Любовь как улика

Наполеонов схватился за голову и упал на диван с воплем:

– Я без чувств-с.

Но так как никто не поспешил приводить его в чувство, он сел и попросил чаю с мятой. Осушив поданную ему Морисом чашку, Шура скосил глаза на Мирославу и спросил:

– А ты куда ездила?

– Разве Морис тебе не сказал?

– Молчал как партизан.

– На встречу с Незвецким.

– С художником?

– Нет, с его братом.

Наполеонов присвистнул.

– И он сразу согласился с тобой встретиться?

– Ты не понял. Это не я, а он пригласил меня на встречу.

– Ну дела! – всплеснул руками Наполеонов и тотчас спросил: – И ты пошла?

– Поехала, – поправила она с улыбкой.

– Где же вы встретились?

– В «Белоснежке».

– На более престижное место у него денег не хватило?

– Ну отчего же. Поначалу Андрей пригласил меня в ночной клуб.

– Но ты, как порядочная девушка, без дуэньи тащиться туда с малознакомым мужчиной отказалась, – саркастически констатировал Наполеонов.

– Ты правильно мыслишь, – в тон ему отозвалась Мирослава.

– И тогда этот донжуан, чтобы не смущать неискушённую барышню излишней роскошью, предложил тебе встретиться в «Белоснежке».

– Нет, «Белоснежку» выбрала я.

– Даже так, галантный кавалер отдал право выбора даме?

– Точно.

– А чем тебя прельстила «Белоснежка»?

– Гномами.

Шура расхохотался.

– И долго вы там просидели?

– Нет. Поели и покинули заведение.

– Вы разговаривали в кафе?

– Нет, Незвецкий пригласил меня в мастерскую брата.

– И ты, конечно, согласилась?

– Конечно, – подтвердила Мирослава.

– Вы поехали домой к Незвецким?

– Нет, мы поехали на Снегова, одиннадцать.

– Зачем? – удивился Наполеонов.

– Там мастерская Ильи.

– Да? – недоверчиво переспросил Шура. – Я почему-то думал, что его мастерская в доме, в котором он живёт.


– Я тоже так сначала думала, – призналась Мирослава.

– Можно предположить, что аренда помещения на Снегова стоит немалых денег. Дом в историческом центре, само здание – памятник архитектуры и построено за два десятилетия до революции.

– К тому же оно не так давно отреставрировано.

– Верно. И как тебе его мастерская?

– Что я могу тебе сказать? – задумалась Мирослава. – Большая, светлая. Я так поняла, что в ней же трудятся и его ученики.

– Ты кого-нибудь из них застала там?

– Нет, наверное, они бывают там только в присутствии самого мастера. Хотя не могу сказать точно. Зато я видела их работы.

– И как они?

– Некоторые очень даже ничего. Хотя, конечно, до работ Ильи им далеко. Но мне понравились и пейзажи, и натюрморты, есть неплохие портреты. Особенно мне запомнился автопортрет одного молодого художника…

– Чем?

– У изображённого на нём юноши удивительные глаза.

– Какие такие удивительные? – не понял Наполеонов.

– Это трудно объяснить словами…

– А ты попробуй.

– Пронзительные какие-то!

– А поточнее? – настаивал Наполеонов.

– Они не только глядят в душу зрителю, – сказала Мирослава, – но и пытаются перелить в неё часть то ли своей любви, то ли печали.

– Действительно интересно, – согласился Шура.

– И всё-таки, чего Незвецкий-младший от тебя хотел?

– Чтобы я отказалась от расследования убийства Гусарова.

– Шутишь?

– Шура, какие уж тут шутки.

– Но в чём смысл? Ты откажешься, а полиция-то всё равно продолжит расследование.

– Он не скрывает, что не слишком верит в силы полиции, – ответила она осторожно.

– Я одного не понимаю, он что, не хочет, чтобы был найден убийца Гусарова?

Мирослава пожала плечами и ответила:

– Мне он объяснил, что расследование, которое я веду, бросает тень на репутацию его брата.

– Не понял?!

– Ты же сам сказал, что в глазах общественности Илья Незвецкий кристально чист.

– Но каким образом его может очернить расследование убийства его тестя?

– Андрей Незвецкий считает, что об этом будут писать в газетах и могут вытащить на свет божий грязные тайны тестя Ильи.

– А у него есть грязные тайны?

– Откуда мне знать, – попыталась она уйти от ответа.

– Но ты что-то накопала?

– Может быть. Но ничего особо грязного.

– Ага, – Шура прищурил глаза. – Не поделишься?

– Нет.