Любовь длинною в жизнь

— И? Что ты придумал? — спрашиваю его.

Он пожимает плечами.

— Мой план всегда сводился к обильным извинениям. Думал, что просто буду извиняться, пока ты действительно не почувствуешь это, действительно не поверишь, что имею это в виду. Я бы предложил пройти по раскаленным углям. Сделать все, чтобы загладить ту боль, которую тебе причинил.

— Но? — Здесь определенно есть «но». Я слышу это в его голосе.

Каллан берет свою кружку и выпивает остатки кофе. И судя по его кислому лицу, догадываюсь, что напиток уже давно остыл.

— Но потом, — говорит он, — я сидел здесь и смотрел, как ты ворочаешься во сне, и кое-что понял. Я понял, что тоже имею полное право злиться на тебя. Ты солгала мне, Корали.

Жар заливает мое лицо. Я чувствую себя дерьмово из-за выпитого накануне. Но не похмелье является причиной спазмов в желудке и головной боли. Это паника, страх и стыд.

— Что ты имеешь в виду?

Каллан наклоняется вперед, подперев рукой подбородок.

— Ты солгала мне. В течение двух лет ты лгала и говорила, что получала травмы случайно, занимаясь чертовым спортом. Я был твоим парнем, Корали. Ты сказала, что любишь меня. Поклялась, что ничто и никогда не встанет между нами. Сказала, что ты моя. Ты ведь понимаешь, что это значит?

Я, бл*дь, не могу с этим смириться. Когда он здесь, смотрит на меня так пристально, разговаривает со мной таким образом, говорит такие слова, это возвращает слишком много воспоминаний. Это причиняет мне такую боль, какой я уже давно не испытывала.

— Понимаю, — говорю я ему. — Это значит, что мы были глупыми детьми. У нас никогда бы ничего не получилось, Каллан. В какой-то момент мы бы все равно расстались.

— Чушь собачья, — говорит он так спокойно, небрежно, как будто просит передать соль или что-то в этом роде. — У нас бы все получилось. Мы никогда не были просто глупыми детьми, Корали. Когда Шекспир писал «Ромео и Джульетту», он даже близко не описал то, что было между нами. Ты же знаешь, что я прав, — он тяжело вздыхает. — Нет, это значит, что ты была моей ответственностью. Я был твоим парнем. Парнем, который должен был присматривать за тобой и заботиться о тебе, а ты не дала мне ни единого гребаного шанса. Ты лгала, говорила, что все в порядке. Говорила, что твой отец хорошо обращался с тобой, чрезмерно опекая, конечно, но не делая ничего плохого. Когда все это время он манипулировал тобой и причинял боль в тех местах, где никто... — Он давится словами. — Никто никогда не увидит. Я должен был убить его за то, что он сделал с тобой. Должен был, бл*дь, разорвать его на куски и защитить тебя, но ты отняла у меня эту возможность.

Огонь пронзает меня, дикий и неудержимый. Мне хочется вскочить с кровати и влепить ему пощечину. Как он посмел наседать на меня за то, что случилось со мной? Это я пострадала. Я та, кто страдал в тишине. Единственная, кто жил со страхом, паникой и кошмарами.

— Я спасла тебя от этого, — шиплю в ответ. — Не сказала тебе, чтобы ты не волновался. Не хотела...

Резко останавливаюсь, когда вижу, что по лицу Каллана катится слеза. Я совершенно ошеломлена. Каллан сердито вытирает слезу со щеки тыльной стороной ладони и хмурится.

— Ты не имела права. Ты заставила меня почувствовать себя никчемным. Меня не нужно было спасать от правды, Корали. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке, а это было не так. В сущности, это моя вина. — Он встает, потирая лицо руками. — Как бы то ни было, мне очень жаль. Прости, что продал твою фотографию. Прости, что не видел правды, когда она была прямо перед моим носом. Я был так поглощен заботой о маме, что, возможно, не видел все так ясно тогда. Но никогда не притворяйся, что то, что было между нами было не по-настоящему, Корали. Никогда не притворяйся, что то, что мы чувствовали, не было долголетнем, всепоглощающем, мощным чувством, потому что знаю, что ты все еще чувствуешь это, черт возьми.

— Каким образом? Как, черт возьми, ты можешь знать это обо мне, Каллан? — Я едва могу говорить.

Мне хочется кричать на него, колотить кулаками по его груди, но у меня нет сил. Меня охватывает боль, и на глаза наворачиваются слезы. Я ругаю их, не хочу казаться слабой, но этот момент уже давно наступил. С таким же успехом могла бы попытаться повернуть вспять пески времени.

— Потому что! — Каллан хватает коробку со стола и бросает ее на кровать. Крышка соскальзывает, и внутри стопки фотографии, где мы вместе, держимся за руки, целуемся, где я сплю, смеюсь, высовываю язык... так много фотографий. — Иногда я просыпаюсь и не могу дышать, Корали. Так же, как и ты. Иду по улице и вижу тебя повсюду. Так же, как ты видишь меня. Занимаюсь сексом с какой-то женщиной, с которой только что познакомился, и это твой рот чувствую на своем, твои руки чувствую на своем теле, твой голос слышу, выкрикивающий мое гребаное имя. Ты не можешь сказать мне, что не представляешь меня внутри себя каждый раз, когда занимаешься сексом с кем-то другим, Корали. Ты просто не можешь, потому что я знаю, что это неправда. — Он расхаживает взад и вперед, приглаживая руками волосы, не моргая, уставившись в пол перед собой.

Если я скажу, что он прав, это будет все равно что признаться самой себе в чем-то окончательном и ужасном. Признаться, что никогда не забуду его, где бы ни была и с кем бы ни была. Он всегда будет мне нужен. Я не готова к этому.

— Это не... неправда, Каллан. Мне жаль.

Каллан перестает расхаживать по комнате и поворачивается ко мне. Похоже он расстроен.

— Опять же, — говорит он. — Это чушь собачья.

— Мы уже не в старшей школе, Кэл.

— Я полностью отдаю себе в этом отчет.

— Тогда ты не можешь просто назвать это чушью.

— Могу. Если ты не любишь меня, Корали, какого хрена ты здесь делаешь? Зачем ты пришла в мой дом и забралась в мою гребаную постель, зная, что я найду тебя здесь?

Откидываю одеяло и вскакиваю, чтобы встать с ним лицом к лицу.

— Я пришла сюда, чтобы попросить тебя уехать, ясно? Не хочу, чтобы ты был здесь. Ты мне здесь не нужен. Ты…

Он подходит ближе, так что его грудь прижимается вплотную к моей.

— Я что? — рычит он.

— Ты все усложняешь. Это тяжелее, чем должно быть!

Каллан вздыхает и слегка наклоняет голову. Он намного выше меня. Так было всегда. Но сейчас он кажется больше, каким-то более внушительным. Я чувствую, что Кэл мог бы без труда поглотить меня, если бы действительно захотел.

— Ты делаешь это сама, Корали Тейлор, — шепчет он. — Бороться всегда тяжело. И злиться очень тяжело. Ненавидеть себя и меня тоже тяжело. И знаешь что? Лгать самой себе тоже трудно, потому что ты знаешь правду так же хорошо, как и я. Отказ признаться в этом самой себе, должно быть, самая трудная вещь из всех.

— Пошел ты, Каллан. — Я хлопаю ладонями по его груди, пытаясь оттолкнуть, но он хватает меня за запястья. — Отпусти меня.

Он медленно качает головой из стороны в сторону.

— Я уже однажды совершил эту ошибку, Синяя птица. Больше нет.


— И что, ты собираешься делать? Похитить меня? Приковать к своей чертовой кровати и заставить любить тебя? — Снова пытаюсь вырваться, но он крепко держит меня. Если бы кто-то другой удерживал меня вот так, я бы сейчас превратилась в кричащую фурию. Пинала бы его коленями по яйцам и искала что-нибудь острое, чтобы ударить.

— Прекрати, — рявкает Каллан. — Хватит. Если бы ты действительно не хотела быть здесь, ты бы вообще не пришла. И ты знала еще до того, как переступила порог дома, что я никуда не уйду. Ты же не могла всерьез подумать, что я уйду. Значит, ты просто хотела меня.

— Ты бредишь! О боже, ты действительно сошел с ума. Я не хочу тебя. — Не могу поверить, что он вообще так думает. Должно быть, он пристрастился к наркотикам в Нью-Йорке и сейчас находится под кайфом, чтобы даже подумать об этом.

Каллан смотрит на меня сверху вниз, его глаза сверкают яростью и чем-то еще более пугающим.

— Тогда почему все твое тело дрожит прямо сейчас? Почему чувствую, как твое сердце колотится в груди? И не говори мне, что это потому, что ты злишься. Хватит врать!

Я смотрю на себя и вижу, что он прав. Каллан все еще держит меня за запястья, но уже почти не давит. Мои руки дрожат, как сумасшедшие, вместе с ними и ноги, и все остальное тоже. Я чувствую, что не могу перевести дыхание.

— Скажи мне, что ты чувствуешь. Прямо сейчас. Что ты чувствуешь, Корали?

— Я… я просто... — Даже не могу нормально думать. Это действительно несправедливо с его стороны-так поступать со мной. — Я не хочу…

— Знаю, что ты не хочешь этого делать. Я не идиот. Но мне надоело чувствовать себя дерьмом, ясно? И мне надоело гадать, где бы мы оба оказались, если бы просто сдались и стали уязвимыми всего на пять гребаных секунд. Так что признай это. Просто скажи мне, что ты чувствуешь.

Я обдумываю идею пнуть его коленом по яйцам. Представляю, как приятно будет ощутить быстрое движение вверх, когда Каллан камнем рухнет на пол своей спальни. Только когда представляю себе это, то совсем не чувствую удовлетворения. Это кажется неоправданным и безрассудным, не говоря уже о бессмысленности. С тех пор как покинула Порт-Ройал, мое сердце ожесточилось, я стала сильной, справляясь со всем, что происходило здесь, и это было моей единственной целью. У меня не было времени ни на что другое. Прямо сейчас я теряю контроль. Каллан толкает шаровой таран к высокой кирпичной стене, которую так долго возводила, и кажется, что она вот-вот рухнет.

— Я чувствую себя... потерянной, — шепчу я. — Мне больно. Мне очень больно.

Смотрю в лицо человеку, который уже давно украл мое сердце, и знаю без тени сомнения, что все еще безгранично люблю его. Это ужасное осознание, которое я так долго отрицала. Выражение лица Каллана одновременно свирепое, покровительственное и собственническое. Как он может чувствовать себя так после стольких лет? Как он может все еще хотеть любить меня? Или даже быть рядом со мной после всего, через что мы оба прошли?

— Мне тоже больно, — тихо говорит он. — Но у тебя есть способность остановить эту боль, Синяя птица. Так же, как я могу забрать твою боль. Всю до последней капли. И не успокоюсь, пока прошлое не умрет и не будет похоронено, и ты не будешь счастлива, если позволишь мне. Пожалуйста... пожалуйста, просто позволь мне.

Будь я сейчас хоть немного в здравом уме, то бы сказала «нет» и выскочила из дома, прежде чем он успел бы меня остановить. Это было бы самым безопасным и разумным решением для меня. И все же не хочу этого делать. Мне так надоело стараться изо всех сил. И так устала бороться против всех своих желаний и стремлений. Мне так надоело притворяться, что не теряю голову от этого человека, и мне так чертовски надоело быть без него. Медленно, наполненная ужасом и облегчением, позволяю своему телу упасть на него. Уткнувшись лбом в его широкую грудь, испускаю глубокий вздох, который, казалось, исходит из самых глубин моей души.

— Я не знаю, как это сделать, — шепчу я. — Уже нет.

И снова почти закрываюсь в себе, когда Каллан отпускает мои запястья. Он медленно обхватывает мое лицо ладонями, но не заставляет меня смотреть на него. Лишь позволяет мне прильнуть к нему, и тепло его рук успокаивает меня, возвращая во многие другие места и времена, где он делал то же самое. Я почти чувствую, как любовь изливается из него в мое тело, и мне кажется, что не заслуживаю этой передышки.

— Это просто. — Кожа на моем виске горит там, где Каллан прижимается губами. Он касается меня, когда говорит тихо и нежно: — Просто отпусти. Перестань бороться. Перестань так усердно стараться ненавидеть меня. Ненавидеть меня — это безопасно, я знаю, но любить меня было бы намного лучше. Как может что-то ужасное исходить от чего-то столь прекрасного? То, как я люблю тебя, кажется мне прекрасным, Синяя птица. Это не пугает меня, не злит меня и не заставляет чувствовать себя обманутым. Любовь к тебе — это лишь часть того, что делает меня тем, кто я есть. Я понял это в тот момент, когда встретил тебя, и ты тоже.

Закрываю глаза. Он говорит это так легко, как будто быть с ним было бы так же просто, как дышать, но как это может быть? Мне нужно сказать ему, что должна уйти. Мне нужно сказать, что действительно хочу, чтобы он покинул Порт-Ройал, ради меня. Но как это сделать? Впервые за много лет чувствую себя дома. Крошечные электрические искры паники кусают меня, когда просто думаю о том, что он меня отпускает.

— Я скоро поцелую тебя, Синяя птица, — шепчет Каллан мне в волосы. — И если ты не остановишь меня, то прикоснусь к тебе. Я собираюсь снять с тебя одежду и поцеловать каждый дюйм твоего тела. Хочу чувствовать, как ты таешь для меня. Хочу почувствовать, как твое тело поет для меня. Я не собираюсь тебя тр*хать. Даже оставлю всю свою одежду, если тебе от этого станет легче. Мне просто нужно обнять тебя и почувствовать твою кожу под моими руками.

— Не думаю, что…

— А сейчас я тебя поцелую.

Каллан медленно наклоняется, поднимая мое лицо к своему, давая мне время вывернуться и отодвинуться, но я в ловушке, приклеенная к одному месту, неспособная управлять своим телом, неспособная сделать что-либо, кроме как стоять очень тихо, когда он опускает свой рот к моему. Чувствую себя ошеломленной. Бездыханной. Опьяненной. Чувствую так много эмоций одновременно, все они бурлят во мне, требуя внимания. Но все превращается в фоновый шум, когда он слегка касается губами моих. Каллан вырос и стал настоящим мужчиной. Он выше, шире в плечах, мускулистее, чем был раньше, и все же вкус у него тот же. Каллан целует меня все с той же яростной интенсивностью, которая заставляла мои пальцы поджиматься.

Хочется плакать.

Мне так долго этого не хватало. Когда он двигает своим ртом над моим, его полные губы оказывают самое восхитительное давление, и я подавляю рыдание, пытаясь не развалиться на части. Каллан мягко фыркает, обнимая меня и прижимая к себе.

Это так странно. Я перестала хотеть этого. Думала, что это никогда не повторится. Это нереально, что он обнимает меня прямо сейчас, целует меня, заставляет чувствовать себя так, когда думала, что никогда больше его не увижу. Каллан сдерживает свое слово и медленно начинает снимать с меня одежду. Моя рубашка идет первой. Помогая ему раздеть меня, кажется, подбадриваю его, но опять же едва ли могу попытаться остановить его, когда ткань скользит через мою голову.

Каллан издает глубокий гортанный стон, откидывается назад, впиваясь взглядом в мое тело. Еще ни один мужчина не смотрел на меня так. Были времена, когда я чувствовала себя невидимой, особенно с Беном. Кажется, он вообще меня не видел. Прямо сейчас взгляд Каллана пожирает меня, как будто я самый экзотический деликатес, известный человеку, и он не может насытиться.

— Черт, Корали. Ты мне нужна голой. Прямо, бл*дь, сейчас.

Он хватает меня, его руки работают быстро, когда расстегивает мои джинсы и тянет их вниз по моим ногам, почти поднимая меня, чтобы можно было стащить материал с моего тела. Я уже в нижнем белье, стою неподвижно, как только могу, и гадаю, что же, черт возьми, он собирается делать дальше. Неужели он на самом деле собирается сорвать с меня лифчик и трусики так же, как и всю остальную одежду? Тот Каллан, которого я знала раньше, так бы и сделал, но он бы немного стеснялся этого. Этот Каллан для меня в новинку, полная загадка. Он мужчина. Он не выглядит неуверенным или испуганным. Каллан неистовый и опьяняющий, сводящий меня с ума, даже не прикасаясь ко мне должным образом. Достаточно того, как он смотрит на меня сверху вниз. Господи, этот взгляд в его глазах равносилен преступлению. Ни одна женщина не смогла бы устоять перед ним. Он — чистый, грубый секс. Я нахожусь в очень невыгодном положении. Я все еще так зла на него, что чувствую, как злость кипит внутри меня, где-то на заднем плане, но черт возьми, это едва заметно за оглушительным ревом моей потребности.

Каллан зацепляет пальцами бретельки моего лифчика, наблюдая за мной немигающим взглядом темных бездонных глаз. Он проводит руками по моим плечам, под лямками, по лопаткам, пока не добирается до защелки сзади. Я перестаю дышать. Он часами расстегивал застежку на моем лифчике, считая это забавным, особенно если мы были в школе. Теперь он уже не теребит ее. Она открывается при первом же прикосновении, едва сопротивляясь ему. Моя грудь высвобождается, лифчик соскальзывает, и Каллан снимает его с моего тела.

— Черт возьми, Корали. Ты еще красивее, чем я помню. — Его голос звучит напряженно, чуть громче шепота, но я слышу его желание, хриплое и тяжелое.

— Я все такая же, — говорю ему. — Не изменилась.

Покачав головой, Каллан осторожно дотрагивается до моих сосков. Он мягко сжимает их, отчего у меня перехватывает дыхание.

— И ты, и я — мы оба изменились. Уже не те люди, какими были раньше, Синяя птица.

Не знаю, прав он или нет. Не знаю, к лучшему это или к худшему. Все, что я знаю прямо сейчас, это то, что мое тело все еще помнит его, все еще узнает и хочет его так, как никого другого. Он наклоняется и берет мой сосок в рот, поглаживая языком напряженную плоть, и у меня кружится голова.

— Черт, Каллан. Я... — Не знаю, что и сказать. Нет. Это ложь. Я хочу его. Хочу его так чертовски сильно, но не знаю, как попросить его об этом. Он сказал, что не собирается меня тр*хать. Сказал, что оставит свою одежду, а все, что хочу прямо сейчас, это почувствовать его кожу на своей, почувствовать, как он скользит в меня, когда он держит меня в своих объятиях и говорит, что любит меня.

— Что, Синяя птица? Скажи мне, чего ты хочешь. Скажите мне. — Каллан проводит руками по моему телу и обхватывает мою задницу, сжимая. Он рывком притягивает меня к себе, и я чувствую, как его эрекция прижимается ко мне, зажатая между нашими телами. Он стонет, глубоко дыша через нос, и я испускаю свой собственный стон из глубины горла.

— Я не хочу... я ничего не хочу. Я просто…