Лука

— Ты тоже стал жертвой стрельбы? — она оборвала себя, когда он сердито посмотрел на нее, отчего у нее по спине пробежал холодок. Как он мог быть таким привлекательным и таким пугающим одновременно? Она каждый день имела дело с преступниками, которых он, вероятно, никогда не встречал в своей жизни. Теперь, став детективом, она имела дело с преступниками другого сорта — безжалостными, жестокими наркобаронами, которые не следовали никаким законам, не уважали никаких границ и не позволяли никому встать у них на пути распространения своего яда как можно дальше и быстрее. Они не пугали ее, но что-то в этом человеке заставляло ее дрожать.

— Мне очень жаль. Если об этом трудно говорить...

— Я встал на пути пули по собственному выбору. — Он выпрямил спину, выпятил грудь.

— Ох. — Она хотела узнать больше, но его напряженное выражение лица заставило ее насторожиться. — Ну, в этом отношении мы расходимся. Я не ставала перед пулей. По правде говоря, я даже не ожидала этого. Я попала в засаду. Она прошла прямо через меня, но не задела внутренние органы. Доктор сказал, что я самый счастливый человек, которого он когда-либо встречал.

— Это был хороший день для удачи. — Он похлопал себя по груди, и Габриэль выдавила из себя улыбку. Она не чувствовала себя счастливой. Когда пуля попала ей в грудь, она почувствовала глубокое облегчение, зная, что боль наконец-то прекратится, и она обретет покой и снова будет с Дэвидом. Проснувшись в больнице и поняв, что все еще не кончено, это чуть ее не разрушило.

Лука, должно быть, заметил что-то в выражении ее лица, потому что его брови нахмурились.

— Кто стрелял в тебя, bella? Ты не похожа на женщину, которая должна быть по другую сторону пистолета. — Он слегка поморщился, когда повернулся к ней, и она удивилась, как ему удалось убедить персонал больницы позволить ему носить обычную одежду. Если не считать проводов, торчащих из-под воротника рубашки, он вообще не выглядел так, будто в него стреляли. Она восхищалась его отказом принять не только ярлык и халат, но и боль. Бунтарь, схожий с ее взглядами.

— Оказалась не в том месте и не в то время. — Она не знала, попала ли в новости неудачная попытка наркопреступления, или же высшее начальство постаралось сохранить все в тайне. Это было самое крупное расследование в истории департамента, в котором участвовали офицеры и детективы из многих бюро, включая спецназ, Отдел убийств и даже Оргпреступность. То, что они считали мелкой операцией по борьбе с наркотиками, оказалось крупным наркокартелем, пересекающим штат и границу страны, и день расплаты превратился в настоящий пиар-кошмар, когда младший детектив, одержимый жаждой мести, нечаянно позволил наркобарону сбежать.

— А как насчет тебя? — спросила она, чтобы избежать дальнейших вопросов. — Ты служишь в правоохранительных органах?

— Я занимаюсь ресторанным бизнесом. — Он вытащил из бумажника визитную карточку и осторожно положил на столик рядом с ее кроватью. — Если тебе когда-нибудь захочется хорошо поесть, приходи в «Иль Таволино». Спросите меня. Лучшей итальянской кухни в городе ты не найдешь. Даже моя мать ела там, и это кое о чем говорит.

— Я и не подозревала, что ресторанный бизнес настолько опасен. — Ей было слишком больно, чтобы дотянуться до карточки, но она сумела улыбнуться.

— Жизнь сама собой опасна. Где был твой мужчина, чтобы защитить тебя?

Боже, только не еще один. Двадцать процентов присягнувших офицеров полиции были женщинами, и все же ей приходилось сталкиваться с таким традиционным отношением каждый день. Хотя младшие офицеры относились к ней с профессиональным уважением, большинство ее более авторитетных коллег с трудом принимали концепцию женщины с пистолетом.

— Мужчины, с которыми я была, не должны были меня защищать. Я могу защитить себя сама.

Хотя в данном случае она проделала не очень хорошую работу.

— Тогда они не настоящие мужчины.

Дверь открылась, и вошла медсестра. Она проверила жизненные показатели Габриэль, убедилась, что ей удобно, и задернула занавеску, разделяющую две кабинки.

Габриэль услышала шепот из-за занавески, переливы кокетливого смеха и низкий голос Луки, когда он пожелал медсестре спокойной ночи, прежде чем она вышла из комнаты.

Она вздохнула и уставилась в окно на мерцающие вдали городские огни. Лука явно был настоящим мужчиной — и тем, кто любил своих женщин молодыми, стройными и красивыми.

Это определенно был не самый удачный день. Но ведь удача никогда не была на ее стороне.





Вторая




— Возьми хорошую моцареллу. Более сырую, — прокричала в трубку мать Луки.

— Мама. У меня есть моцарелла. — Он помахал Роберто за прилавком в «Магазинчике Бьянки», единственном месте, где его мать могла купить продукты для воскресного ужина.

— Ее недостаточно. Нас будет больше. Скоро все придут. Сейчас приедут Нонна Кристина и Пеппер. Скоро придет Джози. Роза. Леле сейчас придет…

— Ма. Я взял достаточно моцареллы, чтобы накормить всю Сицилию. Сегодня только четверг. Если ее будет недостаточно, я успею докупить.

Он услышал треск и про себя застонал. Обернувшись, он увидел своего шестилетнего сына Маттео, стоявшего у разбитого цветочного горшка.

— Что это за шум? — его мать прервала свою тираду на полуслове.

— Маттео разбил цветочный горшок. Я думал, ты учишь его хорошему поведению. Куда бы мы ни пошли, он всегда попадает в неприятности. — Он махнул Паоло, чтобы тот разобрался с беспорядком. Высокий и долговязый, с подстриженными сбоку темными волосами, постоянно спадающими на лицо, семнадцатилетний Паоло помогал Маттео, выполнял поручения и доставлял посылки в течение последних нескольких лет в надежде, что однажды его примут в банду. Банду Луки.

— Он мальчик, — сказала мать. — Мальчики бегают. Пачкаются. Ломают вещи. Ввязываются в драки. Ты бегал по всему дому.

Младший брат Луки, Алекс, тоже бегал, пока не начал нюхать порошок, и тогда его подвижные дни закончились. Еще одна жертва зла, убившего и жену Луки и угрожает уничтожить город, который он любит.

— Скажи ему, чтобы не бегал по магазинам. — Он смотрел, как Паоло вытирает большие слезы, стекающие по лицу ребенка, и чувствовал укол вины за то, что не пошел утешать собственного сына.

— Это ты ему скажи. Ты его отец. Никогда не видишься с ним. Может быть, раз в неделю и по воскресеньям. Но этого недостаточно.

— Мама. У меня нет времени. Защита и обеспечение семьи — моя работа. Дисциплина. Манеры. Запрет на бег в помещениях — это твоя работа. Ты же со мной справилась. Я стою здесь и не бегаю, не ломаю вещи.

— Раз уж ты там стоишь, скажи Роберто, пусть придержит bracciole (*В Италии словом bracciole называют тонкие кусочки говядины, обжаренные на сковородке в собственном соку или с небольшим количеством оливкового масла. Их подают на стол с зеленым салатом или вареным картофелем. В итальяно-американской кухне брачиоле превратились в рулетики, сделанные из тонких кусочков мяса с сыром и обжаренными хлебными крошками — прим.редактора), — его мать фыркнула в трубку. — Я собираюсь приготовить пасту с фасолью. Алекс это обожает. Сейчас он много работает, и у него большой аппетит. Я готовлю ему завтрак, а он уже спрашивает, что на ужин.


У Луки не хватило духу сказать ей, что Алекс, проживавший дома в свои двадцать четыре года, целыми днями работал в кофейне, чтобы заработать денег на крэк, а по ночам тайком прокрадывался с женщинами в совместную с ним спальню, пока Лука не ушел из дома в восемнадцать лет.

Он прикрыл трубку ладонью и послал Паоло следить за машиной.

— Сиди здесь и не двигайся, — нахмурившись, он указал Маттео на стул у двери.

Мальчик был точной копией Джины: темные волосы, сильно загорелая кожа и круглое мягкое лицо. Постоянное визуальное напоминание о предательстве Джины было еще одной причиной, по которой Маттео теперь жил с матерью Луки.

Фрэнки и Майки мялись у прилавка магазина, пока он разговаривал с матерью.

Им обоим не приходилось мириться со своими матерями, живущими поблизости. Не только матерями, но и всеми кузенами, тетями, дядями, бабушками и дедушками, составляющими его семью — семью, которую отец Луки обесчестил, став информатором ФБР. С тех пор Лука пытался доказать, что он не сын своего отца.

У Фрэнки не было семьи, о которой стоило бы беспокоиться. Осиротевший в юности, он был принят в банду де Лукки, силовое подразделение новой правительственной криминальной семьи Нью-Йорка Гамболи и воспитан как мафиозный силовик, который заставляет дрожать от страха даже самых подлых, самых безжалостных убийц.

Названная в честь одного из самых влиятельных боссов Нью-Йоркской Мафии всех времен, преступная семья Гамболи была одной из самых влиятельных семей Коза Ностры в Америке с фракциями во многих ключевых городах. Семья Тоскани управляла вегасской фракцией Гамболи, хотя недавняя смерть босса Тоскани расколола семью надвое, в следствии чего Нико и его кузен Тони претендовали на титул Дона. Нико назначил Луку и Фрэнки своими ближайшими советниками.

— Алекс привезет девочку в воскресенье после церкви, — сказала мать. — Не понимаю, почему она не может пойти с ним в церковь. Какая девушка не ходит в церковь?

— Может, она не итальянка.

Хотя они с Алексом должны были жениться на итальянках, никаких ограничений не было касаемо подружек и любовниц. Марта, его любовница, была наполовину испанка, наполовину португалка. Она знала несколько итальянских слов и немного английского, но он приходил к ней не за разговорами. Марте нравился их грубый и грязный секс, и Лука делал с ней то, что никогда не смог бы повторить со своей женой.

И все же с женщиной, выросшей в мафиозной семье, жить было легче. Женщины Мафии понимали культуру и иерархию. Они не будут оскорблять его, пытаясь заплатить за еду, открывать дверь или вести на танцпол. Хотя к нему относились с величайшим уважением, они знали, что работа мужчины — обеспечивать и защищать, а работа женщины — заботиться о детях и доме.

— Я хочу больше внуков, — продолжала мать. — У меня есть Маттео, и все. У Розы уже есть двое внуков, и еще двое на подходе.

Лука взял себя в руки. Он знал, к чему ведет этот разговор.

— В воскресенье дочь Розы будет в церкви. Вы можете встретиться. Она только что вернулась из Нью-Йорка. Она бухгалтер. Хорошо управляется с деньгами. У нее брекеты, но ты не сразу на них обратишь внимание, и твоя сестра собирается поправить ей прическу. Она попыталась обесцветить волосы и сожгла половину. Анжела говорит, что они отрастут снова, так что не волнуйся.

— Ма, мне надо идти. Маттео исчез. — Его не интересовало будущее с кем-то. Одна ночь, а потом он двигался дальше. Никаких привязанностей. Никакой жалости. Никакого предательства. Никаких сюрпризов, в виде ложного представления о человеке, на котором ты женат.

Если только Бог не пошлет ему другого ангела. Тогда у него может возникнуть искушение нарушить собственные правила.

— Не забудь про bracciole, — продолжала мать. — И купи что-нибудь для Маттео. Он получил хорошую оценку по математике. Он такой же умный мальчик, как и его отец.

Желудок Луки сжался, пока он искал в магазинчике Маттео. Его мать часто говорила ему эти слова до смерти отца, пытающего обменять свою честь на легкую жизнь в защите свидетелей. Ничего так не злило Мафию, как крысы, и разве что полиция.

— Маттео! — Он выхватил руку сына из аквариума, стоявшего у окна, как раз в тот момент, когда тот подбирался к рыбе.

— Нонна всегда готовит рыбу на ужин по пятницам, — сказал Маттео, уголки его рта опустились. — Я хотел привезти ей Немо.

— Ей не нужна она. — Он выглянул в окно и замер.

Если бы его мать была здесь, то сказала, что Бог привел Маттео к рыбе. Она твердо верила в знамения и предзнаменования. Бог регулярно навещал ее дом, шелестя листьями, напоминая ей, что дверь была открыта, или заставлял ее уронить прищепку прямо перед тем, как соседский ребенок ударит софтболом в ее двор.

Поскольку его матери там не было, Лука решил, что это просто удача, что Маттео решил пойти за рыбой к окну как раз в тот момент, когда трое солдат Тони Тоскани вышли из машины с автоматами в руках. Та же удача, что спасла его, когда он встал перед пулей, предназначенной Нико. Та же удача, что послала ангела согреть его сердце в больнице.

Время было не на его стороне, когда он пытался выследить своего ангела после выписки из больницы. Долг позвал его, а для него не было ничего важнее долга. Только исполнив свой долг перед преступной семьей и доказав, что он самый достойный из капо, он сможет искупить свою вину перед семьей Риццоли в глазах Коза Ностры.

— Ложись! — Он перевернул ближайший стол и бросил Маттео на землю, накрыв его своим телом, когда первая пуля разбила окно.

Еще один гребаный день в войне за Город Греха.





* * *


— Привет и до свидания, Фокс.

Габриэль проигнорировала саркастические комментарии своих коллег детективов, когда вошла в зал заседаний департамента для дисциплинарного слушания.

За столом сидели командир бюро, представитель профсоюза, старший сержант и незнакомый мужчина в темном костюме и синем галстуке, которого командир представил, как специального агента Палмера из ФБР.

— Присаживайся, Габриэль. Рад видеть, что ты уже встала на ноги.

Лысый и краснолицый, сержант был крупным мужчиной с высокомерным отношением. Несмотря на то, что он был жестким, он всегда поддерживал Габриэль и проталкивал ее заявление в отдел по наркотикам через год после смерти Дэвида.

— Спасибо. — С колотящимся сердцем она села в конце стола, сложив руки на коленях, пока луч полуденного солнца пробивался сквозь закрытые жалюзи, посылая в ее сторону обнадеживающий свет. Может быть, она просто получит нагоняй или отстранение за то, что опередила спецназ своим ранним проникновением на склад, где предположительно прятался Гарсия. — Пуля прошла насквозь, так что рана быстро заживает.

— Приятно слышать.