Любимые

Victoria Hislop

THOSE WHO ARE LOVED

Copyright © Victoria Hislop, 2019

All rights reserved

Перевод с английского Юлии Бабчинской

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Ильи Кучмы





Серия «Азбука-бестселлер»





© Ю. Д. Бабчинская, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®



* * *

Моему любимому дяде Невиллу Элдриджу

15 июня 1927 г. – 19 марта 2018 г.



Пролог



2016

Четыре поколения семьи собрались в небольшой квартирке в Афинах, чтобы отпраздновать день рождения. Миниатюрная женщина с серебристыми волосами с улыбкой смотрела, как радостно бегают вокруг взрослых правнуки, а их родители поют:



Pandoú na skorpízis,



Tis gnósis to fos,



Kai óloi na léne,



Na mía sofós.





Излучай кругом свет



Всего того, что знаешь,




Чтобы сказали люди,



Как мудр ты бываешь.





Темис[1] Ставридис слышала эту песню тысячу раз, но сейчас ловила каждое слово и размышляла: какой мудростью она может поделиться? Она передала родным рецепты «фирменных» блюд, объяснила, как развести костер или отличить съедобную ягоду от ядовитой. Научила их всему, что знала сама.

За старым круглым столом из красного дерева теснились восемнадцать членов семейства, дети сидели на коленях у родителей, чтобы все могли уместиться. Ужин подошел к концу, торт уже смели, и теперь представители младшего поколения нетерпеливо поглядывали в телефоны, то и дело проверяя сообщения или время. Двухкомнатная квартира не могла вместить столько энергичной ребятни и взрослых разом, и под руководством матерей дети встали в очередь, чтобы обнять на прощание девяностолетнюю старушку.

Муж Темис сидел в излюбленном потертом кресле, но мысленно он был далеко отсюда. Перед уходом дети выстроились друг за другом, чтобы поцеловать его в макушку или щеку, кто куда мог дотянуться. Он будто их не замечал. Его сознание напоминало темный дом, лишенный света. За последние пять лет окошки гасли одно за другим, а сияние жены лишь усиливало разницу между ними. Йоргос Ставридис, казалось, не догадывался, что с большинством этих людей его связывают кровные узы, что они появились на свет благодаря ему. Временами их визиты скорее беспокоили его или вводили в замешательство, ведь он забыл всё и вся.

Некоторое время родственники обменивались поцелуями, прощались, договаривались встретиться вновь, но вот в квартире воцарилась тишина. На столе стояли тарелки с остатками пастицио[2], спанакопиты[3] и долмадакии[4]. Еды с лихвой хватило бы на два таких праздника. Пустовало лишь одно блюдо с крошками и следами шоколадного крема. Торт аккуратно разрезали и разложили на одноразовые тарелки – последняя сейчас балансировала на подлокотнике кресла.

В квартире осталось двое внуков: Попи, жившая по соседству, и Никос, приехавший на день рождения бабушки из Америки. Юноша устроился в углу комнаты с ноутбуком, девушка тем временем ставила на поднос грязные бокалы.

– Я помогу тебе, йайа, – сказала она, обращаясь к бабушке и собирая в стопку тарелки и сбрасывая оставшуюся еду в пластиковые контейнеры.

– Нет-нет, Попи. Нет нужды. Я ведь знаю, как заняты бывают молодые люди.

– Я не занята, йайа, – ответила внучка, еле слышно добавив: – Эх, если бы…

Попи работала переводчиком, но неполный день, и платили ей не слишком много. Поэтому иногда она подрабатывала в баре.

Пожилая женщина с трудом справлялась с послепраздничным разгромом, поэтому в душе радовалась помощи.

Младшая внучка, обладательница длинных ног, возвышалась над бабушкой сантиметров на тридцать, но унаследовала ее высокие скулы и тонкие пальцы. Вот только ее прическа огорчила старую йайа. Сегодня Темис впервые увидела Попи после того, как та побрила голову с одной стороны, а волосы на второй половине выкрасила в фиолетовый. Пирсинг в носу она сделала еще несколько лет назад.

– Только посмотри, сколько еды осталось! – неодобрительно воскликнула девушка. – Зачем разбрасываться в такой кризис?

– Что, кризис? – повторила старушка.

– Да, йайа. Кризис!

Бабушка подтрунивала над ней, но Попи не сразу поняла.

– Знаю, знаю. Все только и говорят о каком-то кризисе. Но в праздник следует пользоваться тем, что у нас есть, а не горевать о том, чего нет.

– Меня мучает совесть, ничего не могу поделать.

– Прошу, агапе му, любовь моя, дорогая, не грызи себя. Пусть это и кажется расточительством.

Они теснились на крошечной кухоньке: одна мыла и вытирала посуду, вторая убирала в шкафчик. Длинноногая Попи без помощи стула дотягивалась до высоких полок.

Бабушка с внучкой навели на кухне порядок и вышли на балкон, перешагивая через ноги Георгоса. К ним присоединился Никос.

Никосу и Попи было под тридцать, но на этом сходства заканчивались. Один в костюме, другая в легинсах и футболке, они создавали разительный контраст. За последнее десятилетие кузен и кузина встречались лишь пару раз на семейных праздниках, однако их немедленно притягивало друг к другу. Попи закидывала двоюродного брата вопросами об американской политике, а Никос хотел побольше разузнать об обществе в Греции. Они выросли в разных условиях и в детстве имели разные возможности, но оба получили хорошее образование, окончили университеты и разговаривали на равных.

Никос вырос в особняке, окруженном ровными газонами, и многое в греческой жизни казалось ему чуждым. Многое его поражало. Благодаря распахнутым окнам и неплотно закрытым жалюзи соседи знали друг о друге все: повсюду громкие голоса, детские крики, шум телевизора, включенное радио, бесконечное гудение агрессивной подростковой музыки. Тишина здесь была редким гостем, как и возможность уединиться.

«Американский кузен», как называла его Попи, совсем не привык, что подробности частной жизни разносились по квартирам, будто по трубопроводу. Все знали, сколько в соседской семье людей, какого они возраста или размера, работа и политические убеждения тоже выставлялись напоказ.

Темис Ставридис заметила, что внучка разглядывает противоположный балкон. Бесконечный ряд черных футболок на бельевой веревке подтвердил ее собственные страхи.

– Как думаешь, они из «Золотой зари»?[5] – спросила Попи с нотками беспокойства.

– Боюсь, что да, – печально ответила Темис. – Отец и все трое сыновей.

– «Золотая заря»? – переспросил Никос.

– Они фашисты, – сказала Попи. – Жестокие фашисты, противники иммигрантов.

Темис видела по телевизору, как за день до этого ультраправая партия устроила демонстрацию, что очень ее взволновало.

Несколько секунд все трое молча смотрели на площадь перед собой. Там всегда бурлила жизнь. Мальчишки пинали мяч, матери сидели неподалеку на скамейках, курили и болтали. Трое подростков заехали на тротуар на мопедах, припарковались и быстро зашли в соседнее кафе. Один мужчина остановил другого, очевидно, чтобы прикурить, но Попи и Никос заметили, как прохожий сунул в карман маленький пакетик.

Темис не могла долго сидеть без дела. Следовало полить многочисленные растения, подмести и помыть кафельный пол на балконе.