Малое солнце

Джейдер встал с колен и бросил тяжелый взгляд вперед, где высоко вверху сквозь непроглядной мрак выбивался далекий гребень. Он понимал, что самая тяжелая часть пути еще впереди.





Глава 8. Юпитер




Ослепительный свет. Свет Юпитера был такой яркий, что светофильтр снизил экспозицию. Небо стало черным, звезды исчезли, оставив газовый гигант в гордом одиночестве. Вонзив подошву в грунт, Джейдер обернулся, наблюдая, как теневой участок склона остался позади. Четкая граница мрака срезала часть склона, и даже свет боялся проникнуть за этот рубеж. Этот мрак словно обладал своей собственной гравитацией. Его близость мертвым грузом тянула назад. Даже сквозь скафандр Джейдер чувствовал на спине его холодное, мертвое дыхание, несущее смерть. Галлюцинации, вызванные гипоксией, одолевали его, словно черви разъедая уставший мозг. За последние несколько часов, взбираясь вверх по склону, он уже несколько раз был вынужден попросить Уилсона вернуть подачу кислорода в норму. Только в эти моменты ясность рассудка возвращалась, делая мертвое дыхание за спиной не столь гнетущим. Джейдер был знаком с симптомами горной болезни или гипоксии, а потому воспринимал сокращение подачи кислорода как последнюю — радикальную — меру по его экономии. Ощущение, что из тебя словно высасывают все силы, оставляя только немощную оболочку.

До вершины хребта оставалось не так много. Дальномер в очередной раз ощупывал седловину, к которой совершался подъем.

— Четыреста шестьдесят метров… — выдохнул Джейдер, предпринимая инстинктивные, но обреченные попытки вытереть пот со лба.

Учащенное дыхание Джейдера превращалось в бешеные попытки захватить немного больше воздуха. Дыхание было столь интенсивным, что голосовые связки невольно задействовались и каждый выдох сопровождался глухим гортанным свистом. Что бы Джейдер ни делал, он все равно задыхался. При каждом выдохе все внутри растекалось жгучей агонией.

Из-за экономии энергии забрало скафандра не обдувалось теплым воздухом, и Джейдер опасался, что влага сконденсируется на визоре. Это могло привести к образованию инея и даже к разрушению трещины на забрале. Все это грозило мучительной смертью. Однако пониженное давление и жар тела пока что препятствовали этому. Вскоре он перестал замечать какие-либо звуки, кроме собственного дыхания и бешено колотящегося сердца. В нетерпении он вновь и вновь обращался к показаниям дальномера, чаще, чем в этом была необходимость.

— Еще двести сорок метров. Еще двести сорок… — он смотрел на цифры, снова не веря своим глазам.

Помутненный рассудок как огня боялся ошибиться, увидеть лишний ноль в застывших цифрах дальномера.

Тем временем склон становился все круче по мере приближения к вершине. Теперь противоположная стена кратера, откуда он когда-то спустился, казалась бесконечно далекой. Его мрачный, местами обрушившийся склон, величественно вздымался из мрака, выделяясь на фоне глубокого звездного неба.

Каждый шаг наверх становился сложнее предыдущего. Казалось, Ганимед потяжелел, а с ним потяжелел и скафандр. Уилсон тяжелой ношей лег на плечи Джейдера.

Он преодолевал жгучее желание наплевать на запасы кислорода и наконец включить сервоприводы. Он уже не помнил, сколько раз останавливался перевести дух, сколько раз увеличивал подачу кислорода. Голову разрывало импульсами боли.

«Вероятно, мозг раздуло из-за низкого давления в скафандре и он давит на стенки черепа изнутри», — подумал Джейдер, с трудом оперируя мыслями.

Темная пелена сковывала зрение, став его неминуемым спутником. Джейдер не сразу смог понять, что за бледный теплый свет падал на кирасу его скафандра. Тягучей патокой он струился выше, играя желтыми бликами на гермоподшипниках, и наконец выливался на светофильтр, застилая слепые глаза.

— Юпитер… — простонал Джейдер, пытаясь прийти в себя.

Он совершенно потерял счет времени. Оно перестало для него существовать. Лишь обратный отсчет запаса кислорода был единственным ориентиром, по которому Джейдер отмерял остаток своей жизни.

— Уилсон! Верни. Верни кислород в норму. Хотя бы сейчас… совсем немного.

Он стоял на самой вершине гребня, с трудом сохраняя равновесие от усталости. Раскаленный диск Юпитера висел в звездном небе, сохраняя свое могущество и власть над Ганимедом. Насыщенные голубые разводы полярного сияния окольцовывали его шапку, медленно переливаясь холодным свечением. В отличие от полярных сияний на Земле, с их характерным зеленоватым оттенком, здесь, на Юпитере, они всегда протекали в холодных голубых тонах. Их свечение было существенно ярче, а холодная цветовая гамма сильно контрастировала с оранжевой поверхностью планеты. Это была поистине удивительная, могущественная планет-гигант, ставшая вторым Солнцем для всей колонии. Его чудовищная гравитация, словно мощные клешни, вонзилась в спутники, не давая им возможности вращаться даже вокруг собственной оси. Из-за этого Юпитер никогда не покидал своего места на небе Ганимеда, и, казалось, лишь хребет, на который взобрался Джейдер, мог временно перекрыть вид на него. Теперь с этой вершины открывался действительно величественный, неимоверно красивый вид на поверхность спутника. Даже голая угрюмая гряда холмов была не способна испортить его, складываясь в поражающий масштабами рельеф. Зеленая линия астровизора спускалась за горизонт, где далекие хребты рваной извилистой линией замыкали его контур. На такой высоте было видно, как округлялась поверхность планеты, сгибая в дугу далекий холодный горизонт. Ниже, прямо перед ногами, плавно уходящий спуск был изъеден бесконечными торосами, расщелинами и глубокими трещинами, раскинувшими свои края на многие-многие километры. Еще дальше огромные каньоны в несколько километров в поперечнике терзали рельеф, протягивая свои русла за пределы видимости.

— В жизни не видел ничего более красивого, — произнес Джейдер без чувства в голосе.

Он не чувствовал этого. Разум понимал, что вид, раскинувшийся перед его взором, возможно, один из самых захватывающих, что когда-либо видели его глаза. Однако вечная гонка со смертью, где призом выступала собственная жизнь, безвозвратно опресняла восприятие красоты, делая краски бесконечно блеклыми. Он хотел насладиться этим видом, но просто не мог.

— Видит космос, был бы у меня хоть еще один блок кислорода, я бы разбил лагерь и остался здесь передохнуть. Но не сейчас, черт! Не сейчас… — не дав себе на отдых ни секундой более, он двинулся вниз по склону, вырывая хрип из иссохшего горла.

Забрало шлема медленно покрывалось зеленой пеленой инея. Сказывалось отключение подогрева скафандра. Выдыхаемая влага, соприкасаясь с ледяной поверхностью светофильтра, тут же конденсировалась и мгновенно замерзала, все больше и больше сужая угол обзора. Ни специальное защитное покрытие, ни пассивная система подогрева не могли остановить этот процесс, когда температура внутри скафандра отличалась от внешней среды почти на 200 °C. Изголодавшийся по кислороду мозг не мог сконцентрироваться на нескольких задачах одновременно и был полностью поглощен процессом спуска вниз по пологому склону.

— Сбавь скорость! Соблюдай осторожность! — Уилсон то и дело делал предупреждения, когда Джейдер разгонялся слишком сильно.

Похоже, недавнее падение стало хорошим уроком для скафандра. В любой момент на пути могла оказаться трещина, попадание в которую теперь точно могло стать фатальным.

Далекие торосы, представляющие из себя нагромождения огромных глыб льда и силикатов, медленно росли, с каждым прыжком становясь все ближе и ближе. Оранжевый свет освещал их рубленные вершины, обдавая теплом всю нижнюю часть обзора. Словно сам Юпитер плавился, заливая поверхность Ганимеда горячими струями раскаленного металла. Помутненный рассудок практически не улавливал колебаний цветовой гаммы, но странный стремительно нарастающий треск наконец смог привлечь притупленное внимание. Этот острый, раздражающий звук резко отличался от мягкого гула систем жизнеобеспечения скафандра и хриплого дыхания, вырывающегося из иссохшего горла.

— Дозиметр! — наконец озарило Джейдер. — Уилсон. Доложи уровень радиации.

— На данный момент четыреста двадцать миллизиверт в час. Радиационный фон постоянно усиливался с момента приземления на Ганимед.

— Четыреста двадцать миллизиверт в час! — прохрипел он, наконец остановив движение.

Россыпь ледяных фрагментов, вырванная от последнего прыжка, покатилась вниз, поднимая темные клубы пыли.

— Нормальный фон для Ганимеда — двадцать восемь миллизиверт в час, но, черт, не четыреста двадцать. Что это? Магнитная буря на Юпитере? — он обратил задумчивый взгляд на небо, где висел бушующий шар планеты-гиганта. — Четыреста двадцать миллизиверт. Твоих рук дело? Да?

— Уилсон! Почему не докладывал о росте радиации? — спросил Джейдер, найдя в себе силы перебороть скрипящую боль в горле.

— Прошу прощения. Я подумал, что рост радиации — не первостепенная проблема. Смертельной дозой для человека считается шесть тысяч миллизиверт в час. Защита скафандра способна экранировать большую часть излучения. Вы погибнете от удушья гораздо раньше, чем от радиации. Нам нельзя отвлекаться от основной задачи.

— Трудно признать, но, похоже, ты прав, железка, — действительно, ни он, ни Уилсон ничего не могли поделать с этим.

Шаг за шагом Джейдер сбегал вниз, сохраняя умеренную скорость. Налитый шар Юпитера, повисший в звездном небе, теперь казался зловещим, полным опасности и невидимой угрозы. Яркие синие полосы полярного сияния сновали над полюсами, закручиваясь в замысловатые иллюзорные вихри. Магнитная буря буквально раздирала планету.


— Ну конечно же! — вдруг воскликнул Джейдер.

Он вспомнил свое утро. Ту самую роковую поездку на лифте к Монару, наполненную рекламой криойогурта Brut-health и сводками новостей, в том числе и погодными.

— Магнитная буря, ну конечно же! И вправду очень мощная!

Сквозь покрывшийся инеем светофильтр он вновь взглянул на грациозный танец полярного сияния.

— Что если это с виду безобидное и чертовски красивое явление послужило причиной падения капсулы, а быть может, и сбоя работы целой шахты? — все эти фантастические догадки, конечно, казались маловероятными, однако Джейдер понимал, что человечество все еще пасовало перед могуществом природы в ее космическом масштабе.

Человек был слишком слаб, чтобы влиять на масштабные природные явления, и единственное, на что он был способен, — адаптироваться к ее тяжелым и враждебным условиям. Он защищался и приспосабливался к чудовищным магнитным бурям, сильнейшему радиационному фону и редким астероидам, готовым в один момент уничтожить все, на чем держалась искорка жизни в этом намертво промерзшем мире. Но сейчас он не был способен противостоять даже обычному инею, практически полностью покрывающего внутреннюю поверхность светофильтра. Еще немного — и он полностью ослепнет. Придется запускать подогрев визора, который сильно ударит по запасам кислорода.

— Капсула действительно могла не выдержать мощной магнитной бури, — размышлял Джейдер, — но шахта… Шахта должна быть хорошо защищена от любых типов электромагнитных бурь вне зависимости от их мощности.

Как инженер Джейдер понимал, что так должно было быть в идеале, однако то, что действительно произошло на шахте, все еще оставалось серьезной загадкой.

Внезапно мощный удар пришелся на правое плечо, вырвав глухой скрип из грудного гермоподшипника. Не удержав равновесие, Джейдер повалился на грунт, подняв облако темной, как прах, взвеси. Тяжелая ледяная глыба рухнула рядом, заставив скафандр дрогнуть. Не удержавшись после падения, она перевернулась и, набирая скорость, покатилась вниз, пока не врезалась в ледяной торос. От удара ее разорвало на части, разбросав крупные осколки на десятки метров. Джейдер с трудом поднялся на ноги. Из-за инея, затмившего значительные углы обзора, он не заметил ледяную глыбу, влетев в нее всем телом.

— Ах, черт! — закряхтел он, потягивая пострадавшее плечо.

Он медленно окинул взглядом трехметровый торос, из которого минутой ранее его плечо выбило крупный, ледяной обломок. Герметичность скафандра была в норме. Трещина на визоре преломляла данные индикации давления, однако с ним, видимо, было все в порядке, если не считать сниженной до 0,25 атмосферы подачи кислорода.

— Уилсон! Включи хотя бы на минуту локальный подогрев визора. За проклятым инеем я не замечаю даже огромные ледяные глыбы! Хорошо, что удар пришелся на плечо, а не на шлем, — произнес он, с тревогой осматривая трещину, поросшую слоем инея.

Индикация уровня кислорода выводила весьма тревожные данные. По-хорошему, нужно было вообще отключить все системы, так или иначе потребляющие кислород. В идеале — и вовсе перестать дышать. Не дожидаясь, пока показатели уровня упадут еще ниже, он медленно двинулся вперед, скрываясь в скоплении ледяных глыб и торосов.

— Странно, как я вообще смог выбить обломок из твердого, как камень, льда. При минус ста пятидесяти градусах Цельсия лед становится настолько плотным, что его вообще сложно уже назвать льдом. Но эта ледяная глыба была хрупкой. Метанол или аммиак? Должно быть, здесь целое поле летучих элементов. То, что под ногами, тоже обладает низкой прочностью. Нужно быть осторожнее.

Уклон вниз наконец сменился умеренным подъемом, и теперь он пробирался вверх в лабиринте нависающих скал и ледяных глыб. Огромные торосы, обливаемые светом Юпитера, приобретали зловещий, пугающий вид. Джейдер не знал, было ли все так на самом деле или же страдающий от гипоксии мозг сам рисовал эти страшные картины. Изуродованные силуэты ледяных глыб были изъедены трещинами и следами многовековой эрозии. Изрытая, перекошенная поверхность грунта рисовала ломаный контур мрачного рельефа. Нависающие зубья огромных ледяных карнизов отбрасывали глубокие контрастные тени на многие десятки метров.

Джейдер поежился. Мертвый космический холод вновь пронизывал его тело, пробираясь все глубже и застывая где-то внутри. Было ли это следствием работы воображения или холод действительно проникал сквозь изоляцию скафандра, понять было крайне тяжело. Затуманенный рассудок постепенно терял свою объективность. Джейдер посмотрел на индикацию температуры.

— Минус сто пятьдесят четыре градуса Цельсия — температура внешней среды. Шесть градусов Цельсия внутри скафандра.

Даже на фоне выключенного подогрева скафандр остывал быстрее, чем он предполагал.

— Эта планета точно решила меня прикончить, — стиснул зубы Джейдер.

Похоже, он и Уилсон переоценили способность скафандра держать тепло. Его экранно-вакуумная изоляция, состоящая из прослоек терефталата с двусторонним напылением алюминия, делали теплообмен возможным разве что за счет излучения, которое успешно отражалось обратно зеркальной алюминиевой поверхностью. Тем не менее по неизвестным причинам теплообмен все-таки происходил, охладив скафандр на целых 15 градусов за последние несколько часов.

— Неужели тепло уходит через пробоину, полученную при взрыве капсулы? — предположил Джейдер.

Другое разумное объяснение попросту отсутствовало.

— Похоже, смола, затопившая пробоину, имеет слишком большую теплопроводность.

Включение обогрева скафандра означало потерю последних запасов кислорода и неминуемую гибель. Казалось, что в этой изнурительной гонке на выживание несмотря на все усилия смерть постепенно настигала его, все быстрее и быстрее сокращая отставание. Ее дыхание уже было ощутимым, он чувствовал его все более ясно. Джейдер невольно обернулся. Среди изувеченных силуэтов ледяных торосов никого не было. Теперь он понимал, что за странный мистический холод блуждал по его спине, словно тень преследуя каждый его шаг. Одно из двух: либо это была смерть, либо холод действительно проникал внутрь через отверстие где-то сзади скафандра. Где-то там, сзади, томился заветный кислородный баллон, такой необходимый и такой недоступный.

— Черт бы побрал этого Уилсона.

Как бы то ни было, это обстоятельство внесло интригу в грядущий сценарий смерти.

— Умереть от гипоксии или умереть от переохлаждения? — тихо произнес Джейдер, уже не в силах сдерживать дрожь в зубах. — Как замечательно! Теперь у меня есть выбор. Вот это роскошь!

Гипоксия вновь начинала проявляться в самых омерзительных своих симптомах. Мысли отказывались выстраиваться в логическую цепочку. Время вновь начинало терять свои привычные очертания, расплываясь в нечто, не поддающееся исчислению. Уилсон тяжелым грузом сковывал движения. Несколько раз Джейдер заставал себя за безумным желанием снять скафандр. Очередной спуск, изрытый уродливыми ледяными глыбами, оборвался глубокой расщелиной, ставшей непреодолимой преградой. Использовать дальномер было бессмысленно. Джейдер знал, что ни за что ее не перепрыгнет. Двигаясь вдоль ее рваных, изувеченных краев, он искал обход, стараясь держаться подальше и даже не смотреть в ее сторону.

Он буквально ощущал, как нечто преследовало его, словно каждый раз скрываясь за обезображенными силуэтами ближайших торосов. Но каждый раз, когда он оборачивался, нечто успевало ускользнуть от его взора, повергая окружение в звенящую, давящую морально тишину. Лишь мерный гул систем жизнеобеспечения, приглушенный треск дозиметра и собственное хриплое дыхание делали ее выносимой. Когда расщелина перебилась небольшим участком ровного плато, свободным от торосов, апатия внезапно сменилась приступом необоснованной радости. Джейдер смеялся, испытывая странную эйфорию. Он стоял посреди голого плато, утопая металлической подошвой в черном, как прах. грунте. Теперь, когда торосов не было поблизости, нечто, что преследовало его, не могло спрятаться.

— Ха! Черт! Я схожу с ума…

Его тело пронизывала странная крупная дрожь. Здесь, на открытой местности, в заключении далеких мрачных хребтов, было еще хуже, чем среди ледяных торосов. Тут в его разум просачивалось понимание собственного безумия.

— Нет никакого нечто! Нет никакого преследования! Я один. Я один.

Все перевернулось с ног на голову. Теперь одиночество было желанным. Все что угодно, лишь бы избавиться от апатии, от мании преследования. Но единственное лекарство, которое могло в этом помочь, — кислород — теперь было недоступным. Похоже, время решило отнять у него все: надежду, рассудок и наконец — жизнь. Он брел вперед, встречая на своем пути редкие ледяные глыбы.

— Лед. Повсюду этот паршивый лед!

Галлюцинации продолжали одолевать его, с каждым разом становясь все более изощренными. Голос. Он слышал чей-то голос, проникающий в фон работающих систем жизнеобеспечения и треска дозиметра. Слишком тихий, порой срывающийся в шепот, ничего не разобрать. Кто-то пытался выйти с ним на связь.

— Уилсон, ты это слышал? — спросил Джейдер, но Уилсон молчал.

Время от времени впереди показывалась копра шахты и держалась там до тех пор, пока не превращалось в огромный 10-метровый торос, как только он подходил ближе. Воображение рисовало перед глазами то, что хотело видеть больше всего на этой планете. Джейдер старался не верить ему, не поддаваясь играм обезумевшего от гипоксии разума. Но последний мираж был особенно стойким. Иллюзорно подрагивая в потускневшем поле зрения, он все еще держался, несмотря на сокращение дистанции.

— Еще одна ледяная глыба, — шептал Джейдер, словно убеждая самого себя не верить своим же глазам.