она похожа на свою приемную мать. Тот же оттенок волос, те же полные, чувственные губы, те же огромные серые глаза. И то же недовольство в голосе.
— Вы что-то хотели?
Макс мог бы поклясться, что сейчас она говорила абсолютно искренне.
Подгорный двинулся в сторону магазина. Хотя он и не оглядывался, но был абсолютно уверен, что Ирина Геннадиевна наблюдает за ним через зеркало заднего вида. Дойдя до неказистого здания с двумя квадратными зарешеченными окнами, над одним из которых красовалась вывеска «Продукты», а над другим «Хозтовары», Макс вспотел. Он напряженно вслушивался в окружающую его тишину, но было тихо. Скорее всего, он сам себя накрутил и ему мерещится, что все его в чем-то подозревают. Никакой опасности на самом деле нет.
— Никакой, — прошептал Макс и метнулся в проулок за магазином.
Бежать! Та же самая мысль, что заставила его в спешке покинуть место убийства Локтионова, подгоняла его и сейчас. Бежать! Только так можно сохранить свою свободу. Только так можно сохранить надежду доказать свою невиновность.
Выбежав на окраину поселка, запыхавшийся Подгорный остановился. Боль в правом боку давала о себе знать с каждым новым шагом, дышать было тяжело, а налитая кровью голова казалась вдвое тяжелее, чем обычно.
Макс достал смартфон. Судя по карте, в нескольких сотнях метров перед ним, за лесополосой, проходила железная дорога. Если ее пересечь, то он окажется в другом дачном поселке. Если парикмахерша и впрямь вызвала полицию, то, скорее всего, на вызов приедет одна машина. Пока они будут искать его по поселку, он успеет вызвать такси и уехать. До Подольска рукой подать, машина через пять минут уже приедет.
Где-то вдалеке послышалось негромкое завывание сирены. Звук постепенно нарастал, а затем неожиданно оборвался. Очевидно, полицейские решили, что не стоит оповещать преступника о своем приближении. Узкая тропинка тянулась в сторону березовой рощи. Станция была расположена в другой стороне и по этой тропе ходили не часто. Макс сунул телефон в карман и побежал.
* * *
Пройдя в глубь участка, Реваев не стал сразу заходить в дом, а прошелся по дорожке, огибающей особняк Локтионова. У торца дома дорожка раздваивалась. Одна серая лента тянулась дальше за дом, другая поворачивала направо к ограде, отделяющей территорию усадьбы Локтионова от прилегающего участка, на котором и произошло убийство. На развилке росла гигантская старая береза, с толстым, причудливо изогнутым стволом. Реваев остановился полюбоваться красотой могучего дерева. На высоте нескольких метров толстый ствол по неизвестной теперь уже причине расходился на три более тонких ответвления, каждое из которых продолжало расти, все дальше отклоняясь от своего основания. Реваев знал, что рано или поздно эти ответвления начнут трескаться и ломаться под своим весом. Но пока этого не произошло, они будут продолжать тянуться к свету, каждым новым побегом, каждой новой веткой приближая свою гибель.
Налюбовавшись березой, Реваев двинулся в сторону ограды, разделяющей два участка. Как ни странно, калитка по-прежнему была незаперта. Полковник потянул на себя металлическую створку и, сделав несколько шагов, оказался на месте недавнего преступления. Дождей не было уже неделю, и Реваеву удалось найти бурое пятно засохшей крови на явно требующем стрижки газоне. От веранды до места убийства было всего несколько шагов. Реваев полной грудью вдохнул пахнущий сосновой хвоей воздух и неожиданно ярко представил себе двух людей, допивающих уже вторую бутылку виски. Вот один из них говорит, что с него уже хватит и собирается уходить, другой тянет его за рукав, требуя, чтобы собутыльник посидел еще немного. Если поискать, то можно найти еще немного выпивки и продолжить посиделки. Желающий уйти человек вырывает руку, говорит, что ему пора. И тут звучит фраза, избитая, истрепанная и залитая кровью сотен убитых после того, как она была произнесена. Почему пьяные люди так беспокоятся о том, чтобы их уважал хотя бы собутыльник? Может быть, потому, что они перестают уважать себя сами? Именно поэтому они так агрессивно порой требуют уважения от других? И вот, желая наконец завершить затянувшийся вечер, человек делает последнюю в своей жизни ошибку. Он бросает короткое: «Нет» и, повернувшись спиной к собеседнику, спускается с веранды, уверенный, что на этом общение завершилось. Ему надо сделать всего несколько шагов, и он будет уже за калиткой. Ошибка. Ведь он не учел, что у собеседника остался последний аргумент, и он непременно должен быть использован.
Пролетевший прямо перед лицом воробей прервал раздумья полковника. Он прекрасно знал, что почти половина убийств в стране происходят именно по такой схеме, отличаясь лишь несущественными деталями. Ну а если на месте преступления присутствовали нож и пустые бутылки из-под алкоголя, то исход дела был очевиден.
— Труп, нож и собутыльник, — пробормотал Реваев, — все очевидно.
Ему не хотелось верить в то, что было очевидно.
— Здравствуйте. Вы следователь? — послышался голос из-за ограды.
Реваев обернулся. Элегантная блондинка лет тридцати — тридцати пяти пристально смотрела на него, положив руку на калитку.
— Полковник Реваев Юрий Дмитриевич. — Он продемонстрировал удостоверение.
— Я думала, — женщина нервным движением откинула в сторону упавшую на лоб прядь волос, — я надеялась, что нас больше не будут беспокоить.
Реваев промолчал, предоставляя возможность собеседнице высказаться.
— Так мне обещал тот следователь, который приезжал до вас. Сразу после… — она запнулась.
— Я понимаю, — кивнул Реваев, — я постараюсь не задерживаться у вас долго. Вы мне, кстати, не поможете, Полина Игоревна? Я ведь не ошибся?
— Я думаю, ошибиться трудно, — жена, точнее уже вдова, убитого банкира не скрывала свое раздражение, — здесь больше нет других женщин. И лучше без отчества.
— Еще же есть ваша дочь, — заметил полковник.
— Надя, — брови женщины взмыли вверх, при этом Реваеву показалось, что удивление было слишком наигранным, — какая она женщина, она совсем ребенок. Ей нет и четырнадцати. В чем вам нужна помощь?
Полина открыла калитку и, осторожно обогнув место убийства, приблизилась к Реваеву.
— Я не вижу камер видеонаблюдения. Насколько я знаю, они здесь есть.
— Да, их почти невозможно заметить. Когда отделывали этот дом, Анатолию в голову пришла мысль сделать видеонаблюдение скрытным. Не знаю зачем, меня это мало интересовало. Одна камера закреплена вон за той балкой, — Полина вытянула вверх руку, — она снимает почти всю террасу, а вторая под свесом крыши, она направлена на дорожку, ведущую к дому.
— Хороший ракурс, — оценил Реваев, увидев наконец вторую камеру. Она отлично просматривала место убийства. — И тем не менее записи исчезли.
— А что вы хотели? — Голос Локтионовой прозвучал резко. — Чтобы убийца оставил вам запись?
— Но для начала он должен был об этой записи знать, — заметил полковник.
— Ну, конечно же, Анатолий все рассказал этому человеку, когда позволил ему поселиться в этом доме. — Полина явно не хотела произносить имя Подгорного.
— Вы не покажете мне, где находится записывающее устройство, — попросил Реваев, — я полагаю, оно тоже спрятано.
— Пойдемте, — кивнула Локтионова.
Рекордер был действительно надежно припрятан в шкафу, расположенном под лестницей, ведущей на второй этаж.
Полина распахнула декоративную деревянную дверцу, за ней пряталась вторая, уже металлическая. Локтионова дернула за ручку, но дверца была заперта.
— У меня нет с собой ключей, — пожала она плечами, — они у нас в доме, их брали ваши коллеги, когда проводили обыск.
— А у вашего постояльца ключ был? — уточнил Реваев.
— Вот уж не знаю, — она вновь пожала плечами, — думаю, Анатолий передал все ключи. Раз жесткий диск вынут, значит, ключи были. Верно?
— Может быть, — не стал спорить полковник, — скажите, после того как вы приносили сюда еду, вы еще потом выходили из дома?
— Нет, — она покачала головой, — какое-то время я смотрела телевизор, но ничего интересного не было. Около полуночи я его выключила и пошла спать.
— Сразу спать? — Реваев внимательно осматривал просторную гостиную.
— Я приняла душ, переоделась, выпила стакан воды. Какие еще подробности вас интересуют? — Раздражение Локтионовой ощущалось все сильнее.
— И спали до утра не просыпаясь?
— Да, именно так. Проснулась я в семь и поняла, что Анатолий так и не возвращался. Тогда я оделась и пошла сюда.
— А ваша дочь?
— Что? — не поняла Локтионова. — Она еще спала.
— Я имею в виду, что она делала вечером, — объяснил Реваев.
— Я точно не скажу, — Полина нахмурилась, — она была в своей комнате. Скорее всего, сидела с планшетом.
— Когда вы ложились спать, она уже спала?
— Нет, — Локтионова покачала головой, — сейчас каникулы. Летом я не заставляю ее ложиться спать рано.
— Я хотел бы поговорить с ней.
Реваев был готов к сопротивлению, однако Полина только недовольно цокнула языком.
— Пойдемте, она дома. Надеюсь только, — она обернулась, — разговор будет не очень долгим, нам скоро надо уехать.
— Всего несколько вопросов, — заверил Реваев.
На пути к дому Реваев вновь остановился возле огромной березы. Полина недовольно оглянулась на него.
— Прекрасное дерево, — Юрий Дмитриевич похлопал толстенный ствол, — к таким в деревнях обычно качели привязывают.
— У нас есть садовые качели за домом, — отозвалась Локтионова, — зачем портить дерево?
— Вы правы, — согласился Реваев.
* * *
Сменив две машины такси и выбросив по дороге телефон, Макс наконец добрался до дома. На всякий случай последние два квартала он прошел пешком. День, начинавшийся так удачно, обернулся катастрофой. Конечно, он не попался, однако теперь полиция знала, как он выглядит. Уже завтра фотографии короткостриженого блондина будут у всех патрульных.
Приняв душ, Подгорный немного успокоился. Однако он все равно понимал, что ситуация стала намного хуже, чем она была днем ранее. Взяв один из трех оставшихся у него телефонов, Макс вышел из дома. Белая бейсболка и темные очки с широкой оправой, может быть, и скрывали его внешность от проходящих мимо людей, но ощущения безопасности не давали. Подгорный все время ловил на себе пристальные, настороженные взгляды прохожих. Скорее всего, эти взгляды были всего лишь плодом его испуганного сознания, однако от каждого из них Максу хотелось броситься прочь.
Прошагав минут двадцать, Подгорный оказался возле небольшого аккуратного сквера с несколькими лавочками в тени деревьев. Почти все скамьи были заняты отдыхающими пенсионерами, однако Максу повезло найти свободное место. Вновь пускаться в самостоятельные поиски нового жилья ему не хотелось, а точнее, было страшно, но и оставаться в нынешней квартире долго было нельзя. Особенно теперь, когда его новая внешность стала известна преследователям.
Максу нужна была помощь. Однако в огромной Москве помочь ему было некому. Он уже и так обратился к человеку, который по долгу службы обязан содействовать его розыску, но никак не помогать прятаться. В родном Среднегорске людей, которые наверняка пришли бы ему на помощь, было гораздо больше. Хотя, конечно, и единица гораздо больше нуля. На самом деле таких людей было не так много, и велика вероятность того, что следствие взяло под контроль их телефонные разговоры. Подгорный задумался. Через несколько мгновений он с радостью щелкнул пальцами. Сокольский! У главного редактора принадлежавшей Подгорному Среднегорской телекомпании был второй телефон, номер которого знали только Подгорный и выпускающие редактора телеканала, которым под угрозой увольнения Сокольский запретил рассказывать о нем кому бы то ни было. Когда Юрий Борисович хотел побыть в уединении и отдохнуть от общения с людьми, он выключал всем известный номер, однако при необходимости с ним всегда можно было связаться. Номер не был зарегистрирован на Сокольского, и вряд ли полиция о нем уже узнала. В любом случае стоило попытаться. Макс набрал номер Сокольского и, когда услышал недовольное «Слушаю», жизнерадостно произнес:
— Ну здравствуйте, Юрий Борисович! Это Максим.
Когда разговор был окончен, Макс выключил телефон и вынул из него аккумулятор. Если Сокольский сделает все, как обещал, то, может быть, одной проблемой станет меньше. Макс возбужденно вскочил со скамейки и тут же замер. Только что одной проблемой стало больше. По асфальтированной дорожке прямо к нему направлялись двое полицейских. Оба они смотрели прямо на Макса, причем один из них держал руку на пристегнутой к поясу кобуре с табельным оружием.
* * *
Услышав легкие шаги, Реваев обернулся. Надя сбежала по лестнице и теперь смотрела на следователя с любопытством. Полковник поразился, до чего она похожа на свою приемную мать. Тот же оттенок волос, те же полные, чувственные губы, те же огромные серые глаза. И то же недовольство в голосе.
— Вы что-то хотели?