Макс

Батискаф, о котором идет спор, — считай, игрушечная хреновина на трех человек. Больше всего она похожа на надувной плот с пузырем сверху. Хреновина эта может опускаться на сто метров. Сравни с тысячей метров, на которые погружается наша большая субмарина. Не удивлюсь, если у этого батискафа велосипедные педали по бокам торчат. Единственно, почему я готова туда полезть, это потому, что верхний плексигласовый пузырь прозрачный — из него наружу смотреть можно. А в нашей большой субмарине ни одного окна. Повторяю, ни одного. Ноль. Зеро. Нуль. Потому что пространство между корпусом и обшивкой заполняется водой, когда субмарина опускается, и воздухом, когда всплывает. А значит, стекло иллюминатора, чтобы выдержать давление, должно быть по меньшей мере толщиной в фут. И раз такого стекла не бывает, вместо иллюминаторов на обшивке установлены телекамеры. Они-то и транслируют происходящее снаружи на маленькие экраны внутри подлодки.

Но теперь представляется случай вылезти из субмарины и увидеть своими глазами, что там снаружи происходит — всё лучше, чем в плавающем гробу сидеть.

Я потираю руки:

— Давайте, давайте, пошли уже.

Десять минут спустя отворяется нижний транспортный люк подлодки и нас выбрасывает в океанские глубины. Вода вокруг Гавайев такая чистая и прозрачная, что даже здесь, на глубине шестидесяти метров, не так-то уж и темно.

А потом пилот включает передние огни и начинается подводное шоу. Над нами висит огромная субмарина военно-морского флота США. Из-под которой мы, слава богу, медленно, но верно выползаем. А вокруг — как в замедленной съемке, плавно качается в воде рыба! Батюшки-светы! Сколько ее! Всевозможных цветов, форм и размеров.

— Вон там, смотрите, — желтоперый тунец. Он может вырастать до трех с половиной метров, — объясняет доктор Акана.

— А вон там кто? — Я показываю ей на огромную серебристую рыбину с оранжевыми плавниками.

— Это опах, — вступает пилот. — Отлично на обед идет.

— Она больше меня, — удивляюсь я, а доктор Акана смешливо щурится:

— Весу в ней точно больше. Смотри, смотри! Черепаха!

И вправду. Мимо, совершенно не смущаясь нашим присутствием, проплывает черепаха размером со среднего пуделя. Наш батискаф оставляет ее совершенно равнодушной.

Помимо здоровенных рыбин размером с диван, нас окружает облако из сотен тысяч рыбешек мал мала меньше, всех возможных и невозможных цветов.

— Как здесь под водой все медленно движется!

— Совсем не все. Все эти рыбешки, почуяв опасность, разлетятся в стороны — глазом моргнуть не успеешь. — Доктор Акана вдруг переходит к делу. — Мы в шести милях от первого места массового истребления рыбы, но я сначала хотела проверить…

Она вскрикивает на полуслове:

— Боже мой, что там такое?

Мою голову автоматически мотнуло туда, куда приклеился ее взгляд.

Нет! Только не это!





53




Срочно входите в контакт с «Миннесотой», — командует доктор Акана. — Немедленно шлите SOS!

— Да подождите вы! — Я ее останавливаю, как завороженная, пялясь сквозь плексигласовый купол. В тридцати футах плывет по направлению к нам… сюрприз. Как же это я так промахнулась?! Почему не подумала про ЭТО раньше?!

— Срочно свяжитесь с субмариной! — кричит Акана.

— Не паникуйте, — я сейчас с ней сама разберусь.

— Макс! Она же тонет.

— Ничего она не тонет. Она плывет. — Теперь моя очередь давать объяснения. — Плывет и вредничает. И зарабатывает себе крупные неприятности. — Я скроила Ангелу грозную физиономию. До батискафа ей осталось футов десять, и она широко улыбается и машет нам рукой.

«Знаешь, как ты от меня сейчас получишь? Уверяю тебя, мало не покажется!» — Это мягкая интерпретация моего гораздо более развернутого мысленного послания Ангелу. Должна с удовлетворением заметить, что, несмотря на плексигласовый барьер и глубоководные условия, оно благополучно дошло до моей адресатки. Ее шкодливая рожица понуро вытягивается. Но секунду спустя снова расцветает, и она пускается выписывать над батискафом кренделя.

— У нее же никакого снаряжения. Ей не хватит воздуха! Она задохнется! — в отчаянии шепчет доктор Акана.

Подумав, я решаюсь признаться:

— Снаряжения нет, зато есть жабры.

Пусть она хоть о воздухе не беспокоится. В океане полно и других опасностей, включая ту страшную и таинственную, которая имеет непонятное отношение к похищению моей мамы. А Ангел, как полная идиотка, плавает там, явно считая, что увернется и от пули, и от акулы, и от вражеской подлодки.

— Жа…

— Вот именно, жабры, — говорю я, глядя, как Ангел оседлала морскую черепаху размером с двуспальную кровать. — Видите ли, у нас у всех есть… э-э-э… как бы это сказать… индивидуальные особенности. Ангел, например, может разговаривать с рыбами и читать чужие мысли. Так что, пожалуйста, не играйте с ней в покер.

Пилот тихонько выругался:


— Вот черт! Эта пигалица уже выудила из меня сорок баксов.

Ангел спрыгнула с черепахи и прилипла к пузырю батискафа. Я скроила ей свою самую грозную рожу, а она расплющила о плексиглас нос и губы и хохочет-заливается, сотрясая наш купол и пуская вверх фонтан пузырей.

— Но там же давление огромное. Без водолазного костюма расплющит в два счета, — принимается за свое доктор Акана.

— Ничего ее не расплющит, — злобно шиплю я ей в ответ. — Я ее скорее сама о колено расплющу!

Прямо у нас под носом в лучах подводного прожектора Ангел выкидывает коленца. Сперва с черепахой, потом со скатом, а дальше заводит хоровод с дюжиной пестрых рыбок махимахи. Увы, в грации и изяществе ей не откажешь: Ангел повторяет их движения и тут же разукрашивает их изысканными пируэтами. Крылья ее, чтоб не мешали в воде, плотно сложены вдоль спины — испытанный прием всей стаи. Короче, развлекается она вовсю. Достану ее — убью!

К доктору Акане возвращается чувство юмора:

— Не вижу здесь ничего необычного, кроме крылатого ребенка с жабрами. Флора и фауна подводного мира в полном порядке. Никаких свидетельств планктона или разложения коралловых рифов. Количество мертвой рыбы не превышает нормы.

— А сколько нам до того места осталось? Мы ведь еще далеко?

— Пока да. Я считаю, нам надо начать отсюда и по мере приближения к отмеченной точке периодически делать замеры и проверки.

Ангел постучала по куполу у меня над головой, и я подпрыгиваю на месте. Что бы ни было написано на моем лице, она как ни в чем не бывало тычет в меня пальцем и показывает сначала на мою шею, а потом наружу.

— Что она хочет сказать? — интересуется доктор Акана.

— Зовет меня к себе. Считает, что у меня тоже жабры сформировались. — Только увидев, как округлились глаза у пилота, понимаю, как дико звучит то, что я сейчас произнесла. Ну и что? У меня уже есть крылья и воздушные мешки в дополнение к легким, ростом я под метр восемьдесят, а вешу меньше пятидесяти килограммов. А этот чувак все еще удивляется. Пора привыкнуть к тому, с кем он имеет дело. Зато у доктора Аканы проснулся научный интерес:

— А что, все эти… дополнительные органы сами собой у вас развиваются?

Я киваю:

— Не все время, конечно. — Я почему-то засмущалась. Видно, пилот слишком сильно старается не показывать, что от нашего разговора у него крыша едет. — Просто время от времени у одного из нас вдруг обнаруживается какое-нибудь новшество. Как будто нас запрограммировали постоянно эволюционировать.

— Поразительно! — мягко, точно про себя, замечает доктор Акана. — Вы и вправду чудо природы.

Чувствую, как у меня начинают пылать щеки, и я готова привычно взъесться: она что, нас за цирковое шоу держит? Но в это время краем глаза замечаю какое-то быстрое движение снаружи. Оборачиваюсь — на нас плывет здоровенная акула. Хвост ходит из стороны в сторону, а на морде написано целеустремленное желание выбрать себе подходящую жертву.

— Охо-хо… Девчонку-то надо бы оттуда срочно убрать, — озабоченно замечает пилот.

— Эй, Ангел. Акула справа по курсу. — К сожалению, все мои мысли сейчас посылать ей не место и не время, и я усиленно шлю ей только сигналы опасности. Но Ангел обычно и сама хорошо следит за происходящим.

Она на секунду застыла, не закончив пируэта. Оглянулась. Ангел и акула заметили друг друга одновременно. Акула тут же смекнула — объект съедобен. Секунда — и ее челюсти перекусят Ангела пополам.

— Пилот, заградите ребенка «Тритоном» — примем атаку на себя, — не растерялась доктор Акана.

Пилот маневрирует батискафом, но при этом бормочет, что отнюдь не уверен, выдержит ли натиск его хлипкая посудина.

Ангел застыла лицом к акуле, пристально смотрит ей в глаза и поднимает руку. Доктор Акана зажмуривается, предчувствуя неизбежное. Я окоченела от страха.

Акула останавливается. Ангел подплывает к самой ее пасти. Пилот задерживает дыхание. Доктор Акана шепчет молитвы. Акула не шевелится. Ангел ласково гладит ее по голове. Акула трется о нее, как огромная зубастая сторожевая собака. Ангел поворачивается к нам и смеется.

— Все. Конец. Представление окончено, — говорю я. — Пора назад на «Миннесоту».





54




— Пора перестать думать только о себе! — Ангел обиженно выпятила губу, а я, честно признаюсь, читаю ей нотацию.

А тебе пора обращать на нее больше внимания. И прислушиваться к тому, что она тебе говорит, — читает нотацию МНЕ мой внутренний Голос.

— А то я не прислушиваюсь, — заорала я на него вслух, и Ангел в испуге шарахнулась в сторону.

— Ничего-ничего. Не обращай внимания. Я просто чуть не умерла там со страху за тебя.

— Макс! Почему ты вечно не о том беспокоишься? Сколько можно говорить, что тебе давно пора попробовать дышать под водой. Нечего за меня бояться. Позаботься лучше о себе.

— Бояться за тебя — у меня в крови. Я всю жизнь за тебя боюсь. Работа у меня такая.

Ангелу было всего два года, когда Джеб выкрал нас из Школы. Что делать с ней, он не знал. Кто ее, спрашивается, тогда поил-кормил, умывал-одевал? Конечно я.

Ангел запротестовала: