Малышка

— Всё в порядке, кукла?

Куда блевать?

Арина растерянно смотрит на меня, а я стараюсь не подавать виду, что меня сейчас стошнит. Я привык к маленькой Арише, к девчонке-подростку, к наивному взгляду и доверчивости. А к этой Арине я привыкнуть не могу. Особенно к тому, что появился кто-то, кто может целовать её в шею у всех на виду.

— Всё хорошо, Влад, — она кивает ему и улыбается, — я приду сейчас, иди к остальным. Это мой знакомый, все о’кей.

М-м. Знакомый. Не лучший друг, с которым мы прошли огонь и воду. Не парень, в которого я была влюблена по уши. Не хотя бы просто старый друг. Знакомый.

Кажется, я понял, что чувствовала Арина, когда я отшивал её в том ресторане.

Не понимаю, правда, отчего мне так хреново, но хреново жутко. Не нужно было идти в чертов клуб.

Короткостриженный или, как его назвала малышка, Влад, ретируется, напоследок что-то шепнув Арине на ухо, и она тут же облегчённо вздыхает, на пару секунд опуская голову.

— Кукла? — мой тон сквозит сарказмом и неким презрением, и я отдаю себе отчёт в том, что жуткий эгоист. — Серьёзно, кукла?

— Не нравится? — спрашивает она с вызовом, приподнимая бровь.

— Не нравится, — тон холодный, как кубик льда, и я понимаю, что мы ступили не на ту дорожку… — Малышка тебе идёт больше.

— Но я больше не малышка.

— Больше нет, — киваю, хотя в мыслях крутится, что для меня она всегда будет малышкой.

— Только уже это не имеет никакого значения, — её улыбка слишком грустная, чтобы я поверил в то, что ей плевать на меня. Тем не менее она встаёт со своего стула, собираясь уходить, а мне почти жизненно необходимо остановить её.

— Ты не ответила ничего по поводу встречи, — хватаю её за запястье, разворачивая к себе, и она почти утыкается носом в мою грудь. Попалась.

— Я на глупые предложения отвечать не собираюсь, — шёпот еле слышно из-за громкой музыки.

— Оно не глупое, вполне нормальное. Оставь свой номер, малышка, что в этом такого?

— Я. Больше. Не малышка, — произносит холодно, а потом вырывает руку из цепкой хватки и убегает через толпу, даже не обернувшись.





12. Идиот




Арина





Сижу, потягивая через трубочку кокосовый коктейль, и морщусь, потому что, на самом деле, ненавижу кокос. Правда, Влад об этом не помнит, поэтому заказал мне именно его, пока я танцевала и выигрывала безлимит в вип-зону. Хочется поморщиться, психануть, бросить бокал в стену и уйти в общагу, но я продолжаю копаться в своих мыслях и делать вид, что слушаю рассказы своей компании. А я не слушаю. Я не могу успокоиться и отойти от встречи и разговора с Максом.

Он и правда думал, что я брошусь к нему на шею и соглашусь встретиться с радостью на душе? Кретин. Всегда был жутким эгоистом, жалко только, что в свои пятнадцать я этого не понимала.

Внутри бушуют злость и обида, я даже не слышу клубной музыки и не чувствую руку Влада, лежащую на моем бедре. Не могу выбросить из головы лицо Макса, сквозящее злостью, когда подошёл Влад и поцеловал меня.

Я не знаю, что чувствую к нему, та любовь осталась в прошлом, в Воронеже, сейчас я совершенно другой человек, но отчего-то все равно дико паршиво. Именно поэтому я заказываю ещё один коктейль, а потом ещё и ещё, и не замечаю, как оказываюсь в уборной, прижатая к стене сильными руками Влада. Разум проясняется, когда он расстёгивает пуговицу на шортах и проникает рукой под ткань, касаясь плоти через трусики. Мне вдруг становится дико тошно от самой себя, потому что та милая и нежная Арина не должна была вырасти в то, что выросла. Но меня сломали в самый ответственный момент жизни, поэтому я и стала такой… Правда же?

Я отталкиваю Влада, но, кажется, он пьян ещё сильнее меня. У меня неподготовленный организм, я никогда не пила слишком много, поэтому руки не слушаются и у меня едва хватает сил, чтобы стукнуть кулаком по спине Старцева.

— Да отпусти ты, ну твою же мать! — язык немного заплетается, но получается вполне понятно.

— Что такое, кукла? — зло отвечает Влад. Он не любит, когда его отрывают от дела, особенно когда внутри есть хоть немного алкоголя. Мне становится почти страшно. До чего я докатилась?

— Я… — мнусь, но все же ещё раз надавливаю на грудь Влада, отталкивая, — я не хочу, прости, мне очень плохо.

— Плохо? — он поднимает бровь и вдруг резко прижимается ко мне пахом, демонстрируя каменный стояк. — А это мне куда деть предлагаешь?

И мне в очередной раз становится тошно.

Я с силой отпихиваю его и чувствую, как по щеке катится слеза. Неужели я похожа на шлюху, которая может обслужить парня в туалете клуба, только потому, что ему нужно избавиться от стояка?

Открываю дверь, пошатываясь, и врезаюсь в грудь какого-то парня, тут же позорно расплакавшись. Чёрт возьми, это самый ужасный день из всех, что только мог быть.


— Кукла, ты уверена? — доносится в спину, но я не могу обернуться, потому что парень, в которого я врезалась, крепко прижимает меня к себе. Я молюсь, чтобы это был Дима из нашей компании, а не какой-нибудь урод, который сделает со мной что-то похуже, чем собирался Влад.

— Малышка, он сделал тебе что-то?

Я даже забыла, что он здесь…

Отрицательно качаю головой и полностью расслабляюсь, почувствовав себя в безопасности. Я полная идиотка, что решаю довериться Максу, наверное, но уезжать с Владом мне совершенно не хочется.

Я помню, что он поднимает меня на руки, а дальше…

Остаток вечера ускользает из моей памяти…

***

Больно. Голова раскалывается, мне кажется, что легче сдохнуть, чем вытерпеть это мучение.

Я не могу оторвать голову от подушки, не могу раскрыть глаза, не могу даже нормально пошевелиться. Могу только громко застонать и зашипеть от новой волны головной боли.

В глаза ярко светит солнце, я жмурюсь даже с закрытыми веками, но тут же напрягаюсь, вспоминая, что в моей комнате в общаге не солнечная сторона. И в комнате Влада тоже.

Где я, черт возьми?

С пятой попытки разлепляю веки и хмурюсь, понимая, что я не в общаге. Потому что таких комнат там точно нет. Это какая-то спальня, причем хорошо оборудованная и, судя по вещам, которые я успеваю заметить, мужская.

Да где я, блин?

Пытаюсь встать, а тело предательски не слушается и дико болит, но, преодолевая дискомфорт, все же поднимаюсь, обнаруживая на себе мужскую длинную футболку и, слава богам, бельё. Это немного радует, учитывая сложившуюся ситуацию, но полностью расслабляться не спешу: я все ещё черт знает где и все ещё в одной мужской футболке, пусть она и сидит на мне, как платье длиной чуть выше колен.

Осматриваюсь, подхожу к окну, и вдруг дверь в спальню открывается, а я медленно поворачиваюсь, уже готовая сходить с ума от неловкости и стыда. А если я вчера так напилась, что позволила снять себя, как дешёвую шлюху, какому-то непонятному мужику? А если он старый? А если мы переспали?

Сотни «если» крутятся в мыслях, но я не успеваю придумать ещё несколько поводов для ненависти себя, как вдруг понимаю, что я у Макса, черт его дери, Тимофеева.

Стоит в дверях, хмурится, руки на груди сложил. Ну и что ты хмуришься? Это же не ты проснулся непонятно где.

— Проснулась наконец? — спрашивает он холодно, и мне вдруг становится некомфортно от этого ледяного тона и взгляда. — Почти два часа дня.

— Я… — жмусь на месте, не понимая, куда себя деть. Я то складываю руки в замок, то опускаю их на талию. Не могу сделать вид, что не волнуюсь. — Я помешала каким-то твоим планам, что так долго спала?

— Помешала ты только моему крепкому сну, потому что в квартире одна комната, а диван на кухне ужасно неудобный и маленький.

Тут я и правда чувствую укол вины. Я ни черта не помню из всего, что происходило вчера в клубе, но кажется, что у Макса я оказалась вообще не просто так. Он смягчается, на лице появляется чуть довольная улыбка, и от этого жеста даже мне становится проще дышать.

Я вдруг вспоминаю тот случай в его квартире, когда он не захотел спать на диване и пришел ко мне с подушкой и крепкими объятьями, но… Да. Кажется, сейчас между нами слишком большая пропасть.

— Прости, что заняла твою кровать, — простая вежливость и ничего больше.

— Да ладно, это же я тебя сюда притащил. Ты-то до последнего сопротивлялась.

— Правда? — мы так и стоим в разных концах комнаты: я у окна, упираясь поясницей в подоконник, а Макс у двери, скучающе прислонившись плечом к косяку. Неловкость витает в воздухе вязкой жидкостью. Её, кажется, почти можно потрогать. Мне ещё никогда не было так неловко с ним. Годы разлуки не проходят без следа. — Я ничего не помню, если честно…

— Если захочешь, то расскажу, — он пожал плечами. Идиотский жест, жутко равнодушный. — Но не думаю, что ты будешь рада слышать, как твой парень…

— Это я помню, — перебиваю его и дико краснею. Обсуждать Влада я сейчас точно не собираюсь, тем более с Максом. — Помню все, что было до того, как вышла из туалета, а дальше провал.

— Да дальше, собственно, и ничего интересного, — Макс хохотнул и сделал пару шагов, усаживаясь на подоконник рядом со мной. — Ты отлупила меня за то, что утащил тебя из клуба, потом пела песни таксисту, ему же рассказала, что у тебя в семье очень толерантно относятся к геям, а он, по твоему мнению, был уж очень на него похож. Потом я затащил тебя сюда, ты опять меня избила, а потом нашла на полке футболку и свалила в душ. Правда, уснула в ванной через минуту, успела только переодеться. Потом, когда я тебя перетащил на кровать, ты пыталась снова меня избить, но одеяло и тепло сделали свое дело, и ты уснула.

— Твою ма-а-а-ать… — закрываю лицо руками, желая больше никогда не видеть Макса. И как он все это вытерпел-то вообще? Я ещё никогда не напивалась до такого состояния, и по тупому стечению обстоятельств мой первый раз выпал на совесть Макса. Как иронично, хоть какой-то первый раз рядом с ним. Чёрт, глупая шутка… — Мне ужасно стыдно, прости, что тебе пришлось меня такую терпеть. Я никогда так сильно не напивалась.

— И почему же решила напиться вчера? — он поворачивается лицом ко мне и смотрит с прищуром, словно что-то знает. А какой ответ ты ждёшь, хороший мой? Что я напилась, потому что встретила свою первую любовь и не смогла сдержать эмоций? Не дождешься, миленький.

— Коктейль был слишком вкусный, а я слишком устала, и как-то всё навалилось, что я вот так вот…

— Пошли завтракать, малышка, я тебе блинчики приготовил.

Он отталкивается от подоконника, а я только хочу открыть рот, чтобы сказать, что я больше не малышка, как вдруг он поворачивается, нависает надо мной, вжимая в подоконник, и тихо шепчет:

— Не смей говорить, что ты не малышка. Может, для каких-нибудь идиотов ты и кукла, но для меня только малышка. Поняла?

Я киваю, не в силах вымолвить и слова. Он катастрофически близко, и если в свои пятнадцать я просто чувствовала трепет в такие моменты, то сейчас буквально дрожу и едва ли стою на ногах. Он высокий, но наклоняется ко мне, чтобы глаза были на одном уровне, иначе я бы пялилась на его ключицы. Руки по обе стороны от меня, а хитрые глаза прожигают насквозь. Я не могу пошевелиться и слова вымолвить тоже не могу. Я не должна так реагировать, знаю это, но по-другому не получается. Макс словно знает, за какие ниточки нужно дергать, чтобы сломать меня, и моя оборона медленно трещит по швам. Возможно, долго игнорировать его не выйдет, и мы снова сможем общаться?

Собираю все силы в кулак и киваю, а потом чуть отстраняю Макса от себя. Мне катастрофически нужно уйти от него, срочно нужно умыться. Чёрт. У меня же на лице, наверное, тихий ужас…

— Малышка хочет писать, — шепчу, сдерживая смех, и Макс отступает, тоже хохоча надо мной.

— Дверь справа, как выйдешь, — говорит он, и я ухожу по указанному направлению, стараясь не расхохотаться вслух.