Луна Ктулху (сборник)

Режим дня, который тщательно соблюдался на протяжении почти сорока лет, трещал по всем швам. С наступлением темноты возникала непонятная бодрость, будто он провел день, валяясь на диване. Не помогали ни длительные пешие прогулки, ни колка дров для камина, ни даже импортные таблетки. Более того, бродя по берегу озера, Василий Сергеевич неожиданно ощутил сильнейшее желание идти прямо, в чахлый лесочек, через болота и дальше вперед, не сворачивая. Он уже начал всерьез беспокоиться, как вдруг настроение изменилось так же неожиданно, как и возникло.

Во время вынужденных ночных бдений он пытался писать мемуары, читать, смотреть передачи ночного канала, даже слушать музыку по почти антикварному радиоприемнику. Внутренний зуд даже и не думал утихать. Удивившись этому обстоятельству вслух, Василий Сергеевич обратился к своему единственному собеседнику за последнее время.

— Это что же получается, даже на пенсии человеку не отдохнуть! Судами не достали, так теперь мозги просвечивают. Ну, я им этого так не спущу, я позвоню самому…

Не докончив фразы, он внезапно замолк. С каменным изделием неведомых мастеров не происходило ровным счетом ничего. Оно не ожило, не увеличилось в размерах, даже не начало фосфоресцировать, как это обычно происходит в фантастических фильмах. И, тем не менее, бывший сотрудник военного ведомства понял, что предстоящее мероприятие напрямую связано со статуэткой. О месте и времени проведения ему сообщат.





Дача Валерия-старшего


Уговорив одну за другой несколько бутылок рябиновой настойки, собратья по кисти принялись за коньяк «Семь звездочек». Сперва как водится, вспоминали студенческую молодость, затем речь пошла о свободе творчества и самовыражения. Хозяин дома доказывал, что даже в застойные годы можно было самовыражаться сколько душе угодно. Разумеется, не выходя за определенные рамки. Ишкевич и Перинный дружно вспоминали о худсоветах и разносах за идеологическую, а точнее, безыдейную направленность.

— Ты просто всегда умел хорошо устроиться —неожиданно для себя произнес Валерий-отец. —Твои караси с брусникой даже при культе личности бы прокатили. Чисто, гладко и придраться не к чему.

— Молчал бы со своими олигархами — вспылил Курилов, едва не рассыпав пепельницу. — Да у вас с тех самых времен семейный подряд. Не искусство, а конвейерное производство.

— Сейчас я встану и дам тебе по морде — вяло прокомментировал представитель династии парадных портретистов, делая попытки подняться. Но сила земного тяготения, умноженная на количество выпитого, упорно не давали ему осуществить эту затею.

— Все, брек! Ну, правда, харе ругаться. Миритесь и давайте выпьем за это! — спешно вмешался Ишкевич.

— А чего он… — хором промычали спорщики.

— Старики, у меня родилась гениальная идея!

— Перинный вскочил на ноги, в восторге потрясая вилкой с нанизанным на нее соленым грибом.

— Вместо того, чтобы чистить друг другу фейсы, давайте решим проблему мирным путем. Устроим вечер набросков как в добрые старые времена.

— А кого рисовать? Не друг друга же! Модели еще вчера свалили.

— Ну, может тогда…. Бутыль из-под настойки, а рядом поставим…

— Нет уж, натюрмортами еще в академии наелись!

— И не пейзажи: хватит на сегодня бога Перуна во всех его проявлениях!

— Давайте что-нибудь нетипичное для всех, что-нибудь такое…

— Соседского барбоса у будки! А что: жизненно, а какая выразительность, особенно при виде кошки.

— Господа художники, предлагаю выйти проветриться и совместно поискать сюжет для наших будущих шедевров.

…Модель нашлась, едва они вышли на улицу.

Собственно, улицы никакой не было. Когда-то здесь располагался финский хутор со всеми полагающимися хозяйственными постройками, которые пришли к логическому финалу, превратившись в дрова для камина. Курилов особенно ценил отсутствие соседей как факт, положительно сказывающийся на творческом процессе. До ближайшего населенного пункта добрых двадцать минут пешком. Никаких назойливых посетителей, никаких случайных гостей, от которых в мастерской в городе просто житья не было.

Впрочем, человек, который ожидал их, вряд ли был случайным. Низкорослый старик, одетый как персонаж славянского фентези, будто заранее знал, куда и зачем явился. При виде изрядно подогретой компании он поднялся с пенька и сделал несколько шагов навстречу художникам. Компания на удивление дружно пришла к выводу, что перед ними самая подходящая модель, какую только можно вообразить.

Впрочем, старика не пришлось даже уговаривать. Улыбнувшись, отчего глаза его приобрели почти васильковую окраску, а кожа собралась в добрые морщины, он засеменил едва ли не впереди художников.

— Какой типаж! — восторженно прошептал Ишкевич. Был у нас один примадонн, играл царя Берендея, так перед этим он просто ноль без палочки.

— Брось ты, это же настоящий персонаж Толстого — так же тихо возразил ему Перинный. — Мужик от сохи, раздольная душа русского народа.

Валерий-старший ответил на эти восторги только ироническим хмыканьем, отметив про себя, что, если старичка нарядить в дорогой костюм, умыть и причесать, смотреться он будет представительнее многих олигархов.

Не обменявшись больше ни одним словом, все поднялись в мастерскую. Хозяин дома, протрезвевший до нормального рабочего состояния, отодвинул к задней стене стол с остатками «банкета» и достал все необходимое для рисования. Мольберт здесь был только один, поэтому устроились все с фанерками на коленях, как ученики художественной школы во время летней практики.

Непонятный посетитель удивил и на этот раз.

Войдя, он сразу уселся в резном кресле, которое хозяин дома обменял у одного местного умельца на ящик «Флагмана». Откинувшись на спинку и положив руки на подлокотники в виде сказочных львов, старик замер и, казалось, даже перестал дышать.

Художники, не теряя времени, принялись за дело. Как выяснилось, было уже далеко заполдень и через пару часов дневное освещение должно превратиться в вечернее со всеми его особенностями.

Чем больше они старались передать на бумаге черты нежданного гостя, тем больше это занятие увлекало их. Весь мир будто исчез, все вместе они словно провалились в другое измерение, где не существовало ничего, кроме того, кто сидел перед ними, и листка бумаги.

Валерию отчего-то пришло в голову, что в молодости он мысленно делил своих моделей на тех, с кем хочется работать и на тех, где основным мотивом являлась более чем щедрая оплата. Потом ему, конечно, удалось достигнуть внутреннего компромисса… Перинному неожиданно вспомнилось, как в самом начале обучения ему впервые пришлось рисовать обнаженную модель. Охватившее его при этом чувство стыда удивило его самого. Ведь он даже не думает о ней как о сексуальном объекте; если честно, эта толстушка ему даже и не нравилась. И все же водя. кусочком угля по ватману, он не мог отделаться от ощущения, что между ним и этой девушкой возникает очень тесная и совершенно ненужная близость. Как в вагоне метро в час пик, да еще летом, когда одежды на всех самый минимум.

Нет, ощущение, которое появилось сейчас, было совсем другим. Не произнеся ни одного слова и вообще никак не проявив себя, непонятный старик завладел их мыслями, как будто превратившись в некую призму, преломлявшую по своей воле их мироощущение.


Ишкевич едва ли не с самого начала чувствовал неодолимое желание пририсовать этому непритязательному с виду дедушке не то нимб вокруг головы, не то внутреннее свечение, как на кришнаитских рисунках. Валерий помимо воли и приобретенного с годами цинизма ощущал, как его буквально распирает безграничное восхищение, переходящее в щенячий восторг. Перед его внутренним взором прошли пионерские линейки в школе и вожатая, которая звенящим от истерического напряжения голосом читала патриотические стихи. Перинный по привычке подумал, что явление вездесущего бога Перуна было бы самым достоверным в образе этого человека, посланного самим провидением. А потом у взрослых людей с солидным жизненным опытом синхронно возникло нечто вроде видения: они вернулись в раннее детство, кто-то большой, сильный и невероятно мудрый взял их за руку и ведет туда, где им будет лучше всего. А им только и остается, что радостно перебирать ногами, стараясь поспеть за взрослым…

Завершив портрет, художники не сговариваясь, взяли еще по одному листу и принялись рисовать то, что им хотелось изобразить больше всего на свете.

Казалось, руки сами выводят все на бумаге, в то время как разум с некоторым удивлением наблюдает за процессом со стороны.

Постепенно на половинках ватмана появилась фигура, как будто позаимствованная из кошмаров Босха. Силуэт, отдаленно похожий на человеческий, с мощными задними лапами и крыльями, украшенными длинными острыми когтями. Голова, представляет собой клубок перепутанных щупальцев, с которых капает мутная жидкость.

…Жрец-колдун был очень доволен. Чутье не подвело его; он нашел тех, кто способен сделать больше изображений великого Ктулху, причем таких, которые подействуют на односельчан получше настойки из пятнистого гриба. А самозванец пусть убирается с позором! Или нет, его следует принести в жертву проснувшемуся богу. Пусть его предсмертные мучения насытят того, кто мертв и в то же время скоро вернется в этот мир. И никто никогда больше не посягнет на его власть над соплеменниками.





Ленинградская или какая-то другая область


— Ты уверен, что мы движемся в правильном направлении? — в который раз спрашивал Юлий, забегая вперед и заглядывая в лицо важно шагающему Аркадию.

— Если сомневаешься — чего вообще с нами поехал! — не выдержал Фабрицио, изнемогавший под тяжестью громадного рюкзака.

Миссия спутника героев обязывает ко многому. А поэтому и речи не было о том, чтобы отправиться в путь без палатки, спальников и туристского котелка.

Аркадий, высказав обычное презрение ко всякому мещанскому комфорту, ограничился покрывалом с дивана и запасом продуктов, состоящим из нескольких пакетиков чая и пачки овсяного печенья. Эвенгар как опытный путешественник, довольствовался набором самых необходимых предметов, уместившихся в небольшом рюкзаке с изображением волчьей морды.

— В конце концов, нам снилось одно и то же озеро, а другого, подходящего под описание, в окрестностях нет.

— Чего-то долго идем — продолжал ныть мастер коллажей. — С утра все тащимся и тащимся, а никакого озера и в помине нет.

— Будет, уймись — попытался утихомирить его Эвенгар. — Сам же говорил, что вся городская печатная продукция тебе известна как стены собственного сортира. А представь себе, что мы набредем на заброшенную деревню, а там в домах полным-полно послевоенных журналов или плакатов про социалистическое соревнование. Твоим же коллажам цены не будет, а точнее будет. В свободно вконвертируемой валюте.

— А заодно мир спасешь — язвительно добавил Аркадий. — Слушайте, а может, нам и правда, стоит задуматься о ночлеге? Не попремся же мы по темноте.

— Точно, только найдем местечко поуютнее. И, знаете, мне почему-то кажется, что кому-то одному по очереди нужно следить за обстановкой. Такое, знаете, пакостное ощущение, будто кто в спину смотрит.

— Ты бы еще больше ужастиков смотрел и особенно под водку! Подождите, у меня с собой туристская карта, правда, восемьдесят второго года. Думал сделать из нее основу для коллажа, но не нашел ничего подходящего… Короче, здесь должна быть турбаза, буквально в паре километров отсюда. Не исключено, что эту ночь проведем под крышей и даже на кроватях.

— Ага, с железными такими сетками, растянутыми наподобие гамака. Мне папахен рассказывал, как его в пионерлагерь отправляли...

— Кому не нравится, может считать звезды, хотя лично я предпочел бы спать за крепкими стенами и надежно запертой дверью. Нечего ржать, а то некоторые наслушались «русского шансона», а потом в каждом обычном слове видят невесть что.

Спустя примерно полчаса быстрой ходьбы перед подуставшими путешественниками и в самом деле предстало нечто вроде дачного домика. Для заброшенного строения он выглядел очень даже прилично.

Даже часть окон оказалась застекленной, а не темнела черными провалами. Но, приблизившись, художники с трудом подавили желание развернуться и бежать отсюда как можно дальше и с максимальной скоростью.

Поляна перед домиком была вытоптана, будто здесь резвилось стадо быков или большая компания, не испытывающая недостатка в дурманящих веществах. Посредине чернели остатки кострища. Судя по жалобно торчащим вокруг остаткам построек и спортивных сооружений, утруждать себя заготовлением дров участники веселья тоже не стали. Особенно сюрреалистически смотрелась почти целая скамейка, выглядывающая из кучи головешек. Из-под нее виднелся наполовину обугленный баскетбольный щит, из кольца которого торчали грабли.

Аркадий подошел, чтобы сфотографировать необычный натюрморт, но, приглядевшись повнимательнее, отпрыгнул, издав хриплый вопль.

— Ты чего? Змея что ли?

— Эти козлы… Вот уроды-то! Младенцев!

В самом деле, на отломанной крышке полированного журнального столика лежало нечто, более всего похожее на кадры криминальной хроники. Юлий, едва взглянув, бросился в кусты, где его буквально вывернуло наизнанку. Фабрицио трясся как под током, изо всех сил пытаясь что-то произнести. Наконец, сбросив рюкзак на землю, он развернулся и со всей силы ударил ногой по непонятно зачем торчащему здесь телеграфному столбу. Тот легко, как спичка, переломился.

Эвенгар подошел к ужасным предметам и вдруг…

поднял за ногу один из трупиков.

— Ты что, совсем охренел?! — хором воскликнули все трое.

— Народ, это не настоящее убийство, это по игровому! Да расслабьтесь вы, здесь куклы. А вместо крови перемазаны чем-то, не то вином не то еще чем… Ну ни фига ж себе, оно было внутрь налито. Интересно, кто так развлекался? На сатанистов не похоже: у них другие приколы…

Осторожно приблизившись, остальные убедились в правоте его слов. Пупсы, которых даже вблизи запросто можно принять за настоящего ребенка, были просто разделаны под орех. Один полностью расчленен, другого раскромсали наподобие батона колбасы. Изо лба еще одного торчало орудие преступления — впечатляющих размеров кухонный нож. Кукла продолжала беззаботно улыбаться, глядя в небо светло-голубыми глазами, до странности похожими на настоящие. Аркадий потянулся, было, за фотоаппаратом, заметив, что такой сюр украсит любую выставку фотоандеграунда. Но на полпути остановился и скорчил брезгливую гримасу.

— Нет, это уже чересчур. Всему должна быть граница, даже беспределу.

— И все же, кто тут так красиво отдыхал? — спросил Фабрицио, высматривая, что бы еще такое сломать, чтобы окончательно восстановить душевное равновесие.

— А вот и разгадка — заявил Эвенгар неожиданно серьезно. — Значит, мы не напрасно со всем этим заморочились, вот что я вам скажу.

На корпусе старого лампового радиоприемника, содержимое которого, зачем-то выдрали и разбросали вокруг, стояла небольшая фигурка, сделанная не то из пластилина, не то из оконной замазки. Взорам путешественников предстал старый знакомый, в последнее время постоянно фигурировавший в кошмарных снах обитателей Сквот-тауна и, судя по всему, не только его.

— Знаете что, пошли отсюда — снова вступил в разговор Аркадий. — Эти маньяки могут оказаться где-то поблизости. А в моем сне они такое вытворяли совсем не с куклами.