Луна Ктулху (сборник)

— Уверены.

— Но может быть, ей нужна медицинская помощь… Может…

— Раны ее скорее психологические, чем физические, — вздохнул я.

— Да, эти «революционеры» не церемонятся.

Один из них даже заявил, что скоро все женщины станут общественным достоянием, и каждый кто захочет, сможет иметь любую в любое время суток.

Я присвистнул.

— Что-то новенькое. О таком я в большевистских манифестах еще не читал.

— То ли еще будет… то ли еще будет… Вначале они все ценности объявят общим достоянием, потом всех женщин… а потом…

— Потом люди вымрут, как мамонты.

— Эх, какую страну просрали… Будь прокляты все эти Керенские, Милюковы, Троцкие… Революционеры! Свободу крестьянам! Каким крестьянам!

Безлошадникам, у которых нет ни кола, ни двора?

Да ведь им-то и терять-то нечего кроме «своих цепей», которых и так нет… Учредительное собрание!..

Да им плетка нужна, а не свобода. Ведь пьют, горланят, кокаин нюхают уже который месяц, и сказать ничего нельзя… Свобода!

Иван Иванович вздохнул и вновь уселся на свое место, а я, протянув руку, поднял одну из валявшихся на полу книг. На обложке значилось «Энциклопедия оккультизма в изложении профессора Альфреда Леманна». На мягкой обложке толстого картона была гравюра — несколько человек, занимающихся вызовом духов сидели вокруг стола, взявшись за руки.

— Странная книга, — удивился я. — Вы ведь, как я слышал профессор, только вот каких наук?

— Спиритизма и прочего… — вздохнул Иван Иванович. — Я занимаюсь оккультизмом и всем, что с ним связанно.

— И мифологию Ктулху небось изучаете?

— А что, вы тоже мистик? — встрепенулся профессор с интересом посмотрев на меня.

— Нет, — покачал я головой. — Практик.





Глава 2. Хрустальный коридор




…Нам свобода дорога,

Через прорезь пулемета

Я ищу в пыли врага.

Застрочу огнем кинжальным,

Как поближе подпущу.

Ничего в бою не жаль мне,

Ни о чем я не грущу.

Н. Махно «Кони версты рвут наметом»



Последнее время я чаще ухожу на дальний конец виадука и там сажусь у зеркала — огромного прямоугольного металлического листа, сориентированного таким образом, что на него передается отражение с зеркала, стоящего на вершине ближайшей горы.

А то зеркало в свою очередь передает изображение еще откуда-то, а то в свою очередь… и так далее.

Только в итоге выходит так, что на том зеркале, что в конце виадука, я вижу Землю, мою родную Землю.

Я отлично знаю, что она где-то там, по ту сторону Луны, и я, быть может, никогда ее больше не увижу.

Никогда больше не пройдусь по цветущим березовым рощам.


Впрочем, все это лирика. Много чаще я думаю о России. Но не о кроваво-красном СССР, где кровь лучших людей страны была смешана с грязью сапог воинствующего быдла. Где же вы ныне, прежние столпы России? Где Демидовы, Сытины, Рябушинские, Елисеевы, Абрикосовы, Шустовы, Сорокоумовские, Поляковы? Где? Расстреляны безграмотными матросами, которые устроив войну классов, уничтожили величайшую в мире Империю? Или бежали в томный Париж, страстный Константинополь, опиумный Харбин? Почему сложилось так, что погиб Корнилов — единственный человек, обладающий достаточной силой власти, чтобы остановить красное безумие? Чем мы прогневали богов, что они прописали России столь низкое падение, после столь великого подъема?

Часто после такие размышлений и созерцаний мы спорим с Василием. Но что может противопоставить он, воспитанный на утопических идеях Маркса реальности, которая никого не щадит, которая дает человеку сообразно его заслугам? Вот только чего я не могу понять: неужели, чтобы победить врага, я имею в виду не только внешнего, но внутреннего надо, согласно Кутузову «сжечь Москву»? Что такого зловещего в этом городе, почему все беды и несчастья России начинаются именно оттуда? Ведь называй, не называй Санкт-Петербург столицей трех революций, первые выстрелы прозвучали в Москве еще в девятьсот пятом. Красная Пресня тогда переполнилась пролетариатом, в истинном значении этого слова. Соскочив с конопляного чая, в Москву потянулись огромные толпы безземельных бездельников — тех, между кем большевики хотели все разделить.

Впрочем, оставим в стороне политику, вернемся назад в семнадцатый, на квартиру профессора, у которого я задержался ни на день, и ни на два. Что я искал? Ключ к тайнам «жемчужин». Мне не терпелось узнать, что же у меня в руках. Однако Троицкому я о жемчужине ничего не рассказывал. Свое же появление я объяснил профессору необходимостью уничтожить в доме Юсуповых некоторые бумаги, касающиеся состава офицерского клуба и прочего.

Совершенно очевидно, что подобные документы не должны были попасть в руки нынешней власти.

Когда же я все это изложил хозяину квартиры, он сам предложил мне остаться, и я большую часть времени проводил в библиотеке, пытаясь среди многочисленных эзотерических и колдовских книг и рукописей отыскать хоть что-то об икринках Ктулху.

Тогда я еще по наивности не знал, что в простых книгах подобные знания отыскать нельзя.

Сколько корил я себя потом за то, что не вмешался в происходящее, не попытался подать свой голос против кровавой власти большевиков! Но тогда все происходящее за стенами квартиры Троицкого казалось мне неважным, несущественным. И вот после многих недель безрезультатных поисков в голову мне пришла одна безумная мысль. Если жемчужины столь похожи между собой, что даже опытный человек не может их отличить, то почему заклятия должны быть разными?

Что если попробовать воздействовать на жемчужину заклятием вызова предыдущей жемчужины, а потом…

Впрочем, это потом казалось мне слишком неопределенным.

Выждав, когда Троицкий в очередной раз отправится в город на поиски съестного, я начертил на полу в библиотеке пентаграмму, только в этот раз в защитную фигуру я поместил «жемчужину». Мне совершенно не нужен был бродящий по городу демон, потом, по памяти прочел заклятие. И что удивительно, колдовство сработало, однако не так как нужно. Вместо демона передо мной открылся туннель — туннель ведущий неведомо куда… В мир демонов или… Я тогда и понятия не имел, что может все это означать. Я всего лишь произнес заклинания, а потом в пентаграмме, где должен был появиться демон, возникло странное свечение, словно в воздухе подвесили сотню хрустальных капелек и они, повинуясь движению невидимой руки, закружились в странном хороводе, постепенно образовывая трубу, уходящую в бесконечность. Я тут же обошел пентаграмму, пытаясь понять, куда же ведет этот странный ход. Однако представьте себе мое удивление, когда этот ход начал поворачиваться следом за мной. С какой стороны пентаграммы я бы ни стоял, я всякий раз оказывался у входа в коридор.

Тогда я воспользовался зеркалом. И каково же было мое удивление, когда я увидел, что картинка передо мной та же самая, что и в зеркале! Выходило так, что с какой стороны ни зайдешь в пентаграмму —окажешься у входа в таинственный коридор. Геометрическое, а точенее пространственное безумие!

А может он сам никуда и поворачивался, и все это было лишь оптической иллюзией?

Но если это и в самом деле туннель, то куда он ведет? В мир демонов? Поддавшись некоему колдовскому очарованию, я шагнул вперед, вытянув руку, и натолкнулся на невидимую стену. Ход был невидимой стеной. А может в моих заклятиях чего-то не хватало, для того, чтобы проход открылся. Где же взять эту недостающую часть? Я попробовал еще несколько раз, чуть меняя текст, но эффект был тот же самый — всякий раз, стоило мне произнести нужные слова в воздухе появлялся туннель, ведущий неведомо куда, но отгороженный от этого мира.

Той же ночью в тайне от Троицкого — он бы наверняка не одобрил этот поступок — я еще раз пробрался во дворец Юсупова. В этот раз там никого не было, разве что сторожа, но они мне не помеха.

Я вновь открыл тайник и в этот раз забрал еще пару «жемчужин».

С нетерпением ожидал я, пока Троицкий снова покинет квартиру, отправившись на поиски пропитания. Как только дверь за ним захлопнулась, я заново прочертил пентаграмму и повторил свои опыты. Результат оказался тот же самый. На неполное заклятие все жемчужины открывали лишь коридор, в который невозможно было попасть. Я долго ломал голову, пытаясь понять, что же мне делать. Вернуться во дворец Юсупова и поискать ответ там? Если честно, то я не верил в успех этого мероприятия.

Если люди товарища Константина ничего не нашли, почему должно повезти мне? Тем более, что мне-то придется действовать ночью, в тайне от всех.

Похоже, я оказался в тупике.

Разрешилось все в результате серии несчастных случаев. Хотя теперь, вспоминая все, что случилось в тот знаменательный день, я прихожу к выводу, что здесь виден если не перст Судьбы, то уж, по крайней мере, рука Ктулху.

Во-первых, я накануне вновь, в очередной раз побывав во дворце Юсупова, вернул себе свою жемчужину — ту самую, заклятие вызова для которой я знал. Однако я, помня предыдущий свой опыт, был переполнен сомнениями. Если я вызову демона внутри ментальной клетки, не рассердится ли он, ведь у меня не будет для него дара? Не скармливать же ему Троицкого? К тому же, профессор был мне определенно симпатичен.

В тот день Троицкий рано утром ушел в город.

«Отправился на Сенную», — как он сам сказал… и исчез. И только поздно вечером, кто-то постучал в дверь. К тому времени я извелся: ведь если с профессором что-то случилось, мне пришлось бы бежать из города. У меня не было надежных документов, кроме того, люди товарища Констинтина наверняка разыскивали меня. Если бы не это, я, наверное, не подошел бы к двери.

— Кто там?

— Важная телеграмма для профессора Троицкого.

Тот, кто стоял за дверью, произнес важное слово: «телеграмма» и знал, что в квартире живет профессор Троицкий. Я же, измученный ожиданием и полным неведениям, поддался на эту приманку.

Хотя если бы я не открыл дверь, что бы произошло?

Скорее всего, то же самое, незваные гости все равно вломились бы в квартиру, как это уже было один раз, только вынесли бы вновь вкрученные петли входной двери…

Так вот, стоило мне только чуть приоткрыть дверь, как мне в правую ноздрю уперлось дуло нагана. Причем мушка так больно защемила нежную кожу, что я чуть не взвыл.

— А теперь, барон, медленно открывайте дверь, —произнес глубокий голос с благозвучным кавказским акцентом. — Открывайте медленно, не стоит делать резких движений, — и дуло чуть повернулось — ощущение малоприятное.

Мне ничего не оставалось, как открыть дверь.

Естественно, я мог упереться и отказаться, вывернуться и захлопнуть дверь. Но дверь все равно вынесли бы, а к побегу по крышам я готов не был.

Когда дверь распахнулась в комнату вломилось с десяток красноармейцев, больше напоминающих привокзальных нищих. Верховодил всем невысокий грузин по кличке Коба с густыми усами и лицом, изъеденным оспой.

— Обыщите тут все. А мы пока побеседуем, — и он толкнул меня вглубь квартиры.

Я сделал вид, что полностью подчинился, и осторожно отступил точно в центр колдовского рисунка, а потом швырнул жемчужину на пол за пределы защитной пентаграммы.

— Чего выделываешь! — взвился грузин и со всего маху шибанул меня по лицо рукоятью нагана, я с трудом устоял. Что бы не случилось, а покидать границы защитной пентаграммы не стоило.

Так и не дождавшись от меня ответа — я сделал вид, что мне очень больно — грузин наклонился и подобрал жемчужину, потом поднес ее к глазам, держа в левой руке. Сам же я без остановки повторял заклятия вызова демона. Сколько раз я прошептал его? Десять? Двадцать?

Тем временем грузин продолжал рассматривать «жемчужину». Наконец, не поднимая головы, он посмотрел на меня из-под густых бровей.

— Похоже, это именно то, зачем я сюда пришел.