Любовь, жизнь и далее по списку

– Сколько мы здесь еще побудем? – спросил Купер, когда солнце поднялось высоко над горами.

– Я думала задержаться на недельку.

– Только если добудем еще пончиков. – Он поставил пакет с пончиками передо мной. – Это же не значит, что ты теперь жаворонок?

– Ну уж нет. Но я рада, что решилась на это.

– И я. – Он глянул на меня. Наши лица были так близко друг к другу, что я видела серые вкрапления в голубизне его глаз.

– Пойдем. – Купер встал и позвал меня.

– Да, пойдем…





Четырнадцать




– Забери своих сушеных сверчков. – Дедушка протянул мне маленький прозрачный пакет прямо с порога. – Ты положила их рядом с другими продуктами.

– Ага, точно. Пытаюсь выбросить из головы эту идею, хотя в какой-то момент она и казалась мне удачной.

– Сверчки – всегда удачная идея. – Он положил их на кровать и ушел.

С нашей утренней поездки прошло три дня. С тех пор я побывала волонтером на уличной кухне, где помогала раздавать ужин, чтобы выполнить пункт о службе. Это был одновременно очень наполняющий и удручающий опыт. Мне не нравилось представлять, как дети живут без еды, но сложно отрицать реальность, когда они стоят в очереди, ожидая, пока я налью им половник куриного супа с вермишелью. Мне было жаль, что я не додумалась сделать что-то подобное сама, без давления списка. Я заполнила анкету волонтера перед уходом и сказала директору, что он может звонить мне, если им нужны будут еще одни руки.

Я пошла в приют без Купера. На самом деле, я даже не виделась с ним после рассвета и пыталась не думать о причинах. Сводил ли он Рис на свидание? Проводил ли он теперь каждую свободную минутку с ней?



Я: «Хэй, если ты все еще хочешь выполнять список вместе со мной, пора принести пользу. Я справилась с этим вчера».

Он: «Уже все. Прямо сейчас приношу. Папа записал меня в волонтеры на покраску дома у какого-то парня. Покраску. Дома. Покраска – это, вообще-то, к тебе».

О, то есть не Рис занимала его все это время. У него была реальная причина пропадать. Я обрадовалась сильнее, чем следовало.

Я: «Не такого рода покраска».

Я: «Я здесь уже третий день».

Я написала ему ответ:

Я: «Так что, можем добавить рисование к твоему набору навыков?»

Он: «Конечно. Я бесподобен, хотя речь и не о том. Речь о том, что у меня все болит, я устал и жду, когда все закончится».

Я: «Ты еще не закончил?!»

Он: «Должны закончить сегодня».

Я: «Отлично».

Он: «Сначала одна безумная шальная затея заставила меня подняться в половину пятого, теперь отец каждый день будит меня в шесть. Не круто. Когда все наконец будет позади, я как следует отмокну в ледяной ванне, а потом просплю всю неделю и напоследок получу массаж от лучшего друга».

Я: «Джастин приехал?»

Он: «Смешно».



Я не стану делать Куперу массаж. Для меня это верный путь к рецидиву. Смотреть на его тело было тяжело. Не говоря уже о прикосновениях.



Он: «Половина пятого утра. За тобой должок».

Я: «Поэтому-то я и принесла пончики. Ничего я тебе не должна».




В ответ он прислал мне эмодзи в виде кучки какашек, и я засмеялась.

Я отправила телефон в карман и вернулась в свою студию. Вчера перед работой я установила там полотно, и оно по-прежнему ждало меня на мольберте. Слой белой грунтовки неумолимо взывал ко мне. Но я все откладывала работу. Изначально мне хотелось написать рассвет. Я приготовила все свои теплые цвета – красные, оранжевые и желтые оттенки, – и они все еще ждали меня на комоде. Но, глядя на них, я начинала сомневаться, потому что толкование казалось слишком буквальным. Сейчас я вспомнила, как холодно было тем утром. Как запах сосны покалывал мой нос. Как птицы ждали, пока солнце осветит вершины гор, чтобы завести свои песни. Я помнила это чувство размеренного пробуждения жизни. Пробуждения.

Я достала больше тюбиков краски – серого, черного и серебристого – и начала заполнять пространство снизу. Первыми в ход пошли холодные тона. Я прорисовала пожухлые листья, черные голые деревья и серебристых спящих птиц. Чем выше по полотну я продвигалась, тем ярче становились цвета, и тем больше жизни на нем появлялось. И вот я дошла до верхнего края, где птицы вздымались с зеленых гор и устремлялись в небо, прямо как лучи солнца, а небо на их фоне было ярко-желтым.





* * *


– Вау.

– Я думала, у нас был уговор не подглядывать, пока я рисую. У меня нечаянно может соскользнуть кисть. – В этот раз мне удалось не подпрыгнуть. Едва удалось. Купер обычно был очень тихим наблюдателем, но сейчас не сдержался, когда я отошла от мольберта.

– Прости. Мне следовало это учесть, я же теперь тоже эксперт в рисовании.

– Вот именно. Ты вообще мог бы дорисовать за меня, – поддразнила его я.

– Ну, нет уж. Твоя картина великолепна. Мне очень нравится.

– Тебе нравится все, что я рисую.

– Тоже правда. Но эта работа… другая. Те птицы мертвые? – он имел в виду птиц снизу. – Мрачновато для тебя.

– Они не мертвые. Они спят. А выглядят мертвыми?

– Они выглядят клево. Это ведь рассвет, я прав?

– Я им вдохновлялась.

Я поставила палитру справа на комод, тот самый, полный художественных принадлежностей, и повернулась к Куперу.

– Я думала, ты сразу пойдешь спать, чтобы… – Я остановилась. – Эй, ты весь в краске.

– Знаю! Именно поэтому и решил сначала заглянуть к тебе. Хотел показать, что мы теперь близнецы.

Я улыбнулась и шагнула вперед.

– Не думаю, что на мне когда-либо было столько же краски. Ты что, искупался в ней? – Я оттянула рубашку двумя пальцами. – Коралловый? Ты красил дом коралловым?

– Это не коралловый. Кажется, официальное название – «нежный персик».

Я прикусила губу и отпустила его рубашку. На большом и указательном пальцах осталось немножко нежно-персиковой краски. Я вытерла их о щеку Купера, и он сморщил нос.

– Вообще-то дом смотрится очень даже ничего.

– Угу. Знаешь, я удивлена, что моя мама впустила тебя внутрь в таком виде.

– Твоя мама меня любит.

А вот это была правда.

– К тому же она привыкла к людям, которые ходят по этому дому с ног до головы в краске. – Его палец прошелся по моей ключице, дальше размазывая каплю. – По моим рукам пробежал ток, и я слегка отшатнулась.

– Как ты умудряешься еще и шею вымазать? – спросил он.

– Так же, как и ты.

– Я в последнее время не оставлял у тебя вещей?

– Думаю, твои шорты все еще здесь.

Он развернулся и пошел в мою комнату. Я попыталась стряхнуть мурашки с рук и последовала за ним.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что я сейчас схожу в душ, а потом ты разомнешь мне шею.

– Ну, нет.

Он зашагал в угол комнаты, где его вещи ждали на спинке кресла. Он поднял шорты, шлепнул меня ими по ноге и устремился к двери в ванную.