Мальчик из леса

— Какое вам дело? Какое дело Гэвину?

Уайлд не видел причин отмалчиваться:

— Пропал Крах Мейнард.

— Что значит «пропал»? Погодите, так вот почему эта запись попала на экран?

Уайлд не ответил.

— И вы что — думаете, что я имею к этому отношение? Все вы?

— А вы имеете к этому отношение?

— Да, конечно, я держу Краха Мейнарда у себя дома. Между прочим, эту семью охраняет Гэвин. Сколько там у него людей с оружием?

Верно подмечено, подумал Уайлд.

— Как вы меня нашли?

— Когда, сейчас? Один мой приятель вхож в поместье Мейнардов. Кстати, кто придумал назвать это место Мейнард-Мэнор? Это же невероятное, даже неприличное хвастовство. То есть, если вам нужны доказательства, что богачи чересчур богаты, я бы предложил в первую очередь взглянуть на это поместье. В любом случае вас там заметил мой приятель.

— А вы были неподалеку?

— Мне нужно было с вами увидеться.

— Чтобы отвезти меня в тюрьму?

— Да.

— В половине двенадцатого мне нужно быть у Мейнардов.

— Это ненадолго. Слышал, Хестер беседовала с Эрни Поплином.

— Как вижу, Саул, вы много чего слышите.

— Это точно. Предположу, что теперь Хестер ему верит.

Уайлд сменил тему разговора:

— Тем вечером, в баре гостиницы «Шератон», почему вы так интересовались Наоми Пайн?

— Меня интересовала не она, а Крах Мейнард.

— И сейчас он пропал.

— Я говорил вам, что у Мейнардов есть компромат. Но вы мне не поверили.

— И теперь этот компромат крутят по телевизору.

— Ага, я смотрел новости, — сказал Штраус. — И видел реакцию. Всем плевать, что Эггерс поцеловал несовершеннолетнюю девочку. Разве что кроме тех, кто и так не стал бы за него голосовать.

Они проехали по мосту Таппан-Зи и направились на север, вдоль Гудзона. Если Штраус не шутил насчет «тюрьмы», Уайлд прекрасно представлял, куда его везут.

— Синг-Синг? — спросил он.

— Да.

— Почему?

— Хочу, чтобы вы увидели все своими глазами, Уайлд. Хочу, чтобы вы все поняли.

Исправительное учреждение Синг-Синг (меньше часа езды от Манхэттена) — одна из самых известных тюрем на свете. Построенная в первой половине девятнадцатого века, эта тюрьма пряталась на самом видном месте. Пассажиры, регулярно совершающие поездки на «Метро-Норт» до Центрального вокзала Нью-Йорка, всякий раз проезжают мимо Синг-Синга. С Гудзона можно рассмотреть само здание тюрьмы, расположенное на завидном участке земли с видом на реку. В Синг-Синге находится печально известный электрический стул Олд Спарки, на котором приняли смерть более шестисот человек, включая предполагаемых советских шпионов Юлиуса и Этель Розенбергов, казненных в 1953 году. Говорят, что Юлиус первым сел на электрический стул, и смерть его была быстрой. Затем к этому же стулу подвели Этель — страшно подумать, что она чувствовала в тот момент, — но ее казнь прошла не так гладко. Свидетели утверждают, что смерть наступила лишь после нескольких попыток. Что сердце ее, несмотря на электрические разряды, продолжало биться, даже когда от головы пошел дым.

Уайлд понять не мог, зачем Саул Штраус везет его в Синг-Синг.

Штраус остановился на тюремной парковке для посетителей и заглушил мотор.

— Пойдемте. Это ненадолго.

Похоже, Саул подергал за нужные веревочки, поскольку они с Уайлдом быстро оказались в самом начале очереди. Вывернули карманы и прошли через арочный металлоискатель. Зал для посетителей выглядел как школьная столовая на стероидах. Столы и стулья, никаких стеклянных перегородок с телефонными трубками, как показывают по телевизору. Заключенные в открытую обнимались с любимыми, и никто им не мешал. Уайлд ожидал увидеть здесь жен, подруг, родителей, братьев и сестер, но посетителями по большей части были семьи с маленькими детьми. В зале было полно детей. Некоторые проводили время в пестром «семейном уголке», похожем на комнату в детском саду, с настольными играми, детскими книжками, игрушками и материалами для поделок. Некоторые выходили во двор и проводили время на детской площадке.

Охранники проводили Штрауса и Уайлда к столику в четвертом ряду, возле двери для арестантов. Им велели сесть и не вставать, пока к ним не подойдет заключенный. Уайлд хотел было уточнить подробности, но решил: раз уж дело зашло так далеко, пусть Штраус играет свою роль до конца. Что-то зажужжало. Дверь, ведущая в тюрьму, отъехала вбок. Из нее хлынул поток заключенных. Все бросились к своим семьям. Уайлд взглянул на Штрауса.

— Наш выйдет последним, — сказал тот.


Уайлд не понял, о чем он, но подумал, что вскоре все узнает. Когда поток мужчин иссяк (в Синг-Синге отбывают наказание одни лишь мужчины), в зале появился последний человек — в кресле-каталке. Уайлд понял, почему их усадили у самой двери.

Чтобы не утруждать инвалида.

Мужчина в кресле был чернокожим. Волосы короткие и седые, кожа задубелая, глаза желтушные. Уайлд решил, что ему за пятьдесят. Может, за шестьдесят. Тюрьма старит человека. Конечно, это речевой штамп, но иной раз штампы бывают весьма уместны.

Долговязый Саул Штраус выпрямился во весь рост, а потом наклонился и обнял чернокожего мужчину:

— Привет, Реймонд.

— Привет, Саул.

— Знакомься, это Уайлд. Уайлд, это Реймонд Старк.

Уайлд пожал мужчине руку. Рукопожатие Старка было крепким.

— Приятно познакомиться, Уайлд.

— И мне, — сказал Уайлд, потому что не знал, что еще сказать.

Реймонд Старк посмотрел на него снизу вверх и улыбнулся. От улыбки все лицо его засияло.

— Вас нашли в лесу, когда меня держали в Ред-Онион, — сказал он. — Это тюрьма строгого режима в Вирджинии. Тогда я только сел. Еще на что-то надеялся, понимаете? Верил, что власти осозна́ют свою ошибку. И меня с минуты на минуту выпустят на волю. — Уайлд понял, что этот человек провел в тюрьме больше тридцати лет. — Про вас тогда было много статей. Я все их читал. Эта ситуация… То есть у вас не было ни семьи, ни каких-либо связей. Ни прошлого, верно?

— Верно.

— Даже не знаю, благословение это или проклятие. — (Саул сел и жестом велел Уайлду сделать то же самое.) — Спасибо, что пришли, — сказал Реймонд, обращаясь к Уайлду.

Уайлд взглянул на Реймонда, затем на Штрауса:

— Не хотите объяснить, зачем я здесь?

— В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году Реймонда арестовали за убийство молодого человека по имени Кристофер Энсон. Энсона зарезали в Динвуде, это район Вашингтона. Полиция решила, что Энсон хотел купить наркотики. И оказался там, где оказываться не следовало. Хотя, чтобы не очернять имя жертвы, в прессу об этом не сообщали. В общем, его ударили ножом — один раз, в сердце, — и ограбили. Вы тогда были слишком юны, поэтому ничего не помните. Но дело было громкое. Энсон был белый, из богатой семьи, учился в колледже. Общественность требовала вынести смертный приговор.

Реймонд коснулся руки Уайлда. Тот обернулся и заглянул в желтушные глаза.

— Я его не убивал.

— Можете себе представить, каково это было. СМИ, мэр, требования раскрыть дело. Наверное, копы получили анонимную наводку: дескать, Энсон покупал наркотики у черного паренька в Динвуде. Поэтому замели всех черных пареньков, до которых сумели дотянуться. Ничего не объясняли, не давали спать, допрашивали с пристрастием — ну, вы понимаете, о чем я.

— Да, — сказал Уайлд. — Но не понимаю, зачем я здесь.

— В конце концов, — настойчиво продолжил Штраус, — какой-то паренек сказал, что Реймонд продает наркотики богатеньким белым ребятам.

— Марихуану, — сказал Реймонд. — Отчасти это правда. Но в основном я работал курьером.

— Судья выдал ордер на обыск, и детектив из полиции округа Колумбия по имени Шон Киндлер нашел нож у Реймонда под матрасом. Нож проверили. Оказалось, это орудие убийства. Сами представляете, как быстро все покатилось по наклонной плоскости.

— Это был не мой нож, — произнес Реймонд. Он снова смотрел Уайлду в глаза. — Я его не убивал.

— Мистер Старк? — сказал Уайлд.

— Зовите меня Реймонд.

— Реймонд, я видел, как конченые социопаты смотрят мне в глаза — прямо как вы — и лгут мне в лицо.

— Да, знаю, — сказал Реймонд Старк. — Я тоже такое видел. Вижу каждый божий день. Я живу среди конченых социопатов. Но я не знаю, что еще сказать, Уайлд. Я провел тридцать четыре года за решеткой. Отбываю срок за чужое преступление. Я старался изо всех сил. Много учился, окончил здесь школу, колледж, даже получил степень доктора юриспруденции. Писал письма с опротестованием дел сокамерников. И своего дела. Но бесполезно. Все всегда бесполезно. — Сложив руки на столе, Реймонд отвел глаза. — Представьте, что вас закрыли в подобном месте. Что вы ежедневно пытаетесь донести до людей правду. Докричаться всеми известными вам способами. Но вас никто не слышит. Хотите, расскажу кое-что странное?

Уайлд ждал.

— Мне постоянно снится один и тот же сон. Что я выхожу отсюда, — продолжил Реймонд с едва заметной улыбкой. — Снится, что мне наконец поверили. И выпустили на волю. А потом я просыпаюсь у себя в камере. Представьте этот момент, когда я понимаю, что это всего лишь сон. Пытаюсь удержать его, но это все равно что ловить руками туман. Раньше меня навещала мать, дважды в неделю. Больше двадцати лет. А потом у нее в печени нашли новообразование. Рак ее сожрал. И я все думаю — ежедневно, ежечасно, — может, этот стресс подорвал ее иммунную систему? Она ведь знала, что ее сына закрыли ни за что. Может, это ее и убило?

— Реймонд, — вмешался Штраус, — расскажите Уайлду, как вы оказались в инвалидном кресле.

— Ничего не изменится, Саул. — Реймонд медленно покачал головой. — Пожалуй, не стоит. Вряд ли Уайлд поверит мне, выслушав еще одну печальную историю. Верно, Уайлд? — (Уайлд ничего не сказал.) — Поэтому не прошу вас сжалиться надо мной. Не прошу поверить моим глазам, выражению моего лица. Вместо этого попрошу уделить мне еще несколько минут. Вот и все. Я не стану жаловаться, что невиновен. Никаких эмоций. Просто дослушайте Саула до конца.

Уайлд собирался сказать, что сейчас ему некогда, что у него есть собственные проблемы, да не простые, а промышленного масштаба, и даже если он убедится, что Реймонда Старка подставили, это ничего не изменит: в подобных делах Уайлд не может тягаться с Саулом Штраусом и его организацией.

Но не сказал. Потому что понимал, что Штраус привез его в тюрьму не просто так, а по некой серьезной причине. У Штрауса были собственные соображения насчет ситуации с Крахом Мейнардом и Наоми Пайн, и он настоял на этой поездке. Поэтому Уайлд решил, что сейчас не время опротестовывать резонность своего присутствия в зале для посетителей. Но проявить уважение, провести с ними еще несколько минут… Это не повредит. И не изменит ход событий в Мейнард-Мэнор, оставшемся в другом мире, предельно далеком от мира Синг-Синга.

Реймонд Старк кивнул Штраусу, и тот продолжил:

— Два года назад мы — совместно с программой «Истина» — выяснили, что детектив Киндлер как минимум в трех случаях подбрасывал улики, чтобы выполнить план по арестам, прослыть борцом с преступностью и продвинуться по службе. Генпрокуратуру округа Колумбия вынудили пересмотреть многие из арестов Киндлера. Один приговор уже отменили, но дело это не быстрое. К тому же никто не хочет заниматься убийством Кристофера Энсона.