Лишняя. С изъяном
Часть 3 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В этой ситуации женщине пришло в голову, похоже, единственно возможное решение, как уберечь дочь и не испортить окончательно отношения с мужем-извращенцем. То, что он собирался сделать с Хилли, и ежу было понятно — только наивный ребёнок, не испорченный телевидением, мог обижаться на мать в такой ситуации. Пусть благодарна будет и молится, чтобы отчим не передумал. А он может. Пребывание в пансионе не бесплатное. Не ахти какие деньги, но все же прилично для мелкопоместного дворянина. Так что в любой момент он может заявить, что финансово не тянет, и забрать падчерицу домой.
Незавидное положение, но у каждого свои проблемы. Зато она двигается как нормальный человек, и над ней на уроках танцев не издеваются.
Да, как ни странно, больше всего меня-принцессу уязвляла именно невозможность полноценно кружиться в вальсе. Наверное, именно поэтому я в реальной жизни налегала на всевозможные танцы — для компенсации.
Девочки даже внешне были чуть похожи, что тоже повлияло на их обоюдную симпатию. Светлокожие блондинки, стройные до худобы, только Хилли чуть выше. Зато у принцессы волосы были гуще, будто вся жизненная сила ушла в них, ничего не оставив тщедушному телу.
Обнаружив, что Хилли сдружилась с отвергнутой всеми Катраоной, одногруппницы не сговариваясь, сделали вид, что и новенькой тоже не существует. Боязнь заразиться неизвестной хворью, которой страдала принцесса, перевешивала желание достать ближнего. Так девочки начали общаться к обоюдной выгоде. Хилли больше не трогали, а у Катраоны появился наконец человек, с которым можно просто поговорить.
Больше всего времени принцесса по-прежнему проводила в монастырской библиотеке, благо под нее был отведён целый флигель в два этажа. Прятать книги от детей никто не додумался, хвала местному богу, так что Катраона — и я вместе с ней — глотала фолианты один за другим. Все подряд: историю, географию, подборку журналов мод и газеты за прошлые десятилетия. Да, здесь уже додумались до печатных изданий и где-то лет сто пятьдесят как начали выпускать самые настоящие газеты. Сначала на один корявый листок со смазанным текстом, но с течением времени типографии совершенствовались, как и производители бумаги, так что нынешние экземпляры от наших, современных, практически не отличались. Может, даже качественнее были.
Кроме фотографий. Вот они только начали зарождаться как вид искусства, а технически вообще были в эмбриональном состоянии. Различить, кто изображён на снимке, даже под лупой, можно было только при наличии недюжинного воображения, даже если портрет был снят крупным планом.
Читать про исследования дальних земель и сделки с восточными правителями было весьма увлекательно. Увы, накануне шестнадцатого дня рождения принцессы мои сны закончились.
В тот злосчастный осенний день моросил унылый серый дождь. Я хлюпала сапогами по лужам, выглядывая периодически из-под выдвинутого вперед, от ветра, зонтика, чтобы не врезаться в столб или прохожих. Последних почти не наблюдалось — в такую погоду разгуливают только те, кому очень-очень надо на работу. Мне как раз надо было — я уже опаздывала.
Откуда взялся тот грузовик, я так и не поняла. Как всегда, дважды посмотрела в обе стороны перед тем, как ступить на зебру, потом ещё раз на середине дороги. И пока я проверяла справа, слева раздался визг тормозов. Я еще успела удивиться схожести ситуации: снова бампер перед самым носом… Только рядом уже нет отца, готового защитить меня ценой собственной жизни.
Как крошились мои кости под тяжестью многотонной машины, я уже не чувствовала — первый же удар кузова сломал мне шею.
Судьба наконец настигла беглянку.
И я почти не удивилась, когда очнулась не в своём теле.
Глава 2
Глаза открывались с трудом. Неудивительно, после такой аварии. Чудо, что я жива осталась…
А собственно, как я жива-то осталась?
Распахнув глаза, я уставилась в сероватый, в грязных потеках потолок. Не моя комната, не больница, скорее похоже на келью принцессы из моих снов.
— Кати, просыпайся, нам на завтрак пора! — в дверь настойчиво поскреблись. Голос знакомый…
Это же Хилли!
Я подняла руки к глазам. Левая слушалась куда хуже, и пальцы до конца не выпрямлялись. Управление моторикой теперь на мне? А где сама принцесса?
Я прислушалась к внутренним ощущениям. Вроде никого постороннего в теле нет. Села, покрутила головой, осматриваясь в спальне. Воспоминания наплывали постепенно. Теперь моя собственная жизнь казалась ярким сном, а вот эта, сказочная, с магией — настоящей. Я ли читала сквозь глаза принцессы или она заглядывала в непонятный мир машин через меня? В висках застучало, и я едва сдержала стон.
— Кати!
— Иду! — рявкнула я. Хилли испуганно затихла. Да, Катраона не то что не позволяет себе повышать голос, она и говорит-то едва слышно и только когда очень-очень надо. Нужно вживаться в образ, а то как бы мне изгнание бесов не устроили.
— Иду, Хилли. Я проспала, — промямлила я. За дверью успокоенно вздохнули.
— Я тебя тогда жду за завтраком. Поторопись, а то накажут! — с этим радостным известием девушка убежала.
Я перевела взгляд на окно. В стекло постукивали опушённые первыми листочками ветки. Здесь только начиналась весна. Прихрамывая, я подошла к окну. Знакомый вид: забор пансиона, декорированный редкими кустами для эстетичности, где-то там, за деревьями, запасная калитка, которая всегда закрыта на засов и задвижку, а сверху висит старый ржавый замок, открыть который не может уже даже его родной ключ.
В шкафу висят платья, целых две штуки. Туфли одни — их надо беречь, а носки уже перештопаны столько раз, что проще было бы связать новые. Может, и свяжу. Принцесса… то есть я умею.
И это теперь моя новая полноценная жизнь. Ну, почти полноценная. Но с ДЦП я еще не закончила бороться! Мы еще повоюем!
В животе заурчало. Да, завтрак. Я быстро умылась, благо крохотный умывальник имелся в каждой комнате. Это душевые и туалеты в отдельном помещении, по три на этаж, а умывальники у всех свои, чтобы по утрам и вечерам очереди не устраивать.
Вода, правда, в них только холодная. И система подачи заковыристая, вроде мини-насоса: нужно набрать воды в специальный кувшин, потом наклонить его, чтобы тонкой струйкой текла вода, — он зафиксирован донышком, не перевернётся — и быстро успеть проделать все утренние процедуры, пока запас не закончился. Я с непривычки сначала умываюсь, потом начинаю чистить зубы и остаюсь без воды. Приходится набирать заново.
Крохотное зеркальце над умывальником отражает вполне симпатичное лицо. Чуть вздернутый аккуратный носик, полные губы кажутся чуть крупноватыми из-за впалых скул. Я вздохнула. Откормить бы меня, но с рационом пансиона это не светит.
На завтрак я в итоге опоздала.
Сестра Деми, которая присматривает за нами во время еды, строго нахмурилась. Опоздание — нарушение режима. Интересно, какое наказание она мне придумает? Вот бы на кухню отправила.
— Катраона! Следуй за мной, — властно распорядилась сестра Деми и, развернувшись, выплыла из столовой, даже не глядя, следую ли я за ней. Как положено в такой ситуации, я оставила недоеденную кашу и поспешила за монашкой.
Не особо и хотелось доедать эту склизкую гадость.
Вместо наказания меня отвели прямиком в кабинет матери-настоятельницы. Что же случилось? Неужели меня уже раскрыли? Или какие-то новости от родителей? Может, меня заберут обратно? Хотя вряд ли.
Матушка Ригна сидит за высоким столом. Подозреваю, с обратной стороны под ее стулом ступенька, специально, чтобы она возвышалась над посетителями. На столе стопки бумаг, новомодные перьевые ручки в витом металлическом стакане и шкатулка. Последняя слегка выбивается из общего ряда вещей и выглядит знакомо.
Я устраиваюсь на шаткой табуретке и оказываюсь в положении букашки под микроскопом. Психологическое давление, уровень — дошкольник. Плавали, знаем. Выпрямив спину, я преданно уставилась на настоятельницу, поедая ее глазами. Нужно же женщине эго почесать.
— С днем рождения, дорогая! — приторно улыбнулась матушка.
Я и забыла. Точно, в начале весны у принцессы день рождения. И каждый раз ей приходит письмо от родителей. Один раз в год. Трогательно даже. Если бы не было так обидно.
И похожая шкатулка каждый день рождения принцессы стоит на столе настоятельницы, но содержимого я так ни разу и не видела.
— Вот, тебе прислали родители, — она передаёт через стол конверт. Печать надломана, но я не тешила себя надеждой на приватность. Понятно, что вся почта проверяется, будь она даже от короля.
Обычно Катраона благодарит и срывается с места, чтобы побыстрее прочитать полстраницы мелким, каллиграфическим почерком. Я его пробегала взглядом вместе с ней, подозревая сильно, что писал секретарь, а Его Величество просто поставил подпись, и скучала в ожидании более интересного занятия во сне. Книги новой, например.
Но в этот раз мне очень даже интересно, что в письме. Речь уже не идёт о странном и подробном сне. Это моя новая жизнь, а значит, и относиться теперь к происходящему я должна соответствующе. Кроме меня, о моем будущем тут, похоже, никто не подумает.
Главное, что это за шкатулка? В другие разы, когда я посещала кабинет настоятельницы в течение остального года, никаких шкатулок на столе не было, так что это не украшение и не пресс-папье.
Я открываю уже взломанный конверт и вчитываюсь в убористые строчки.
Поздравления, пожелания наилучшего, надежда на скорое выздоровление, снова поздравление: шестнадцать по местным меркам — совершеннолетие. Я могу уже вступать в брак. Другое дело, мне с моей болезнью это не светит.
— Может, почитаешь у себя в комнате? У меня много дел, дорогая, — настоятельница (вроде бы незаметно) подтягивает к себе шкатулку.
Ага, вот оно! Так и знала.
— Посылаем тебе, дорогая, некоторые средства, побаловать себя в этот знаменательный день, и небольшой сюрприз. Надеемся, тебе понравится. Твои родители, — вслух с выражением зачитала я. Настоятельница отдернула руку от шкатулки, будто обжегшись. — И где сюрприз?
Я наивно похлопала глазами, изображая невинную дурочку, и отчетливо расслышала скрежет зубов. Матушка Ригна нехотя подвинула шкатулку вперед, неприятно скрипнув ею по столу.
— Вот он, — процедила она недовольно.
— Ой, как здорово! Спасибо, мама и папа! — я специально сделала упор на семейственность и тесные отношения с королевской четой. В глазах настоятельницы отчетливо читалось нежелание расставаться с содержимым ящичка. Не грех и припугнуть зарвавшуюся матушку.
Я подцепила шкатулку, собираясь унести, но Ригна оказалась быстрее. Сверху на крышку легла ее тяжелая ладонь, и я поняла, что так просто она меня не отпустит.
— А посмотреть ты не хочешь? — поинтересовалась она.
— Я сейчас в комнате посмотрю, — широко улыбнувшись, ответила я чистую правду.
— Думаю, лучше нам взглянуть на содержимое сейчас, — с нажимом произнесла матушка и сама ловко откинула незапертую крышку.
Ой, что-то мне не верится, что гонец доставил ящичек с драгоценностями и деньгами вот так, нараспашку. Кто-то весьма вольно относится к понятию «личные вещи».
Не сказать чтобы содержимое меня ослепило: выросшая среди относительного достатка, я насмотрелась и на золото, и на качественную бижутерию, которая зачастую не сильно дешевле того золота — сногсшибательного впечатления кулон с камеей на тонкой цепочке и два колечка-печатки на меня не произвели, гораздо больше меня заинтересовал увесистый мешочек с краю. Залезть и проверить, сколько там, мне не дали.
— Ну, посмотрела и будет. Я их положу к себе, на хранение, — настоятельница хлопнула крышкой, чуть не прищемив мне пальцы, и потянула к себе шкатулку. Я вцепилась в ту мертвой хваткой.
«С этой бабой церемониться нельзя», — дошло до меня наконец.
— Спасибо за заботу, я у себя в комнате их буду хранить. Под подушкой, — пропыхтела я, перетягивая ящичек. Одной рукой получалось не очень, вторая плохо слушалась, но я для надежности прилегла на шкатулку грудью. Настоятельница, похоже, поняла, что я серьезно намерена все забрать, и от неожиданности выпустила добычу. Я чуть не свалилась на пол.
— Не лучше ли будет раздать эти безделушки другим девочкам? Господь наказывал нам делиться с ближним своим, — тонко намекнула Ригна.
Ну, вот и получили объяснение дорогие украшения на некоторых воспитанницах. Настоятельница их поощряет за мой счёт. Я помотала головой.
— Ближние должны оставаться ближними, вне зависимости, получают они за это что-то или нет, — выдала я в ответ цитату из недавней проповеди о ценности хороших взаимоотношений. У настоятельницы свело скулы и дернулся глаз.
— Зачем тебе эти драгоценности? Послушница, которая хочет стать хорошей монахиней, должна привыкать к скромности в быту, — зашла с другой стороны матушка.
Ох, похоже, дело не только в наградах девочкам, а и себе в кубышку она что-то кладёт. Тем более, нельзя так оставлять. Принцессу уже десять лет внаглую обворовывают! То есть меня. Как-то раньше я не обращала внимания на финты с подарками. Письмо принцесса читала быстро, а я вообще в текст не настолько вникала, чтобы заметить крохотную приписку.
Ну, лучше поздно, чем никогда. Я мило улыбнулась.
— А я, может быть, передумала становится монахиней. Видите, рука уже лучше слушается, — я помахала в воздухе упомянутой конечностью. — Мало ли, кто меня учительницей детям наймёт, или приживалкой к какой вдове пойду. На такие должности и увечных берут.
Настоятельница поперхнулась, но крыть ей больше было нечем. Не заявлять же напрямую: тебя нам оставили насовсем. Если бы на этот счёт были четкие инструкции сверху, меня бы не муштровали вместе с другими девочками на танцах и математике. Были у нас несколько послушниц, которых сдали, как говорится, с концами. Их учили писать и считать, после этого в двенадцать, когда пришла первая кровь, они переехали в кельи, к монашкам. На этом наше общение закончилось. Иногда они мелькали в коровнике и курятнике, реже — на кухне. Обучались, очевидно, послушанию и смирению.
Бр-р. Не дай бог.