Малышка

За это время я настолько привыкла к потребительскому отношению к своей персоне, что элементарно забыла, как бывает иначе. А ведь с ним всегда было иначе.

Он приезжал ко мне среди ночи, стоило только позвонить. Покупал мне все, кормил вкусняшками, узнавал, выспалась ли я, и ещё много всяких моментов, которые я старательно гнала из своих воспоминаний больше двух лет.

И тут: «Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко».

И я плачу не потому, что чувства к Максу вспыхнули вновь. Я плачу, потому что вдруг осознала, что все это время со мной обращались исключительно как с собственностью. Ещё и не самой нужной.

Мы отъезжаем от общаги, и я надеюсь, что Макс не услышит мою минутную слабость, потому что рассказывать о причине слёз я не готова. Признаться честно, мне радостно, что общение понемногу возвращается в прежнее русло, хотя ещё каких-то два года назад я сама оборвала все связи с ним и мечтала больше никогда не видеть эти хитрые глаза. Но я повзрослела, возможно, даже поумнела немного и поняла, что дружбу менять нельзя ни на что. Особенно такую дружбу. Как бы дерьмово он ни поступил со мной в тот злополучный день, его забота и хорошее отношение все же перекрывают тот единственный случай идиотизма.

Из друзей, настоящих друзей, у меня осталась только Лерка, но она семейный человек, и её не так просто выдернуть на прогулку. С Юлькой мы вроде и дружим, а вроде и не особо, а остальной народ из компании, с которым мы проводим выходные, мне больше знакомые, чем друзья. Влада же я видеть больше в принципе не желаю.

Иронично, что я поняла, насколько дерьмовый он человек, когда рядом появился Макс, правда?

Да и плевать. Он прав, я не должна терпеть такого ужасного отношения к себе. Я всё-таки девушка, а не его личная вещь.

Через пару минут слёзы заканчиваются, я вытираю щеки и отчего-то улыбаюсь, хотя сама не знаю почему.

Макс останавливается у своего дома, живёт он совсем близко к общаге, выходит из машины и, пока я пытаюсь отцепить ремень безопасности, открывает дверь и подаёт руку, опять заставляя краснеть.

— Пошли, малышка, нужно ещё зайти в магазин, — я выхожу из машины и иду следом за Максом в «Пятёрочку» за углом.

— Зачем?

— Ты же хочешь блинчики? У меня закончилось молоко, — он пожимает плечами и открывает дверь магазина, пропуская меня внутрь.

— Ты утром приготовил целую гору, я думала, ты меня будешь ими кормить.

— Утром ты убежала, и я с горя сожрал их все, — хохочет Макс, набирая полную корзину всяких вкусняшек, причём мною обожаемых.

— Ты куда столько набрал? — корзинка ломится от фруктов, чипсов, йогуртов и ещё всяких полезных и вредных продуктов. — Я наемся, стану огромной, как шар, и ты не сможешь вытолкать меня из своей квартиры, — смеюсь, когда мы подходим к кассе, а рыжая девушка с самой милой улыбкой спрашивает, нужен ли нам пакетик.

Макс что-то говорит кассиру, даже разглядев на бэйджике красивое имя Мирослава, а потом поворачивается ко мне, наклоняется к самому уху и тихо шепчет:

— Оставить тебя в моей квартире и есть коварный план, малышка.

Что?





14. Лерка




К дому Макса мы топаем в немного неловкой тишине. Не очень понимаю, как реагировать на произнесенные им ранее слова, и поэтому молчу, стараясь переварить информацию. Я помню, что он может шутить даже на такие темы, знаю, что может ляпнуть не подумав, но отчего-то не особо верится, что Макс сказал это в шутку.

Или я не хочу, чтобы это была шутка?

Не знаю, правда, я окончательно запуталась в себе, в нём и вообще во всем мире. Он ведёт себя странно, я, кажется, не лучше. Мы возвращаем дружбу или что мы делаем? Если да, то выйдет ли у нас это сделать? Два года нельзя выбросить из жизни. Нельзя.

Уже подходим к подъезду, когда вдруг в меня на самокате почти въезжает мальчишка лет пяти. Он поворачивает вправо в самый последний момент, но все же падает прямо мне под ноги, а я успеваю только схватить его за руку и спасти голову от удара об бордюр.

— Ты в порядке? — наклоняюсь к малышу, чтобы помочь подняться, и вижу, как к нам бежит его мама. Совсем молодая.

— Максим, ты не ушибся? — спрашивает она, присаживаясь рядом на корточки, и я невольно улыбаюсь. Хоть какой-то Максим валяется у меня в ногах. — Простите, пожалуйста, он только учится ездить, — улыбается мама.

— Да ничего, — говорю и вдруг замираю, когда мальчишка целует меня в щёку, пока я все ещё наклоняюсь к нему. — Ты чего, Максимка?

— Ты красивая очень, — улыбается мальчик, а потом вдруг роется в кармане и достает оттуда игрушку из "Киндера", кажется. — Это тебе. Выходи за меня замуж?

Я хохочу, потому что это максимально мило и настолько же неловко. Мама мальчика улыбается, Макс стоит и смотрит с интересом, а я краснею, словно это и правда настоящее предложение.

Присаживаюсь на корточки, целую Максимку в ответ, сжимаю игрушку в его же кулачке и говорю:

— Прости, малыш, но я слишком взрослая для тебя, а ты для меня ещё маленький. Подари игрушку какой-нибудь девочке в детском садике, она будет очень рада, ведь ты такой классный малыш, — я треплю его по светлым волосам, но вдруг замечаю в его глазах слёзы.

— Но мне ты нравишься, — говорит он, всхлипывая, и тут мама его забирает, прося не обращать внимания, ведь он очень впечатлительный. Благодарит ещё раз за то, что не дали малышу упасть, улыбается и уходит за угол, а я так и стою в ступоре. Ну и что это было?

— Чувствую себя предателем, — говорю тихо, когда заходим с Максом в лифт. — Надеюсь, что мы больше не встретим его, не хочу, чтобы он снова плакал из-за меня, — мне действительно становится грустно, хотя понимаю, что ничего особенного-то и не случилось.

— Ситуация точно как два года назад, — шепчет Макс, но я слышу и вдруг замираю.


А ведь правда…

Только на моем месте был Макс, а на месте маленького Максима — я. Да, мне было не четыре года, и да, там было в принципе всё иначе, но суть та же. Я поступила с малышом так же, как и Макс со мной, потому что у меня не было другого выбора.

Черт возьми…

У него не было другого выбора.

Потому что, блин, мне было пятнадцать. И он узнал о моих чувствах. И как бы он смог дальше дружить со мной, зная, что я его люблю? Мне было бы больнее, уверена. Вот сейчас, на пороге своего совершеннолетия, я понимаю: мне было бы больнее. И проблема только в том, что он узнал о моих чувствах. Если бы не знал, все было бы иначе.

Мы выходим из лифта, а в глазах стоят слёзы. Почему мы не можем отвечать за свои поступки сразу, а не понимать, что накосячил, через пару лет?

Я не знаю, стоит ли заводить разговор о прошлом… В самом деле не знаю. Думаю, что нет. Зачем? Пусть оно и останется в прошлом. Сейчас мы с Максом снова общаемся, и я понимаю его рвение возобновить дружбу: ему тоже было хреново. Поняла это только что, когда увидела слёзы в глазах малыша и от этого у меня лопнуло сердце на части.

Я всегда говорила, что Макс эгоист. А я?.. Точно такая же.

***

Макс

— Ты чего загрустила, малышка? — вижу, что она зависла. Даже в квартиру зашла, когда я потянул ее за руку внутрь. Задумалась о чем-то. Видимо, не стоило говорить ту фразу, как обычно испортил всё. Просто не подумал, а оно как-то машинально вырвалось. Потому что правда ситуация похожа. И Арина поступила точно как я тогда. Она не сказала мальчику, что они поженятся, хотя могла соврать. Не сказала, что дождется, пока он вырастет. Решила оторвать сразу, на живую, зная, что потом будет проще.

Мы одинаковые с ней в этом. Одинаково жестокие. Одинаково эгоистичные.

— Я? Да нет, — улыбается, но так наигранно, что я закатываю глаза и иду на кухню, слыша, как Арина топает за мной.

Готовлюсь к разговору о прошлом, о поступке, о жизни в эти два года. Уверен, что она хочет об этом поговорить, хотя не понимаю зачем.

Но малышка меня удивляет своим взрослым решением обойти неловкую тему стороной. Она собирает волосы, снимает джинсовку, оставаясь в одной футболке, и с решительным видом встаёт посреди кухни, складывая руки на груди.

— Научи меня готовить блинчики!

И я улыбаюсь, как Чеширский кот…

***

Арина

— И как, научил? — смеётся Лерка, когда рассказываю ей о нашей вчерашней готовке с Максом. Вытащила её в кофейню недалеко от универа после пар, чтобы поболтать и дать отдохнуть от домашних хлопот.

— Это было ужасно! — смеюсь, съедая ложку мороженого. — Вся кухня была в муке, вся я была в муке, всё было в муке! А знаешь почему?

— Вы занялись сексом на столе и рассыпали муку?

— Я сыпанула слишком много и просыпала на стол, а Макс сказал, что это знак, и стал кидать в меня мукой, дурная, — закатываю глаза и краснею от слов Лерки.

— Моя версия была интереснее, — она лукаво улыбается и явно ждёт от меня ответа, а я молчу, не зная, что говорить. — Ну, партизан, колись? Что-то было?

— Нет, — меня не напрягает этот разговор, отчего-то мне очень комфортно, — только блинчики, кстати, довольно вкусные, а потом мы смотрели «Элиту». Там в новом сезоне парень есть, просто с ума сойти какой красивый.

— Вылитый твой Макс, кстати, — смеётся Лерка, и я снова закатываю глаза. Сколько раз она ещё намекнет, что он мне не просто друг. Я умею читать между строк, Королёва. — Тебе же нравится такой типаж, да?

— Лер, чего ты ждёшь? Что я скажу, что с ума снова по нему схожу? Нет. Да, я скучала и рада, что мы пытаемся возобновить наше общение. Ещё больше рада, что это получается, но ничего, кроме дружбы, мне не нужно. Ему наверняка тоже.

— Ты уверена, что тебе не нужно? Или тебя останавливает только уверенность в том, что это не нужно ему, а?

— Пей свой кофе, пожалуйста! — съедаю ещё ложку мороженого и опускаю взгляд. Почему в последнее время происходит то, что заставляет меня задумываться обо всем происходящем?

Вчера был прекрасный день: мы дурачились и сходили с ума, а уже в полночь Макс вернул меня в общагу, пообещав, что на неделе ещё обязательно встретимся. Никаких намеков на что-то большее, кроме того странного диалога в магазине, я не услышала.

Влада не встретила, что сыграло мне только на руку: видеть его после всего я была морально не готова. А Юлька ночевала в нашей комнате одна, что позволило мне просто лечь и уснуть, а не бегать по общаге в поисках ночлега.

Утром я убежала на пары, а сейчас нагло свалила с физкультуры, чтобы перед тренировкой посидеть с Леркой. Мы давно не виделись, и я очень соскучилась, а тут ещё и новостей накопилось, поэтому не встретиться было просто нельзя.

Целую Лерку в щёку и передаю прямо в руки уже приехавшему Роме, а сама бегу в танцевальный зал, обдумывая весь разговор с Королёвой. Мне это не надо, или ему? Че-е-е-ерт, вот же не было печали.

Танцы помогают мозгу проветриться, и мы снимаем видео с новым стилем. Старый добрый хип-хоп я тоже очень люблю, поэтому снимаю и на свой телефон, чтобы закинуть в «ТикТок». Почему нет?

После тренировки падаю на лавочку в парке по пути в общагу, чтобы обработать видео и просто подышать свежим воздухом. Благодарю всех богов за то, что в клубе есть душ и мне не надо лететь домой, чтобы искупаться. Радость, что могу позволить себе вот такие прогулки после танцев.

Открываю свою страницу, замечая кучу просмотров на первом видео, но мне тут же становится не по себе. Я на шесте, в стрипах, топе и коротких шортах, и комментарии по типу того, что у меня красивый зад — это самые безобидные комментарии… Всем плевать на уровень моего мастерства, меня оценивают как куклу на прилавке магазина, и вдруг становится тошно: что со мной случилось?

Удаляю видео, не понимая, почему ещё несколько дней назад всё это казалось мне в порядке вещей. Странные какие-то чувства. Видео с новым танцем мне нравится гораздо больше, а первый комментарий, пришедший через минуту, заставляет улыбаться.

— Три огонечка, — тихо шепчу, улыбаясь, и вдруг вздрагиваю, когда рядом на лавку садится кто-то. Близко, громко, неуютно.