Любимая женщина трубочиста
Часть 10 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Голос сестры художника, узнавшей сыщицу, сразу потеплел.
– Добрый вечер, Андриана Карлсоновна! Давненько я вас не слышала!
«Не услышали бы еще дольше, – подумала Андриана, – если бы не ваша рекомендация», но вслух она сказала абсолютно другое.
– Я не сочла возможным надоедать вам.
– О чем вы говорите, – искренне возмутилась женщина, – как вы можете мне надоесть! Я всегда рада слышать вас. Вот уже задумалась о том, чтобы пригласить вас на выставку городского пейзажа. И если бы вы не вспомнили обо мне сегодня, я позвонила бы вам завтра-послезавтра.
– На выставке будут картины вашего брата? – спросила Андриана.
– Естественно! Будут собраны городские пейзажи кисти местных художников конца прошлого – начала этого века. Но вы, как я догадываюсь, звоните по делу, – не слишком весело рассмеялась Галина Андреевна.
– Ничего-то от вас не скроешь, – смутилась Андриана.
– Выкладывайте, что у вас.
– Так вы, наверное, и сами знаете…
– Догадываюсь. Хотите разузнать подробнее о Геннадии Георгиевиче Протасове. Так спешу вас заверить, что он человек абсолютно безобидный, – снова тихо рассмеялась Галина Андреевна.
– Рада слышать это от вас. Но меня больше интересует его жена – Альбина Юрьевна. Вы ведь знаете, что убили ее брата.
– Увы, увы, – сразу став серьезной, завздыхала сестра художника, – собственно, именно поэтому я и дала Протасову ваш телефон. Геннадий Георгиевич за то время, что идет следствие, похудел и осунулся.
– Протасов так переживает смерть шурина?
– Думаю, что больше Геннадий Георгиевич переживает из-за жены, а та, по его словам, места себе не находит.
– А сами вы близко знакомы с Альбиной Юрьевной?
– Не слишком. Мы с ней, конечно, знакомы, но не дружим и даже не приятельствуем.
– Но у вас есть хотя бы какое-то мнение о ней? – продолжала допытываться Андриана.
– Есть. Она женщина довольно властная, предана своей семье. И у меня нет причин не верить словам Протасова, что его жена буквально места себе не находит из-за потери брата. В этом я хорошо ее понимаю и искренне ей сочувствую.
– У меня к вам достаточно интимный вопрос, и я не хотела бы обсуждать его по телефону, – замялась Андриана Карлсоновна.
– Так в чем же дело? – воскликнула Галина Андреевна. – Давайте встретимся и все обсудим.
– Где и когда?
– Можно у меня хоть сейчас.
– А можно завтра?
– Конечно!
– И лучше где-то в кафе или в парке.
– А вы хотите и поесть?
– Нет, совсем нет. – Из-за такой странной постановки вопроса Андриана растерялась.
Но Галина Андреевна тотчас объяснила, почему так сказала:
– Понимаете, моя соседка, с которой мы в хороших отношениях, уехала на неделю в Питер и подбросила мне своего мопса. Псина симпатичная, но склонна к ожирению и мне приходится каждое утро в течение часа гулять с ним в парке. Выходим мы рано, пока в парке нет детей, а то Эжен вечно к ним придирается.
– В смысле? – удивилась Андриана.
– Ему не нравится, что дети прыгают, бегают, шумят, как галчата. Эжен норовит их воспитывать.
– Как? – удивилась Андриана.
– Да очень просто, – рассмеялась сестра художника, – хватает их за пятки.
– О! – вырвалось у Андрианы.
– Я вас напугала?
– Самую малость, – призналась Андриана Карлсоновна.
– Нам с вами зубы Эжена не грозят, так как мы будем тихо-смирно сидеть на скамейке и разговаривать.
– Уговорили, – рассмеялась Андриана. – Во сколько мне приехать и куда?
– В восемь утра в Старый сад. Мы с Эженом будем ждать вас возле фонтана у входа.
– Возле того, где девочка с мальчиком под одним зонтом?
– Совершенно верно.
Попрощавшись с Галиной Андреевной, Андриана Карлсоновна так осторожно положила трубку на рычаг, что Макару Пантелеймоновичу даже показалось, что его ласково погладили по голове. После этой процедуры он тотчас уснул.
Андриана тоже решила пораньше лечь спать. Пока она раздумывала, стоит ли ей съесть чего-нибудь на ночь, проснувшиеся Фрейя и Маруся принялись тереться о ее ноги и призывно заглядывать в глаза.
– Я же вас недавно покормила, – мягко укорила кошек Андриана.
Но те пропустили укоры хозяйки мимо ушей и принялись еще более старательно ластиться к ней.
– Ладно, ладно, – сдалась Андриана Карлсоновна, – уговорили. Она полезла в холодильник, отрезала три кусочка ветчины из индейки, два из них мелко порезала и насыпала в миски кошкам. А третий кусочек в два приема проглотила сама. Запила стаканом ряженки, постояла посреди кухни на одной ноге с бутылкой в руке, дожидаясь, пока Фрейя и Маруся управятся с ветчиной. Потом налила каждой из них ряженку в маленькие чашечки и заявила: – На сегодня все! Ясно, любительницы пожевать на ночь?!
Кошки и ухом не повели. Уже засыпая, Андриана вспомнила, что сегодня новолуние, и она должна была посадить семена пряных трав, которые ей накануне дала подруга Мила. Андриана и горшочек с грунтом приготовила заранее. А посадить перед тем как лечь, забыла. Превозмогая сонливость, она снова надела Босю и Бабосю на босые ноги и поплелась в зал. Ей показалось, что император Петр Алексеевич одарил ее не царским золотым рублем, а неодобрительным взглядом, она в свое оправдание пробормотала себе под нос что-то неразборчивое и вышла на лоджию. И сразу с нее слетели остатки сонливости. Ночь была великолепна! На невидимой глазу тонкой серебряной цепочке в небе висел новорожденный месяц и тихо покачивался, точно младенец в люльке.
Хотя если приглядеться, то можно было заметить, что покачивается вовсе не месяц, а ветви деревьев, в просветы между которыми и виден его силуэт. Но иллюзия нередко бывает желаннее реальности, и мы охотно поддаемся ее чарам. Вот и сейчас Андриане настолько сильно нравилось представлять новорожденный месяц в резной кроватке из дымных облачков, что ей даже захотелось спеть ему колыбельную.
Молча я гляжу в окошко,
Вижу отблески и тени…
Точно дымчатая кошка.
Ночь присела на ступени.
Месяц только народился
И теперь, как вижу я,
В легкой дымке очутился.
И как всякое дитя,
Задремал, внимая струнам
Арф из призрачного света.
Спи, ребенок ночи лунной,
Спи спокойно до рассвета.
Только ветер полусонный
Колыбель твою качать
Не устанет монотонно,
Чтобы было сладко спать
В серебристом оперенье
Из легчайших облаков
Крошке месяцу в круженье
Самых сладких детских снов.
Пусть звучат тихонько струны
Арф из призрачного света.
Спи, ребенок ночи лунной,
Спи спокойно до рассвета.
Муза, которая мимо пролетала
– Добрый вечер, Андриана Карлсоновна! Давненько я вас не слышала!
«Не услышали бы еще дольше, – подумала Андриана, – если бы не ваша рекомендация», но вслух она сказала абсолютно другое.
– Я не сочла возможным надоедать вам.
– О чем вы говорите, – искренне возмутилась женщина, – как вы можете мне надоесть! Я всегда рада слышать вас. Вот уже задумалась о том, чтобы пригласить вас на выставку городского пейзажа. И если бы вы не вспомнили обо мне сегодня, я позвонила бы вам завтра-послезавтра.
– На выставке будут картины вашего брата? – спросила Андриана.
– Естественно! Будут собраны городские пейзажи кисти местных художников конца прошлого – начала этого века. Но вы, как я догадываюсь, звоните по делу, – не слишком весело рассмеялась Галина Андреевна.
– Ничего-то от вас не скроешь, – смутилась Андриана.
– Выкладывайте, что у вас.
– Так вы, наверное, и сами знаете…
– Догадываюсь. Хотите разузнать подробнее о Геннадии Георгиевиче Протасове. Так спешу вас заверить, что он человек абсолютно безобидный, – снова тихо рассмеялась Галина Андреевна.
– Рада слышать это от вас. Но меня больше интересует его жена – Альбина Юрьевна. Вы ведь знаете, что убили ее брата.
– Увы, увы, – сразу став серьезной, завздыхала сестра художника, – собственно, именно поэтому я и дала Протасову ваш телефон. Геннадий Георгиевич за то время, что идет следствие, похудел и осунулся.
– Протасов так переживает смерть шурина?
– Думаю, что больше Геннадий Георгиевич переживает из-за жены, а та, по его словам, места себе не находит.
– А сами вы близко знакомы с Альбиной Юрьевной?
– Не слишком. Мы с ней, конечно, знакомы, но не дружим и даже не приятельствуем.
– Но у вас есть хотя бы какое-то мнение о ней? – продолжала допытываться Андриана.
– Есть. Она женщина довольно властная, предана своей семье. И у меня нет причин не верить словам Протасова, что его жена буквально места себе не находит из-за потери брата. В этом я хорошо ее понимаю и искренне ей сочувствую.
– У меня к вам достаточно интимный вопрос, и я не хотела бы обсуждать его по телефону, – замялась Андриана Карлсоновна.
– Так в чем же дело? – воскликнула Галина Андреевна. – Давайте встретимся и все обсудим.
– Где и когда?
– Можно у меня хоть сейчас.
– А можно завтра?
– Конечно!
– И лучше где-то в кафе или в парке.
– А вы хотите и поесть?
– Нет, совсем нет. – Из-за такой странной постановки вопроса Андриана растерялась.
Но Галина Андреевна тотчас объяснила, почему так сказала:
– Понимаете, моя соседка, с которой мы в хороших отношениях, уехала на неделю в Питер и подбросила мне своего мопса. Псина симпатичная, но склонна к ожирению и мне приходится каждое утро в течение часа гулять с ним в парке. Выходим мы рано, пока в парке нет детей, а то Эжен вечно к ним придирается.
– В смысле? – удивилась Андриана.
– Ему не нравится, что дети прыгают, бегают, шумят, как галчата. Эжен норовит их воспитывать.
– Как? – удивилась Андриана.
– Да очень просто, – рассмеялась сестра художника, – хватает их за пятки.
– О! – вырвалось у Андрианы.
– Я вас напугала?
– Самую малость, – призналась Андриана Карлсоновна.
– Нам с вами зубы Эжена не грозят, так как мы будем тихо-смирно сидеть на скамейке и разговаривать.
– Уговорили, – рассмеялась Андриана. – Во сколько мне приехать и куда?
– В восемь утра в Старый сад. Мы с Эженом будем ждать вас возле фонтана у входа.
– Возле того, где девочка с мальчиком под одним зонтом?
– Совершенно верно.
Попрощавшись с Галиной Андреевной, Андриана Карлсоновна так осторожно положила трубку на рычаг, что Макару Пантелеймоновичу даже показалось, что его ласково погладили по голове. После этой процедуры он тотчас уснул.
Андриана тоже решила пораньше лечь спать. Пока она раздумывала, стоит ли ей съесть чего-нибудь на ночь, проснувшиеся Фрейя и Маруся принялись тереться о ее ноги и призывно заглядывать в глаза.
– Я же вас недавно покормила, – мягко укорила кошек Андриана.
Но те пропустили укоры хозяйки мимо ушей и принялись еще более старательно ластиться к ней.
– Ладно, ладно, – сдалась Андриана Карлсоновна, – уговорили. Она полезла в холодильник, отрезала три кусочка ветчины из индейки, два из них мелко порезала и насыпала в миски кошкам. А третий кусочек в два приема проглотила сама. Запила стаканом ряженки, постояла посреди кухни на одной ноге с бутылкой в руке, дожидаясь, пока Фрейя и Маруся управятся с ветчиной. Потом налила каждой из них ряженку в маленькие чашечки и заявила: – На сегодня все! Ясно, любительницы пожевать на ночь?!
Кошки и ухом не повели. Уже засыпая, Андриана вспомнила, что сегодня новолуние, и она должна была посадить семена пряных трав, которые ей накануне дала подруга Мила. Андриана и горшочек с грунтом приготовила заранее. А посадить перед тем как лечь, забыла. Превозмогая сонливость, она снова надела Босю и Бабосю на босые ноги и поплелась в зал. Ей показалось, что император Петр Алексеевич одарил ее не царским золотым рублем, а неодобрительным взглядом, она в свое оправдание пробормотала себе под нос что-то неразборчивое и вышла на лоджию. И сразу с нее слетели остатки сонливости. Ночь была великолепна! На невидимой глазу тонкой серебряной цепочке в небе висел новорожденный месяц и тихо покачивался, точно младенец в люльке.
Хотя если приглядеться, то можно было заметить, что покачивается вовсе не месяц, а ветви деревьев, в просветы между которыми и виден его силуэт. Но иллюзия нередко бывает желаннее реальности, и мы охотно поддаемся ее чарам. Вот и сейчас Андриане настолько сильно нравилось представлять новорожденный месяц в резной кроватке из дымных облачков, что ей даже захотелось спеть ему колыбельную.
Молча я гляжу в окошко,
Вижу отблески и тени…
Точно дымчатая кошка.
Ночь присела на ступени.
Месяц только народился
И теперь, как вижу я,
В легкой дымке очутился.
И как всякое дитя,
Задремал, внимая струнам
Арф из призрачного света.
Спи, ребенок ночи лунной,
Спи спокойно до рассвета.
Только ветер полусонный
Колыбель твою качать
Не устанет монотонно,
Чтобы было сладко спать
В серебристом оперенье
Из легчайших облаков
Крошке месяцу в круженье
Самых сладких детских снов.
Пусть звучат тихонько струны
Арф из призрачного света.
Спи, ребенок ночи лунной,
Спи спокойно до рассвета.
Муза, которая мимо пролетала