Ложь во благо

— Со стороны убийцы есть противоречивые действия. Он их калечит, а потом мажет раны мазью. Пытает, а потом нормально кормит. Его действия отображают резкие смены уровня сострадания. Некоторые поступки чуть ли не любящие, а потом случается варварский акт отрезания гениталий.

Я вдохнула, готовясь быть осмеянной, и добавила:

— Возможно, что такие резкие изменения присущи кому-то с параноидальной шизофренией или диссоциативным расстройством личности.

Роберт опустил глаза на распечатанный документ и тихо прыснул. Это был не совсем смех, но и не интеллигентное принятие идеи, на которое я надеялась.

— Как я и сказала, — натянуто проговорила я. — Это не то, что я бы выдвинула в суде.

— Но ты в это веришь. Если бы умер твой ребенок, ты бы развивала эту линию размышлений? — он снова перевел взгляд на меня.

Нет. Это слишком рискованно. Я сглотнула.

— Я бы держала это в уме, но не придерживалась бы ее.

Он долго смотрел на меня таким взглядом, которым обычно изучают головоломку «Найди Уолдо». Напряженная концентрация, с которой ищут кусочек, не подходящий к другим. Я подвинулась, чувствуя себя неуютно под пристальным вниманием.

— Что? — наконец не выдержала я.

— Я просто пытаюсь понять, ты очень умная или очень глупая.

— Смешно, — сухо сказала я. — Я провожу бóльшую часть своего времени, пытаясь выяснить, сошел ли ты с ума или каким-то образом можешь видеть будущее.

Он издал смешок:

— Ладно, давай поговорим о доказуемых идеях, — он постучал пальцем по пачке страниц. Я посмотрела на них, узнавая обложку моего портрета. — Ты дала мне потенциальное представление о психологии убийцы, — он покачал головой. — Я пока не буду рассматривать вероятность психического расстройства. Давай предположим, что он одинокий мужчина, скорее всего, подвергавшийся сексуальному насилию или соблазненный популярным сверстником в подростковом возрасте, с подавленными гомосексуальными наклонностями. Высокоорганизованный, помешан на контроле, умный, с аналитическим складом ума.

— Да.

— Ну, пойдем, — он взял маленькую связку ключей со стола. — Посмотрим, подходит ли под это описание Рэндалл.

— Прямо сейчас? — я взглянула на часы. — У меня с ним назначена встреча в среду, — казалось безрассудным отправляться в тюрьму без планов и эмоциональной подготовки, особенно при учете предполагаемого мной диагноза. Это был самый важный момент моей карьеры. Что, если я задам неправильный вопрос? Что, если он скажет что-то историческое, а я не готова?

— Почему нет? Ты можешь поехать и в среду, — он придержал дверь кабинета открытой, вопросительно приподнимая брови. — Я думал, разговаривать с убийцами — это твое.

— Я думала, он не убийца, — парировала я.

— Что ж, давай узнаем, — улыбка приподняла уголок его губ.





Глава 32




— Не похоже, что ты нервничаешь, — Роберт выложил содержимое карманов в маленькую миску, протянутую охранником.

— Я не нервничаю. Немного в предвкушении.

— В предвкушении… — посмеялся он. — Интересная эмоция.

Мы прошли через металлодетекторы, подождали, пока наши вещи появились на конвейере. Я посмотрела вниз.

— Миленькие носки, — они были в серых ромбах с маленькими фламинго. В ответ он пошевелил пальцами ног.

— Миленький лак. Это пурпурный?

— Я думаю, сливовый.

Он забрал мои туфли с ленты и передал их мне. Мы сели на металлические складные стулья у стены и обулись. Я бросила взгляд на смеявшихся над чем-то охранников.

— Как часто ты его навещаешь?

— Рэндалла? Через день.

— Серьезно? — я встала, дожидаясь, пока он зашнурует туфли. — Это как-то много. У вас так много тем для обсуждения?

— Не особо. Большинство визитов, скорее, для поднятия духа, — он встал и заправил рубашку на спине. — Он не слишком хорошо справляется.

— А бывает, что кто-то хорошо справляется в тюрьме? — сухо спросила я.


Он мягко положил руку мне на поясницу и повел меня в левый коридор.

— Я за него беспокоюсь. Мне интересно, что ты подумаешь о его силе духа, поговорив с ним.

— Он все еще утверждает, что невиновен?

Он вздохнул:

— Да, — он нажал на кнопку, и мы замерли, дожидаясь лифта. Я глянула в сторону направленной на нас камеры.

— Ты знаешь, что это странно, да? Что ты защищаешь человека, которого будут судить за убийство твоего сына?

Мы зашли в лифт.

— Я бы его не защищал, если бы считал виновным.

— Ты раньше защищал виновных?

— Конечно, — он выбрал третий этаж. — Но в данной ситуации я бы не стал этого делать по очевидным причинам.

— То есть ты готов закрыть глаза на мораль, если это не имеет оношения к твоей семье.

Он раздраженно фыркнул:

— Я бы так не выразился, — он взглянул на меня. — Но да, мой моральный компас иногда барахлит. Как и твой.

— В каком это смысле мой барахлит? — я скрестила руки на груди.

— Ну, я защищаю виновных. Ты их оберегаешь, — двери лифта открылись, и я ждала, что он выйдет. Он не двинулся. Я тоже.

— Как я оберегаю виновных?

— Время викторины, доктор Гвен, — выражение его лица ожесточилось. — Что ты делаешь, когда пациент раскрывает свои секреты?

Я помолчала, а двери лифта закрылись, оставляя нас наедине в тесном пространстве.

— Зависит от секрета.

Он издал невеселый смешок:

— Ах, зависит от секрета. Ладно, я подыграю. Ты хоть раз сдавала своих клиентов или сообщала что-либо, сказанное на консультациях, в полицию?

Метод постановки вопроса придавал ощущение неправильности тому факту, что я никогда не нарушала конфиденциальность клиентов.

— Нет, — осторожно сказала я.

— Они хоть раз признавались в преступлении?

Я заколебалась. Да, конечно, признавались. Поэтому большинство из них и были моими клиентами. Чтобы разобраться в чувствах вины и сожаления, вынести урок из прошлого и научиться предотвращать насилие в будущем.

— Да, — ровно ответила я.

— Хоть раз один из них признавался в планируемом преступлении?

На этот раз я промолчала. Не я здесь подсудимая. Я не обязана отвечать. На моей стороне конфиденциальность пациентов и — если притвориться, что Джона Эбботта не существовало — безупречный послужной список, включающий в себя множество решений, чьи секреты сохранить.

Безупречный послужной список, если предположить, что клиенты рассказывают тебе все, прошептал тонкий голосок, тот же, который иногда не давал мне спать по ночам. Правда в том, что я не знала обо всех поступках своих пациентов. Я знала, что они мне говорили. Они делились многим и многое утаивали. Правда ли Льюис перестал бить жену? Я не могла знать. Продолжал ли Карлос убивать бездомных животных? Вредил ли когда-нибудь человеку?

Я знала только то, что они мне рассказывали. И больше ничего.

Роберт прислонился к стене, предоставляя мне пространство для маневра.

— Ты внезапно притихла, док.

Я потянулась и нажала кнопку «3», благодарная мгновенно открывшимся дверям. Шагнув в коридор, я устремилась вперед, надеясь, что шла в правильном направлении.

— Это сюда, — позвал Роберт.

Конечно же. Я напряженно развернулась на 180 градусов и выдавила легкую улыбку.

— Пожалуйста, веди.

Он мгновение разглядывал меня, потом двинулся по коридору. Качая головой, он что-то пробормотал себе под нос.