Магия беды

– Не может быть! – Эмили указала на Мерси, пойманную в ловушку в сосуде с водой. – Она моргнула!

Кирк прижал ладони к полу и отодвинулся назад.

– Она? Это оно! Водяное создание, которое мы должны, что? Просто игнорировать?

Ноздри Хантер раздулись, и она, прикусив толстый кончик языка, позволила себе отреагировать.

– Это не создание. Это Мерси. Во всяком случае, очень крохотная ее часть. – Она выпрямилась. Это было ее заклинание, ее успешное заклинание, и она будет его защищать всеми силами. – Мы просили избавить ее от скорби. Не от всех чувств, а лишь от маленькой части. Чтобы она вновь стала собой. – Жестом указала на сестру, смотрящую на них с водной глади. – Именно это и произошло.

Мерси захлопала в ладоши и села чуть прямее.

– Это я! Я так и знала.

Кирк вернулся в круг и обратился к своей девушке.

– Ты нормально к этому относишься?

Склонив голову, Мерси пожала плечами.

– Мы не делаем ничего зловредного или дурного. И как сказала Хантер, это лишь небольшая частичка моей скорби. Все было основано на любви и свете. – Она повернулась и взяла руку Кирка в свои ладони. – На тех вещах, что привели тебя сегодня сюда, чтобы помочь мне, и все получилось. Ты был таким сильным сегодня, Кирк. Таким совершенным. Этого не случилось бы без тебя.

Щеки девушки пылали огнем. Ни любовь и свет привели сюда Кирка, а Хантер. Она была символом мира и надежды. Она обладала силой. Хантер сжала свободную руку в кулак. Если бы Кирк сбежал – а он был на грани этого, – она бы нашла способ заставить чары работать и без него. Он был лишним, незначительным балластом. Небольшой эпизод в жизни обоих. Школьная интрижка. Острые ногти Хантер впились в ладонь. Через десять лет никто из них даже не вспомнит имени этого парня. Возможно, они будут звать его «квотербеком» или «тем самым парнем», или вообще не будут о нем вспоминать. Может, Хантер станет как ведьма Сабрина и сотрет из памяти сестры любое упоминание о Кирке Уитфилде, чтобы им больше никогда не пришлось его обсуждать.

Теплая жидкость собралась в ладони Хантер и потекла по ее руке. Она разжала пальцы и посмотрела на кровь, сочащуюся из ран в форме полумесяца, которые оставили на плоти ее ногти.

Хантер отпустила руку Джекса и сжала кулон. Ей нужно заново сосредоточиться, заново собраться с мыслями. Она никогда не сотрет память Мерси. Даже думать о таком не следует. Владеть силой, играть роль проводника – все это тяготило ее. Как и должно было быть.

– Я заканчиваю обряд, – выпалила Хантер, сжимая руку и пряча за спиной истекающий кровью кулак. Она почувствовала четыре пары глаз на себе и закрыла свои, подыскивая правильные слова. Чары больше не исходили от нее. Силы Хантер казались закупоренными. Большой, толстой, волокнистой пробкой. Которую она назвала бы ее Кирком.

– В это время и в этом месте мы благодарим Матушку Луну и Отца Тюра за помощь нашей подруге и сестре, за очищение ее сердца, разума и души. Мы знаем, что вы всегда будете рядом, как мы будет следовать вашему пути. – Энергия заструилась по кончикам пальцев Хантер, и она, следуя своему порыву, своей интуиции, погрузила кровоточащую руку в воду. Ледяная жидкость повергла девушку в шок, и она резко распахнула глаза. – Обряд окончен, – продолжила она, наблюдая, как ее кровь разъедает мерцающий образ сестры, а затем погружается все ниже, ниже и ниже. Облизав губы, Хантер выкрикнула последнюю строчку заклинания, которую раз за разом слышала от своей матери. – Мы встретимся, разойдемся и встретимся вновь!

Алые ленты закружились вокруг блестящих лунных камней, окрашивая каждый в розовый оттенок. Эмили затаила дыхание, когда камни поднялись со дна котла и словно призванные силой крови Хантер упали в ее ладонь.





Глава тринадцатая




В полицейском участке Гудвилля было жарко. Слишком жарко. Настолько жарко, что каждый дюйм тела потел, форма прилипала к коже и все чесалось. Фрэнк Дирборн повернул вентиль крана и ополоснул холодной водой опухшие костяшки пальцев. Как вообще кому-то удается так жить? На протяжении всего дня внутри помещения из пыльного кондиционера в потолке исходил слабый ветерок. Люди проделали такой долгий путь, только чтобы заточить себя в тюрьму.

Наклонившись над раковиной, он посмотрел в маленькое прямоугольное зеркало, висевшее на чистой стене уборной.

– Дирборн. – Он провел языком по зубам и улыбнулся. – Шериф Дирборн.

Прозвучало убедительно. Неоспоримо.

Левый глаз пронзила боль. Он прижал ладонь к вспышкам жара, которые затуманивали его зрение, и дернулся вперед. Его лоб врезался в зеркало.

– Матерь… – Он подавил рык и оттолкнулся от зеркальной поверхности. На керамическую раковину посыпались осколки, и мужчина провел пальцами по шишке, начинающей выступать в центре лба. Ничего не поменялось с прошлой ночи после посещения оливкового дерева. Внезапные приступы усиливающейся убивающей боли. Скоро все должно закончиться. Вне зависимости от места, он никогда не сможет избежать своей судьбы.

Прикрывая глаз, он посмотрел на свое искаженное отражение. Втянул воздух сквозь стиснутые зубы и убрал руку от лица. Его взгляд был устремлен на кран. Но он не хотел смотреть.

– Проклятые зеркала. – Он вздрогнул, осторожно погладив опухшее веко.

Ему не следовало винить зеркала. Не их вина в том, что они показывают правду. Он должен был винить ту женщину. Которая заставила его полюбить ее. Которая превратила его в чудовище.

Он снова перевел взгляд на свое отражение. Если ему не удастся отыскать противоядие в этот раз, он останется таким навсегда. Нити молочно-белого цвета вихрились в его темной радужке. Он с шипением выпустил воздух из легких и потер глаз, смахивая осколки. Белая пелена вновь вернулась, не успев до конца исчезнуть.

Дирборн вздохнул. Было бесполезно бороться. Он не смог избежать проклятия. Возможно, никогда и не избавится.

Он отсоединил свои очки-авиаторы от полицейской формы и водрузил их на переносицу. Смотреть сквозь затененные линзы было лучше, чем обнажать проблему. Перемены. Людям тяжело даются перемены.

Внутри все скрутилось в узел, и рот наполнился слюной. Его затошнило. Не от вида отвратительной физиономии. Нет. Дело было в чем-то другом. В чем-то знакомом, но пока недосягаемом. Желудок вновь сжался, и к горлу подкатила волна желчи. Переваренные остатки пищи, соскользнув с языка, брызнули в пустую раковину. Он уставился на диспенсер для полотенец и повернул кран, избавившись от следов. Вниз смотреть он тоже не хотел.

Со скрипом приоткрылась дверь, и он шагнул к разбитому зеркалу и свежевымытой раковине. В уборную ворвался заместитель шерифа Картер, на ходу расстегивая ремень.

– О, шериф. – Он напрягся. – Простите, я… эм-м… не знал, что здесь кто-то есть. – Он смущенно хихикнул, снял шляпу и провел рукой по растрепанным волосам. – Слишком много кофе и недостаточно походов в туалет. – Издал еще один смешок и потрусил к ближайшему писсуару.

Губы Дирборна изогнулись, когда заместитель повернулся к нему спиной и вздохнул с облегчением, когда струя ударилась о фарфор. По своей натуре они были животными. Заточенными в клетку животными. Шериф распахнул дверь и ворвался в кабинет.


С другого конца помещения, заполненного столами, ему яростно махала женщина. Она была единственной женщиной в здании без униформы, ее волосы были убраны назад, а на бедрах висело оружие.

Он стиснул зубы, когда она направилась к нему, жаждущая внимания, любви. Но любовь – это слабость, крах всего сущего, зачаток дьявольских или порочных сил. Он не хотел принимать в этом участия.

Ее бейдж с именем блеснул в резком освещении. Триш. Верно. Если копнуть достаточно глубоко, он смог бы отыскать потускневшие воспоминания о ней. Но они исчезали, причем очень быстро.

Она улыбнулась, и на ее щеке появилась ямочка.

– Вот ты где. Уже обыскалась тебя. Я волновалась. – Стикеры, сверкающие сердца и упитанные медведи, обрамляли буквы на ее бейдже. Дирборн прищурился и попытался сморгнуть пелену, которая заволокла его левый глаз. А может, это были все-таки бобры? Все эти косматые лесные жители выглядели одинаково. – Ты так и не ответил ни на один мой звонок, и я не видела тебя после той ночи, когда… – Она сжимала и разжимала блокнот и блестящую ручку в своих руках, снова и снова. – Ну, ты знаешь. – Натянутая усмешка исказила ее черты лица.

В ответ он смог лишь вытереть пот со лба и кивнуть. Он не мог вспомнить, как ему следует ответить. Воспоминания о Триш ускользали.

– Это было ужасно. – Нарушив неловкое молчание, она подошла ближе к нему. От нее исходило тепло, словно от свежеиспеченного хлеба. – Старина Эрл Томпсон наконец-то наткнулся на что-то стоящее, и это его убило. – Она покачала головой. Ее рыжие кудри подпрыгнули, выбрасывая в воздух пряную сладость.

Пирог? Неужели это он?

Его сердце бешено заколотилось, и кончики пальцев стало покалывать. Его тело вспомнило то, что разум уже успеть позабыть.

– Я выбросила Шумовой рекорд. – Она склонилась к нему. От ее дыхания запотела золотая звезда, приколотая к униформе на его груди. – Подумала, что будет неправильно хранить его, раз старика больше нет с нами. Возможно, это изначально было плохой идеей.

Она еще раз тряхнула головой. И вновь воздух наполнился ароматом сахара и пряностей.

Одна из ее кудряшек задела кончик его носа.

– Корица, – пробормотал он, когда в памяти всплыл один эпизод. – Ты начинаешь печь, когда расстроена.

Воспоминания Дирборна то исчезали, то возвращались, а то и вовсе покидали его разум. Но мышечная память осталась. Он помнил, как водить автомобиль, стрелять и не поворачивать слишком быстро голову влево. В прошлой жизни, задолго до Дирборна, он был выдающимся художником. Но все закончилось кровью, слезами и большим количеством ран на его бессмертной душе.

Триш прижала блокнот к груди и сделала неуверенный шаг назад.

– Фрэнк, я… – Она обмахнулась свободной рукой, отчего ее кудри взметнулись у подбородка. – Ну, я не совсем уверена, что хотела сказать. – Ее щеки запылали клубнично-розовым пламенем, и она окинула взглядом участок.

Он проследил за ее взглядом, сузив глаза и сжав кулаки, когда заметил мимолетные взгляды других сотрудников, которые быстро переключили свое внимание на компьютерные мониторы, стопки бумаг или телефонные звонки. Между шерифом Дирборном и этой женщиной Триш что-то происходило, но то был другой человек, другая жизнь. Фрэнк Дирборн так и не познал истинной любви и счастья, а также страданий, что они причиняют. Теперь он не позволит этому телу или мимолетным воспоминаниям снова предать его.

Триш протянула блокнот и постучала пальцем по списку имен и телефонным номерам, которые она записала в две колонки: «Срочно» и «После ланча».

– Знаю, тебе не хочется возиться с новой компьютерной программой, выдающей список обращений, поэтому я переписала все вручную, чтобы тебе было удобнее.

Пусть она и не могла ничего разглядеть за темными зеркальными очками, он все равно прищурил глаза и выхватил из ее рук блокнот. Он не собирался оказывать знаки внимания Триш. Что бы ни назревало у них с Дирборном, теперь все было кончено.

Триш потеребила колпачок своей блестящей ручки.

– Еще чашечку кофе, шериф? У меня закрадывается подозрение, что под очками скрываются довольно темные круги.

Он почувствовал сухость во рту, а желудок вновь болезненно сжался. Одна-единственная вещь могла облегчить боль и утихомирить беспокойное тело. Ему нужно было убраться подальше от этой женщины, от всех этих людей, от горячего, циркулирующего воздуха и ламп над головой.

Триш положила теплую руку на его бицепс.

– Фрэнк, ты хорошо себя чувствуешь?

– Я в порядке, – прохрипел он. С момента прибытия он только и делал, что лгал. Тело знало об этом и хотело от него избавиться.

Влажный кашель сорвался с его губ, и тысячи раскаленных гвоздей впились в его ребра. «Фрэнка здесь нет! – крикнул он, набрасываясь на линию фронта, высеченной внутри его груди, в его нутре. – Он никогда не вернется!»

Триш поддержала его, когда лающий кашель снова сотряс мужчину. Еще больше рук подхватывали его, и вокруг слышались взволнованные голоса, которые выражали обеспокоенность и давали советы, пока вели в направлении кабинета. Он твердо встал на ноги и судорожно втянул воздух.

– Со мной все в порядке, – повторил он и оттолкнул руки. – Просто нужен… – Его грудь затряслась, когда он сглотнул еще один приступ кашля. – Просто нужен свежий воздух. – Он вытер влажные ладони о свою рубашку и оглянулся в поисках выхода. Дирборн заметил ближайший горящий знак «ВЫХОД», сжал руки в кулаки и сморгнул воду, затуманившую его здоровый глаз.

– Я принесу вам кофе, шериф. – Туфли Триш щелкнули, когда она развернулась на месте и хлопнула в ладоши. – Так, за работу. Возвращайтесь к работе.

Не оглядываясь, мужчина устремился к запасному выходу из участка. Всеобщее внимание не повлечет за собой ничего хорошего. Тела, подобные этому, жаждали возвратиться к своей душе или соединиться с землей. Тела, как у Фрэнка Дирборна, делали его проклятье еще невыносимее. Это тело нельзя было исправить. Его нужно было кормить.

Древние слова, сказанные в одной из его прошлых жизней, пронеслись в его мыслях.

Как только ты поймешь, к чему стремиться,

Вся жизнь твоя тотчас преобразится.

Свободу обретешь, но лишь тогда,

Когда средь тысяч глаз найдешь одни глаза.

Лишь эта пара глаз развеять чары сможет,

И распрям всем конец положит.