«Линия Сталина». «Колыбель» Победы
Часть 12 из 24 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А вот она стоит. – Гловацкий подошел к небольшому танку, голова генерала оказалась на уровне конусообразной башни. – Это основа! Будущий вариант! Плавающий Т‐40, потому корпус так у него раздут, чтобы на воде держаться. Но пушке-то зачем плавать, как и топору? Уменьшить габариты можно, двигатель автомобильный, дешевый, его вперед сдвинуть, а на корме из противоосколочных стенок рубку поставить для двух номеров расчета. И пушку на выбор! Пехоту поддержать – тогда УСВ, танки остановить – ЗиС‐2, налет вражеской авиации отразить на колонну – автомат зенитный в 25 миллиметров или спарку ДШК! Стоимость вчетверо меньше, чем у Т‐34, легок, дешевый, прост. На автомобильном заводе крупными сериями выпускать можно. Я бы такую общевойсковую самоходную артиллерию во все стрелковые дивизии направлял – как мобильный резерв ПТО им цены не будет! Танки дороги – а эти пушки выгодны и эффективны!
– Если по начальным буквам взять, то получается ОСА. Жало у такой «осы» страшное, – задумчиво произнес Ворошилов, оглядывая, будто заново, Т‐40. – То, что нужно!
– Стоимость-эффективность есть главный критерий этой войны! Много вооружения потребуется, очень много. Тут не до жиру… Вот наладят выпуск Т‐50, и что?! Отличная машина, спору нет – БТ‐7 и Т‐26 по всем параметрам превосходит! Вот только стоимость «маленького Клима» в 210 тысяч рублей, почти как у Т‐34, по весу вдвое легче, и сорокапятка супротив трехдюймовки установлена. Так что лучше иметь хороший средний танк, чем отличный, но легкий! Да и саму тридцатьчетверку улучшить можно, слышал от танкистов. Башня тесная, увеличить необходимо, чтобы трое из экипажа в ней легко поместились, где сейчас и двоим тесно. И командир своим делом занялся бы, а не снаряды подавал. Рации надо на все самолеты и танки поставить, чтобы управление подразделением нормальным стало, действенным и быстрым! Не флажками же с башни махать или крыльями в небе. Какой толк от танка в разведке, если он важные сведения немедленно передать в штаб не может?! И зачем тогда таких «глухонемых» в бой отправлять?!
– Вы это уже на бумаге изложили? – быстро спросил Мехлис.
– Да, записывал в тетрадь. Даже рисунки с чертежами сделал корявые. Ведь я не инженер, не конструктор, сам не танкист. Мысли общевойскового генерала по увиденным в жизни моментам и парадоксам. Как усилить РККА без больших затрат, но с должным уровнем эффективности. Вооружение для бойца должно быть простым, дешевым, легким в производстве и убойным на противника. Только и всего. А на основе этого строится тактика и вводится штатное расписание подразделений, частей и соединений.
– Николай Михайлович, прошу дать мне ваши записи! Сегодня я буду в Москве, а там найдется, кому их посмотреть. Хорошо?!
– Сейчас распоряжусь, товарищ Мехлис. – Гловацкий поймал взглядом Ворошилова – тот был явно раздосадован. Маршал даже отвернулся чуть в сторону, чтобы начальник Главполитупра не видел его лица.
«Ничего не поделать, Климент Ефремович, – такая просьба Мехлиса равносильна приказу! Придется мне записи отдать ему, а не вам. Понимаю, но обещаю, что и вам будет не менее ценная рукопись. Все же это опыт той вашей войны, а у меня просто хорошая память!»
Командующий 8‐й армией генерал-майор Собенников
Порхов
– Петр Петрович, вы снова назначены командующим 8‐й армией. Есть распоряжение Ставки и Генштаба, вот приказ о назначении на эту должность. – Ватутин протянул бывшему командующему фронтом листок. Тот взял его в руки, быстро пробежал глазами по строчкам. Унылость на лице Собенникова пропала моментально. Впервые за эти пять дней на губах появилось подобие вымученной улыбки.
Было от чего так переживать генералу – чудовищное поражение войск Западного фронта привело к массовым арестам командования. Все знали, что под суд отданы сам командующий генерал армии Павлов, а вместе с ним ряд генералов, среди которых – начальник штаба фронта Климовских, начальник артиллерии Клыч и командующий 4‐й армией Коробов. Командующий ВВС фронта, Герой Советского Союза Копец, по слухам, сам застрелился. Потому ожидали репрессий на Северо-Западном фронте, но, к немалому облегчению многих, поиска «козлов отпущения» здесь не проводилось, за исключением арестованного в начале июля командующего ВВС фронта генерала Ионова. И это был один-единственный генерал, попавший под «раздачу».
Причина отсутствия арестов могла заключаться в ином обстоятельстве – командующий фронтом генерал-полковник Кузнецов погиб при выходе из окружения, а начальник штаба генерал-лейтенант Кленов, тяжело раненный при бомбежке Острова 2 июля, потерявший ногу инвалид. Отдать под суд до выздоровления вроде как не совсем обоснованно, да и как тут судить?! Хотя Петр Петрович не сомневался, что и на него, и на бывшего командарма 11‐й Морозова, и даже командующего 27‐й армией генерал-майора Берзарина в случае необходимости давно бы завели в трибунале расстрельные дела.
Внезапное назначение его командующим Северо-Западным фронтом генерал Собенников воспринял с содроганием сердца. Нет, любой военный очень желает переместиться вверх по служебной лестнице на следующую ступеньку, ведь новая вышестоящая должность зачастую дает возможность получить очередную звездочку на петлицы. Но только не в нынешнем июле, не в такой ситуации, когда фронт потерпел катастрофу. Приказ есть приказ – он не обсуждается, а выполняется. Назначение начальником штаба фронта генерал-лейтенанта Ватутина произошло даже на день раньше – заместитель начальника Генерального штаба был направлен для исправления ситуации, когда немцы уже были под Псковом. Фронт мог быть разорван на три части, но этого не произошло – последние резервы из семи дивизий трех корпусов оказались под командованием случайно оказавшегося старшим по званию генерал-майора Гловацкого, давнего знакомого по службе в ОКДВА, где они командовали дивизиями – Гловацкий стрелковой, а он кавалерийской. Вот только не сложились тогда их отношения, хотя вроде было много общего.
Офицеры военного времени императорской России в 1918-м добровольно вступили в РККА. Но проявили себя только после Гражданской войны, когда в июне 1921 года Собенникову удалось прославиться на всю страну. С двумя полками конницы он настиг в северо-западном Китае белогвардейский отряд генерала Бакича и в ходе Бурчумского боя если не разгромил его, то весьма основательно потрепал. Остатки белых отошли в Монголию, к Унгерну, но судьба «черного барона» уже была предрешена. И как раз в то время в Урге и появился Гловацкий, став советником у Чойбалсана, преемника Сухэ-Батора. И советовал, видно, неплохо – раз стал одним из первых русских товарищей, получивших монгольский орден Боевого Красного Знамени.
Встретились они в 1936 году на Дальнем Востоке – Гловацкий получил там дивизию после окончания военной академии имени Фрунзе, Собенников был все время в войсках, инспектором кавалерии ОКДВА, так и не получив высшего военного образования. Оно и стало причиной склоки, несерьезной, но обоим запавшей в память.
Войска Гловацкого Псков и Остров удержали, нанесли существенные потери фашистам. Ливнем посыпались награды, Гловацкий получил орден Ленина, звание генерал-лейтенанта и стал командующим 11‐й армией. Более того – оказался в фаворе у самого маршала Ворошилова! Если учесть, что они с Ватутиным выше Собенникова по званию, этим давним знакомцам по академии удалось спеться – и просто «подставили» его самого, совершенно не знавшего об уготованном фашистам «огненном мешке». Да кто они после этого, раз командующего фронтом ни в грош не ставили!
Обвинение в «паникерстве» и вводе резервов в контратаку без согласия на то «первого маршала» подвели Собенникова чуть ли не под расстрел, ведь недаром на фронт приехал сам армейский комиссар Мехлис, что вел «дело Павлова» на Западном фронте. Петр Петрович ожидал самого худшего для себя, ибо приезд всесильного наркома госконтроля, пользующегося доверием самого товарища Сталина, не сулил ничего доброго. Но вместо ожидавшейся расправы получить назначение на прежнюю должность командующего 8‐й армией?! Такого он просто не ожидал, приготовившись если не к военному суду с разжалованием, но к отправке в «места не столь отдаленные»!
– Теперь задачи, – Ватутин взял карандаш и склонился над картой. Он всегда вел себя с ним строго официально, – вашей 8‐й армии определены тут следующие. Удержать рубеж реки Навесте на всем ее протяжении, главное фланги – Пярну и Пылтсамаа. Удержать! Особенно последний – по данным разведки, немцы прекратили штурм Псковско-Островского укрепрайона для переброски одного из моторизованных корпусов своей 4‐й танковой группы именно сюда – с воздуха отмечено продвижение к Вильянди длинных колонн танков и автомашин. Обратите внимание на эти три пункта.
Карандаш в руках Ватутина обвел на карте юго-западной Эстонии три кружка. И затем вывел стрелки в направлении к Чудскому озеру и Финскому заливу. Перспектива вражеского наступления выглядела удручающей, войска в Эстонии рассекались на три изолированные группы.
– Времени до начала вражеского наступления осталось мало, буквально 3—4 дня. На данных участках необходимо создать глубоко эшелонированную противотанковую оборону, работы ведутся уже пять дней силами стрелковых частей, приданными строительными и саперными батальонами. Ваши фланги прикрыты двумя полевыми УРами, каждый из 3‐х артиллерийско-пулеметных, стрелкового и саперного батальонов, перевезенных из Ленинграда. Силы 8‐й армии значительны – Пярну занимают 16‐я стрелковая дивизия и 4‐й полевой УР, далее 10‐я стрелковая дивизия – доведена до штатов, получив 14 июля 5 тысяч пополнения, а 19-го еще три тысячи. Затем 191‐я дивизия, кадровая. Ваш левый фланг прикрыт 10‐м стрелковым корпусом генерала Николаева – пока из 2‐х стрелковых бригад, выделенных из 16‐й и 191‐й дивизий. Третья будет перевезена на днях из Ленинграда – это 5‐я БНО. Корпус подкреплен 3‐м полевым УРом. Во втором эшелоне развернута 9‐я противотанковая бригада из дивизиона Ф‐22 и трех зенитных, взятых у ПВО. Сил вполне достаточно, чтобы удержать 130 километров фронта, причем свыше 90 километров заболоченные и лесные районы, не пригодные для действий танков и труднопроходимые даже для пехотных дивизий. В резерве армии находятся – в Йыгева 11‐я стрелковая дивизия на пополнении, в Тюри 1‐я бригада морской пехоты. Кроме того, в северной Эстонии есть 22‐я дивизия войск НКВД, пополненная Латышским стрелковым полком – примерно 8 тысяч личного состава. И главное, принято решение усилить вашу армию 21‐й танковой бригадой полковника Кочнева. Ее, как еще одну из стрелковых бригад ЛАНО, использовать исключительно по разрешению командования фронтом – то есть моему лично, или генерала Гловацкого, пока моего заместителя и командарма 11‐й.
Собенников задумался – сил армия насчитывала намного больше, чем он мог рассчитывать. Фронт относительно узок, прикрыть 40 км силами трех дивизий и двух бригад вполне возможно, тем более опираясь на два полевых УРа и имея восстановленную бригаду ПТО. Но не только это привлекло его внимание, но и выразительная обмолвка Ватутина при слове «пока». Значит, он так и останется начальником штаба фронта, как только удастся остановить немцев, а вот командующим СЗФ назначен будет Гловацкий – Мехлис ведь не только за его собственной головой приезжал, но и будущее назначение удачливого генерала комфронтом одобрить.
– Ваш сосед справа на Моонзундских островах в составе БОБРа – 3‐я отдельная стрелковая бригада, что сейчас развертывается в дивизию. Слева, за озером Выртс-Ярв по реке Эмбах до Чудского озера – 11‐й стрелковый корпус генерала Шумилова, который прежде входил в вашу армию, а сейчас напрямую подчинен командованию фронтом. В нем пополненные до штатов 48‐я и 125‐я дивизии, формируется 10‐я стрелковая бригада. Задача, еще раз повторяю, не дать прорвать позиции и остановить моторизованный корпус противника! Иначе прорвется к Финскому заливу, и оперативная обстановка резко ухудшится! А для вас лично последуют соответствующие выводы…
Сказать яснее было невозможно – и так понятно, что прибудет снова армейский комиссар Мехлис, но вот расстрел, возможно, перед строем, уже просто неминуем. Так что прорыв врага к заливу и отступление наших войск для него самого равнозначны смерти.
– Силы противника установлены следующие – 26‐й армейский корпус в составе 61‐й и 217‐й пехотных дивизий. Кроме того, 254‐я дивизия из 38‐го, штаб корпуса с 58‐й дивизией в районе Тарту против войск Шумилова. На подходе 41‐й моторизованный корпус Рейнгардта – 1‐я и 6‐я танковые, плюс 36‐я моторизованная дивизии. В тылу вражеской группировки охранная 207‐я дивизия, и, возможно, могут быть переброшены до двух дивизий пехоты. И это все, что фашисты могут двинуть на вас, думаю, подкреплений не будет, не до того врагу станет в конце месяца.
Ватутин остановился, задумчиво глядя на карту. Собенников прикинул – силы примерно равные, но его армия в обороне. Сумел же Гловацкий подготовить Псковско-Островский УР, неужели он сам такого не сможет?! Нет, таким шансом реабилитироваться он обязательно должен воспользоваться, другого не будет. Армия не фронт, дивизии и бригады под личный контроль возьмет сразу же, будет укреплять позиции днем и ночью, пока прочная оборона не будет создана везде, несколько линий.
– Для организации обороны и «огневых мешков» позавчера отправлена группа командиров из 11‐й армии, с заместителем начальника артиллерии полковником Петровым. Она пока в вашем полном распоряжении, вы можете рассчитывать на нашу дальнейшую помощь! Перекрыть все направления, что могут быть опасны. – Ватутин промедлил одну минуту, карандашом сделал отметки на карте, задумался и добавил:
– Вашу 8‐ю армию будет поддерживать авиация Балтийского флота, а приморский фланг корабли. Приказы уже отданы маршалом Ворошиловым, все вопросы согласуйте с вице-адмиралом Трибуцем в Таллине, куда через час и вылетите. Ваш командный пункт в столице Эстонии, задействуйте все местные средства и силы. Учтите, засоренность антисоветским элементом там порядочная, шпионаж и диверсанты повсюду, а потому с прифронтовой полосы выселить все население с хуторов! Части НКВД есть, подкрепление им будет! Действуйте решительно и жестко – но Эстония должна остаться Советской! Вам все понятно, Петр Петрович?!
– Так точно, Николай Федорович! Места знакомые, сил достаточно. Мы остановим немцев! Тем более что армия стала намного сильнее, чем раньше. Хотя в ней танков значительно поубавилось.
– Будут вам танки, кроме 21‐й бригады еще, возможно, получите две-три роты тяжелых КВ. Как подвижному средству усиления обороны им цены нет. И вот еще что, Петр Петрович… Назначить вас на должность командарма 8‐й настоятельно попросил генерал Гловацкий, хотя руководство считало иначе. Я сказал вам это, чтобы между нами не было недомолвок…
Командующий 11‐й армией генерал-лейтенант Гловацкий
Псков
– Уходят танки, колонны машин потянулись на запад и юг. Ты прямо пророк, Николай Михайлович! Ой, накурил как, хоть топор вешай! А чего ты хмурый? Сердце болит? Так лечись! И сиди, не вставай – виделись сегодня и руки друг другу пожали! Прихватило? Вон за грудь держишься!
– Поздно пить боржоми, когда почки отвалились, сказал один знакомый доктор больному, – мрачно пошутил Гловацкий, а Ворошилов хмыкнул и следом задорно рассмеялся.
«Хорошее настроение у старика, хотя какой он, на хрен, старик, 60 лет только исполнилось. Задорный живчик, энергия прямо бьет ключом. С таким горы свернуть можно. А его чуть ли не дебилом выставляли историки – как же, кавалерист тупой, «творец 1‐й конной». Да он такие проблемы сейчас на раз-два решает, на которых любой повесится с тоски. И ответственность на нем колоссальная, как ни крути, а ведь жизнерадостен, мотается как челнок между Питером и Псковом, дела ухитряется при этом решать. Вот съездил в войска, побывал под обстрелом и радуется», – плохое настроение накатывало приливной волной, и Гловацкий потянулся за очередной папиросой.
– Так, не нравится мне твое состояние сегодня. – Маршал взял стул и, повернув его спинкой, уселся верхом, как на лошадь. – Врача позвать? Ту милую женщину, что тебя лечит?
– От смерти лекарства нет, Климент Ефремович, я ее у себя за спиной чую. Это без шуток! Не от сердца, от свинца помру, везти мне бесконечно не может. Немцев бы разбить и от Пскова откинуть! Смешать здесь блицкриг, обанкротить. Вот и начнут сюда дивизии перебрасывать, значит, и на Киев с Москвою натиск ослабнет! Победим, в конце концов, этих уродов, вопрос тут в цене да во времени. Но если война не четыре года продлится, а три с гаком, то все не зря было. Так что вломим мы им здесь по первое число, товарищ маршал Советского Союза, иначе мне жить незачем…
– А почему четыре года войны? Нет, что победим, тут я не сомневаюсь, но срок больно большой выходит!
– В прошлой войне они против всех сражались четыре года, а сейчас на фашистов вся Европа работает! Уже раздавили бы нас, живи мы при царе. А так у нас пятилетки были, заводы построили и товарищ Сталин. Вломим им, но тяжко будет. Жилы надрывать станем…
– Так, значит… – Ворошилов пристально посмотрел в глаза Гловацкому – тот взгляда не отвел, только кривая улыбка застыла на обезображенном лице. – Давай по-простому общаться, Николай Михалыч, на «ты», по-товарищески. Когда наедине, то забудь про эти петлицы с большою звездою. Верю, такие ты сам выслужишь, еще мною командовать будешь.
– Эти бы слова, да кому-то в уши…
Ворошилов ухмыльнулся, встал со стула, подошел к шкафчику. Достал бутылку красного вина, сталинского подарка, два граненых стакана. Щедро плеснул в них терпкой красной жидкости – аромат вина стал ощущаться даже в прокуренном кабинете.
– На вот лекарство! Тебе сам маршал налил, кто в такое поверит?! Еще будешь внукам рассказывать!
«Блин, психотерапевт доморощенный! А ведь правильно делает, верно, так хандру и выводят, не только под угрозой расстрела». – Гловацкий глотнул вина – такого раньше ему никогда не приходилось пить, не для продажи оно, для души. Через минуту вроде отпустило в груди, а то давило изрядно.
– Совсем иной коленкор, а то бледный был, как вата!
Гловацкий помимо собственной воли рассмеялся, вспомнив историю с ватой и марлей, что всего две недели тому назад произошла, но как давно это было. Ворошилов удивленно выгнул брови, задумчиво и вроде как обиженно посмотрел, и генерал сквозь смех стал рассказывать:
– Числа пятого произошло, Климент Ефремович. Сам знаешь, что у баб определенные дни есть, критические, так сказать, в довольствии марля и вата на то не предусмотрены. Кстати, как и бумага для подтирки у всех – маета в частях сплошная. Вроде мелочи, а неудобств массу составляют. Так вот – у нас на складах только для медицины, и то очень мало. Я в окружком звоню – помогите, чем сможете! Как женщине-хирургу операцию делать, если из нее кровища прет, как из раны? Наутро молодой инструктор в страхе превеликом прибыл – почудилось им, что не просьба то, а приказ мой, за неисполнение которого, сам понимаешь…
– С тобой не побалуешь, – хмыкнул Ворошилов, – живо оформляешь под трибунал или сам стреляешь. Знаешь, сколько на тебя бумаг в Смольный пришло, читал и радовался. Жданов так и сказал, значит, ты все правильно делаешь! А дальше, что было? Как выкрутились или отбрехались?
– Не выкручивались, наоборот, привезли во двор штаба груженную до краев борта полуторку – там тюки серой ваты, такие для медицины не идут, стопы полотна некрашеного, еще какие-то тряпки, даже парашюты немецкие засунули, а они шелковые, уйму денег стоят. Я говорю очкастому – что так много привезли, тут же на полгода довольствие для пары женских дивизий? Стоит и глазами хлопает, потом отвечает – лучше ничего не было, а вот ими можно перевязывать и кровотечение останавливать. Тут я сам охренел – ты хоть бабе там место как перевязывать будешь?! А он мне так задорно, бодро – командующий прикажет, всем перевязку сделаем в лучшем виде! Во дворе все вповалку от хохота легли – нецелованный парень, про такие извечные женские трудности даже не ведал, глазами только хлопал, когда на матах объяснили. Потом сам хохотал до слез!
– Уморил ты меня, – захохотал Ворошилов, хлопнул себя по коленке и тут же стал серьезным. – Ты прав, мелочей не бывает, а я о том сам даже не думал, когда наркомом приказы подписывал. Бойцы, что бабы, что мужики, воевать должны, а не думать, чем подтираться. Сегодня же в Смольном сим вопросом озадачу. Голова у тебя светлая! Обо всем помнишь!
– Да ничего бы не сделала голова, если бы тебя, Климент Ефремович, надо мной не было. Завод вон взять, а война своего рода производство. Так вот – вроде начальника цеха, пусть основного, но таких же много. Или из КБ главный инженер – то есть сделать поточным производство, без брака, могу, или там что-то новое придумать и создать. Но только в силах директора это все обеспечить или новое вооружение в серию пустить! Только он может все нити в своих руках держать. Так ты есть главный творец наших успехов, что под Псковом достигнуты! Примеров пруд пруди – снайпера немцам жизни не дают – твоя личная заслуга! Я работу написал, но в жизнь без тебя она бы не претворилась. Сколько бы времени ушло напрасно, а так школы и курсы уже стрелков готовят! Наши диверсанты фашистам в Латвии продыхнуть не дают – ты ведь приказал партизанское движение развернуть централизованно и группы готовить и забрасывать! Ты ведь потери восполняешь разумно, как раньше Тухачевскому говорил – нам нужно правильно пользоваться тем, что есть! Потери большие – пополнение потоком идет сразу в войска, отчего у нас дивизии боеспособность не теряют, потому что за одного битого двух небитых дают. Длинен этот перечень, Климент Ефремович, просто побед у нас зримых и ярких нет, но то дело времени. Сейчас война массовых армий, и не полководческое искусство главное, а насыщение войск всем необходимым – вот тут, на Ленинградском направлении, никто с тобою не сравнится. Ты есть организатор наших побед здесь, как нынешних, так и будущих! И товарищ Жданов – в его руках все производство, наше главное оружие!
«Так, мой спич произвел впечатление! Говорил ведь почти серьезно, а в сочетании с изуродованной физиономией такое производит впечатление. И воспрянул маршал духом, орлом смотрится – будем считать, что прогиб мне засчитан, а значит, дело будет легче в жизнь претворять! Надо еще добавить маленько, чтоб его с небес на грешную землю вернуть». Гловацкий взял из коробки папиросу и поморщился:
– Сообразить не могу, ел я или не ел сегодня. Нет, вроде Софья чем-то потчевала, не помню только чем, пока с железом возился. Это надо, вместе с грязной водой ребенка выплеснули! Слов нет, одни маты!
– То-то смотрю у тебя руки в тавоте! Ты это о каком железе говорил? С оружием занимался?
– Так точно, товарищ маршал! У нас есть оружие, которое войскам до зарезу нужно, простое, дешевое и, главное, чертовски эффективное!
– И где оно? Далеко ехать? Давай мне показывай. – Маршал Ворошилов оживился чрезвычайно, даже ладони потер.
– Ехать не надо, нам в ту комнату только пройти. – Гловацкий показал на дверь слева и первым зашел в нее. Такие комнатенки служат для отдыха – при круглосуточной работе всяко нужен диван или койка для короткого сна. Главная примета для значимого начальства в 1930‐е годы. Вот только койка, аккуратно заправленная солдатским одеялом с подушкой в белой наволочке, занимала один угол. Тумбовый стол с лежащими на столешнице папками для бумаги – толстыми, набитыми листами; еще тумбочка с разложенными на ней слесарными инструментами, рядом с ней гранатомет на станке с колесиками – совсем неподходящая деталь интерьера, как и 50‐миллиметровый миномет, прозванный «оса». И патроны с гильзами россыпью, боеприпасы разные.
– Ты что, подорваться жаждешь? И для чего гранатомет Таубина сюда притащил, он на вооружение не принят?! Хотя партию, как помню, сделали!
– Сам разобраться решил, лично. Три таких штуки на складе нашли, и сюда выслали – с финской войны остались. В свою дивизию отправил для испытаний, потом перепроверил дважды, лично! Здесь отчеты о войсковых испытаниях, мои командиры все делают быстро, в срок. – Гловацкий хлопнул по одной из папок. Он был раздражен – оказывается, РККА имела готовый образец автоматического гранатомета, мало в чем уступающего знаменитому АГС‐17 «Пламя», но почему-то от него отказалась. Вот он решил понять, что стало причиной такого решения.
– Недоработки здесь пустяковые, в пружинах дело, сам с инструментом ковырялся. Отличная штука, нужно только короб магазина типа «улитка» ввести, гранат на 15, а то здесь всего пяток, и на треногу поставить. Образец почти идеальный, последний – два других угробили напрочь, как дети малые заигрались. Вот смотри что получается, Климент Ефремович, – в батальонах сейчас число минометов уменьшили значительно, «сорокапяток» вообще нет – потому вопрос возник – чем вражеское наступление отражать и свои атаки поддерживать? И вот оно решение – своя «батальонная» артиллерия! Простая и дешевая, легкая, скорострельность сумасшедшая! Под настильным огнем любая пехотная атака захлебнется, амбразуру дота подавит и бьет больше, чем на километр! Боеприпасы к мортирке Дьяконова, в 16 линий, на складах их полно! Так почему этих гранатометов в частях нет, их же можно тысячами производить?! Вот и решил проверить…
– Он не прошел испытаний с 50‐миллиметровым минометом – при навесной стрельбе тот оказался точнее, по стоимости вдвое меньше и намного легче! Это я тебе как член Военного Совета говорю, все испытания сам видел.
– Странные, очень странные испытания нам подсунули! Так поступают, когда хотят собственное дерьмо пропихнуть, а потому делают все, чтобы оно меньше пахло! Гранатомет испытывать по программе для миномета?! Да он в этом изначально проиграет, потому что главным для него настильный огонь, а не навесной. Он больше отражает атаки, но и эффективней намного в их подготовке, чем это уе…е! Если его даже в ж…у того, кто такие испытания предложил, засунуть, и из «осы» настильным огнем пульнуть, получится?! В том и дело что нет, и задницу не жалко будет, ибо ею думали вместо головы! Это хуже, чем простое вредительство! Красная армия из-за тупого недоумка лишилась оружия будущего, Климент Ефремович!
– Поясни, – коротко вопросил Ворошилов и уселся на край тумбочки, сдвинув патроны и инструмент в сторону.
– Ты посмотри. – Гловацкий открыл папку и выложил стопку разных листов, от белых машинописных, до серых, даже вырванных из ученических тетрадей в клеточку. – Испытания проводили по всем показателям, которые требуются для боя пехоты. У 50‐миллиметрового миномета сплошные прочерки в графах, где требуется настильный огонь, а это 90 % с лишним средств поражения вражеской пехоты силами батальона. Так что уступает гранатомету не только по всем статьям, но и с разгромным результатом. И это только начало! Далее возник вопрос: а на хрена он нужен, ведь есть 82‐миллиметровый миномет? Сравнили и тут еще раз, не поленились. И вывод однозначный – х…ка не нужна нашей пехоте! Она легка?! Какой толк в ее легкости, если на поле боя абсолютно неэффективна в сравнении с аналогами. Мина в 50 мм даже перекрытие из жердей с землею не пробивает, разрушить легкие укрепления не в состоянии, разрыв страшен, если под ноги немцу упадет! Попер негатив валом – четыре человека расчет, у «батальонного» чуть больше, но вот могущество мин и не сравнить, на голову перевес по способности разрушать укрепления и окопы, истреблять живую силу противника. Так зачем держать «ротные» минометы, если в них прока нет. Вот в этой папке с фронта прямо вопли – забирайте все эти «осы», дайте нормальные минометы. Нормальные, а не слабые пукалки, что у немцев и поляков по аналогии содрали. Нужны очень минометы, не два, как сейчас, и не шесть, как раньше, а девять на батальон! По полному взводу на каждую стрелковую роту просят! Вот посмотрите рапорта. – Гловацкий пододвинул стопку бумаг, Ворошилов стал их быстро рассматривать.
«Смотри, Климент Ефремович, смотри – здесь вся правда. Снимут эти минометы, вот только гранатометов, опередивших время, не будет. А вот ты свою ошибку должен сам исправить». – Гловацкий молча курил, внимательно смотря за маршалом, что, склонившись рассматривал графы и читал рапорта. Когда Ворошилов все аккуратно сложил по папкам и сам завязал тесемки, в кабинете нависла звенящая тишина.
– Мелочей на войне не бывает, – глухо произнес Ворошилов. – Какие средства эти вредители угрохали, заводы задействовали, работников! В ГАУ заняли кабинеты, все, кроме минометов, на корню рубят! И маршал Кулик их покрывает! Эти бумаги я товарищу Сталину незамедлительно отправлю!
– Сейчас не стоит, Климент Ефремович, нужно все задумки обкатать в будущем наступлении, вот тогда сразу поставить в известность Верховного Главнокомандующего. Наши наработки предложить к рассмотрению можно и нужно, когда они самой войной проверены будут. Многое нам доработать предстоит, и в вооружении, и тактике, и в штатном расписании. Война ведь на месте стоять не будет, новое оружие в нее постоянно изменения вносить будет! И тут, как я думаю, надо сыграть на опережение. Есть такая избитая фраза: генералы готовятся к прошлой войне! А мы попробуем к будущей!
– Так, вот сейчас давай поподробнее, Николай Михайлович. Меня сразу зацепило, ты выделяешься, как доска в сломанном заборе из жердей! Время у нас есть, давай кури, не стесняйся, излагай свои мысли…
Начальник Главного политического управления РККА армейский комиссар 1‐го ранга Мехлис
Москва
– У меня все, товарищ Сталин!
Мехлис положил ладони на столешницу, и, повинуясь кивку вождя, не стал вставать, а продолжал сидеть на стуле, внимательно смотря на медленно ходящего по кабинету Сталина. Ковровая дорожка мягко глушила короткие шаги человека, которого любили и ненавидели, боготворили и боялись, но над кем никогда не смеялись или относились равнодушно. Именно служение этому человеку выбрал Лев Захарович – потому что в нем воплощалась идея построения общества социальной справедливости, социализма и братства всех народов, заселяющих огромный мир. И это были и его личные идеалы, выходца из богатой еврейской семьи, отринувшего веру предков и с головой окунувшегося в бурлящий котел русской революции.
– Если по начальным буквам взять, то получается ОСА. Жало у такой «осы» страшное, – задумчиво произнес Ворошилов, оглядывая, будто заново, Т‐40. – То, что нужно!
– Стоимость-эффективность есть главный критерий этой войны! Много вооружения потребуется, очень много. Тут не до жиру… Вот наладят выпуск Т‐50, и что?! Отличная машина, спору нет – БТ‐7 и Т‐26 по всем параметрам превосходит! Вот только стоимость «маленького Клима» в 210 тысяч рублей, почти как у Т‐34, по весу вдвое легче, и сорокапятка супротив трехдюймовки установлена. Так что лучше иметь хороший средний танк, чем отличный, но легкий! Да и саму тридцатьчетверку улучшить можно, слышал от танкистов. Башня тесная, увеличить необходимо, чтобы трое из экипажа в ней легко поместились, где сейчас и двоим тесно. И командир своим делом занялся бы, а не снаряды подавал. Рации надо на все самолеты и танки поставить, чтобы управление подразделением нормальным стало, действенным и быстрым! Не флажками же с башни махать или крыльями в небе. Какой толк от танка в разведке, если он важные сведения немедленно передать в штаб не может?! И зачем тогда таких «глухонемых» в бой отправлять?!
– Вы это уже на бумаге изложили? – быстро спросил Мехлис.
– Да, записывал в тетрадь. Даже рисунки с чертежами сделал корявые. Ведь я не инженер, не конструктор, сам не танкист. Мысли общевойскового генерала по увиденным в жизни моментам и парадоксам. Как усилить РККА без больших затрат, но с должным уровнем эффективности. Вооружение для бойца должно быть простым, дешевым, легким в производстве и убойным на противника. Только и всего. А на основе этого строится тактика и вводится штатное расписание подразделений, частей и соединений.
– Николай Михайлович, прошу дать мне ваши записи! Сегодня я буду в Москве, а там найдется, кому их посмотреть. Хорошо?!
– Сейчас распоряжусь, товарищ Мехлис. – Гловацкий поймал взглядом Ворошилова – тот был явно раздосадован. Маршал даже отвернулся чуть в сторону, чтобы начальник Главполитупра не видел его лица.
«Ничего не поделать, Климент Ефремович, – такая просьба Мехлиса равносильна приказу! Придется мне записи отдать ему, а не вам. Понимаю, но обещаю, что и вам будет не менее ценная рукопись. Все же это опыт той вашей войны, а у меня просто хорошая память!»
Командующий 8‐й армией генерал-майор Собенников
Порхов
– Петр Петрович, вы снова назначены командующим 8‐й армией. Есть распоряжение Ставки и Генштаба, вот приказ о назначении на эту должность. – Ватутин протянул бывшему командующему фронтом листок. Тот взял его в руки, быстро пробежал глазами по строчкам. Унылость на лице Собенникова пропала моментально. Впервые за эти пять дней на губах появилось подобие вымученной улыбки.
Было от чего так переживать генералу – чудовищное поражение войск Западного фронта привело к массовым арестам командования. Все знали, что под суд отданы сам командующий генерал армии Павлов, а вместе с ним ряд генералов, среди которых – начальник штаба фронта Климовских, начальник артиллерии Клыч и командующий 4‐й армией Коробов. Командующий ВВС фронта, Герой Советского Союза Копец, по слухам, сам застрелился. Потому ожидали репрессий на Северо-Западном фронте, но, к немалому облегчению многих, поиска «козлов отпущения» здесь не проводилось, за исключением арестованного в начале июля командующего ВВС фронта генерала Ионова. И это был один-единственный генерал, попавший под «раздачу».
Причина отсутствия арестов могла заключаться в ином обстоятельстве – командующий фронтом генерал-полковник Кузнецов погиб при выходе из окружения, а начальник штаба генерал-лейтенант Кленов, тяжело раненный при бомбежке Острова 2 июля, потерявший ногу инвалид. Отдать под суд до выздоровления вроде как не совсем обоснованно, да и как тут судить?! Хотя Петр Петрович не сомневался, что и на него, и на бывшего командарма 11‐й Морозова, и даже командующего 27‐й армией генерал-майора Берзарина в случае необходимости давно бы завели в трибунале расстрельные дела.
Внезапное назначение его командующим Северо-Западным фронтом генерал Собенников воспринял с содроганием сердца. Нет, любой военный очень желает переместиться вверх по служебной лестнице на следующую ступеньку, ведь новая вышестоящая должность зачастую дает возможность получить очередную звездочку на петлицы. Но только не в нынешнем июле, не в такой ситуации, когда фронт потерпел катастрофу. Приказ есть приказ – он не обсуждается, а выполняется. Назначение начальником штаба фронта генерал-лейтенанта Ватутина произошло даже на день раньше – заместитель начальника Генерального штаба был направлен для исправления ситуации, когда немцы уже были под Псковом. Фронт мог быть разорван на три части, но этого не произошло – последние резервы из семи дивизий трех корпусов оказались под командованием случайно оказавшегося старшим по званию генерал-майора Гловацкого, давнего знакомого по службе в ОКДВА, где они командовали дивизиями – Гловацкий стрелковой, а он кавалерийской. Вот только не сложились тогда их отношения, хотя вроде было много общего.
Офицеры военного времени императорской России в 1918-м добровольно вступили в РККА. Но проявили себя только после Гражданской войны, когда в июне 1921 года Собенникову удалось прославиться на всю страну. С двумя полками конницы он настиг в северо-западном Китае белогвардейский отряд генерала Бакича и в ходе Бурчумского боя если не разгромил его, то весьма основательно потрепал. Остатки белых отошли в Монголию, к Унгерну, но судьба «черного барона» уже была предрешена. И как раз в то время в Урге и появился Гловацкий, став советником у Чойбалсана, преемника Сухэ-Батора. И советовал, видно, неплохо – раз стал одним из первых русских товарищей, получивших монгольский орден Боевого Красного Знамени.
Встретились они в 1936 году на Дальнем Востоке – Гловацкий получил там дивизию после окончания военной академии имени Фрунзе, Собенников был все время в войсках, инспектором кавалерии ОКДВА, так и не получив высшего военного образования. Оно и стало причиной склоки, несерьезной, но обоим запавшей в память.
Войска Гловацкого Псков и Остров удержали, нанесли существенные потери фашистам. Ливнем посыпались награды, Гловацкий получил орден Ленина, звание генерал-лейтенанта и стал командующим 11‐й армией. Более того – оказался в фаворе у самого маршала Ворошилова! Если учесть, что они с Ватутиным выше Собенникова по званию, этим давним знакомцам по академии удалось спеться – и просто «подставили» его самого, совершенно не знавшего об уготованном фашистам «огненном мешке». Да кто они после этого, раз командующего фронтом ни в грош не ставили!
Обвинение в «паникерстве» и вводе резервов в контратаку без согласия на то «первого маршала» подвели Собенникова чуть ли не под расстрел, ведь недаром на фронт приехал сам армейский комиссар Мехлис, что вел «дело Павлова» на Западном фронте. Петр Петрович ожидал самого худшего для себя, ибо приезд всесильного наркома госконтроля, пользующегося доверием самого товарища Сталина, не сулил ничего доброго. Но вместо ожидавшейся расправы получить назначение на прежнюю должность командующего 8‐й армией?! Такого он просто не ожидал, приготовившись если не к военному суду с разжалованием, но к отправке в «места не столь отдаленные»!
– Теперь задачи, – Ватутин взял карандаш и склонился над картой. Он всегда вел себя с ним строго официально, – вашей 8‐й армии определены тут следующие. Удержать рубеж реки Навесте на всем ее протяжении, главное фланги – Пярну и Пылтсамаа. Удержать! Особенно последний – по данным разведки, немцы прекратили штурм Псковско-Островского укрепрайона для переброски одного из моторизованных корпусов своей 4‐й танковой группы именно сюда – с воздуха отмечено продвижение к Вильянди длинных колонн танков и автомашин. Обратите внимание на эти три пункта.
Карандаш в руках Ватутина обвел на карте юго-западной Эстонии три кружка. И затем вывел стрелки в направлении к Чудскому озеру и Финскому заливу. Перспектива вражеского наступления выглядела удручающей, войска в Эстонии рассекались на три изолированные группы.
– Времени до начала вражеского наступления осталось мало, буквально 3—4 дня. На данных участках необходимо создать глубоко эшелонированную противотанковую оборону, работы ведутся уже пять дней силами стрелковых частей, приданными строительными и саперными батальонами. Ваши фланги прикрыты двумя полевыми УРами, каждый из 3‐х артиллерийско-пулеметных, стрелкового и саперного батальонов, перевезенных из Ленинграда. Силы 8‐й армии значительны – Пярну занимают 16‐я стрелковая дивизия и 4‐й полевой УР, далее 10‐я стрелковая дивизия – доведена до штатов, получив 14 июля 5 тысяч пополнения, а 19-го еще три тысячи. Затем 191‐я дивизия, кадровая. Ваш левый фланг прикрыт 10‐м стрелковым корпусом генерала Николаева – пока из 2‐х стрелковых бригад, выделенных из 16‐й и 191‐й дивизий. Третья будет перевезена на днях из Ленинграда – это 5‐я БНО. Корпус подкреплен 3‐м полевым УРом. Во втором эшелоне развернута 9‐я противотанковая бригада из дивизиона Ф‐22 и трех зенитных, взятых у ПВО. Сил вполне достаточно, чтобы удержать 130 километров фронта, причем свыше 90 километров заболоченные и лесные районы, не пригодные для действий танков и труднопроходимые даже для пехотных дивизий. В резерве армии находятся – в Йыгева 11‐я стрелковая дивизия на пополнении, в Тюри 1‐я бригада морской пехоты. Кроме того, в северной Эстонии есть 22‐я дивизия войск НКВД, пополненная Латышским стрелковым полком – примерно 8 тысяч личного состава. И главное, принято решение усилить вашу армию 21‐й танковой бригадой полковника Кочнева. Ее, как еще одну из стрелковых бригад ЛАНО, использовать исключительно по разрешению командования фронтом – то есть моему лично, или генерала Гловацкого, пока моего заместителя и командарма 11‐й.
Собенников задумался – сил армия насчитывала намного больше, чем он мог рассчитывать. Фронт относительно узок, прикрыть 40 км силами трех дивизий и двух бригад вполне возможно, тем более опираясь на два полевых УРа и имея восстановленную бригаду ПТО. Но не только это привлекло его внимание, но и выразительная обмолвка Ватутина при слове «пока». Значит, он так и останется начальником штаба фронта, как только удастся остановить немцев, а вот командующим СЗФ назначен будет Гловацкий – Мехлис ведь не только за его собственной головой приезжал, но и будущее назначение удачливого генерала комфронтом одобрить.
– Ваш сосед справа на Моонзундских островах в составе БОБРа – 3‐я отдельная стрелковая бригада, что сейчас развертывается в дивизию. Слева, за озером Выртс-Ярв по реке Эмбах до Чудского озера – 11‐й стрелковый корпус генерала Шумилова, который прежде входил в вашу армию, а сейчас напрямую подчинен командованию фронтом. В нем пополненные до штатов 48‐я и 125‐я дивизии, формируется 10‐я стрелковая бригада. Задача, еще раз повторяю, не дать прорвать позиции и остановить моторизованный корпус противника! Иначе прорвется к Финскому заливу, и оперативная обстановка резко ухудшится! А для вас лично последуют соответствующие выводы…
Сказать яснее было невозможно – и так понятно, что прибудет снова армейский комиссар Мехлис, но вот расстрел, возможно, перед строем, уже просто неминуем. Так что прорыв врага к заливу и отступление наших войск для него самого равнозначны смерти.
– Силы противника установлены следующие – 26‐й армейский корпус в составе 61‐й и 217‐й пехотных дивизий. Кроме того, 254‐я дивизия из 38‐го, штаб корпуса с 58‐й дивизией в районе Тарту против войск Шумилова. На подходе 41‐й моторизованный корпус Рейнгардта – 1‐я и 6‐я танковые, плюс 36‐я моторизованная дивизии. В тылу вражеской группировки охранная 207‐я дивизия, и, возможно, могут быть переброшены до двух дивизий пехоты. И это все, что фашисты могут двинуть на вас, думаю, подкреплений не будет, не до того врагу станет в конце месяца.
Ватутин остановился, задумчиво глядя на карту. Собенников прикинул – силы примерно равные, но его армия в обороне. Сумел же Гловацкий подготовить Псковско-Островский УР, неужели он сам такого не сможет?! Нет, таким шансом реабилитироваться он обязательно должен воспользоваться, другого не будет. Армия не фронт, дивизии и бригады под личный контроль возьмет сразу же, будет укреплять позиции днем и ночью, пока прочная оборона не будет создана везде, несколько линий.
– Для организации обороны и «огневых мешков» позавчера отправлена группа командиров из 11‐й армии, с заместителем начальника артиллерии полковником Петровым. Она пока в вашем полном распоряжении, вы можете рассчитывать на нашу дальнейшую помощь! Перекрыть все направления, что могут быть опасны. – Ватутин промедлил одну минуту, карандашом сделал отметки на карте, задумался и добавил:
– Вашу 8‐ю армию будет поддерживать авиация Балтийского флота, а приморский фланг корабли. Приказы уже отданы маршалом Ворошиловым, все вопросы согласуйте с вице-адмиралом Трибуцем в Таллине, куда через час и вылетите. Ваш командный пункт в столице Эстонии, задействуйте все местные средства и силы. Учтите, засоренность антисоветским элементом там порядочная, шпионаж и диверсанты повсюду, а потому с прифронтовой полосы выселить все население с хуторов! Части НКВД есть, подкрепление им будет! Действуйте решительно и жестко – но Эстония должна остаться Советской! Вам все понятно, Петр Петрович?!
– Так точно, Николай Федорович! Места знакомые, сил достаточно. Мы остановим немцев! Тем более что армия стала намного сильнее, чем раньше. Хотя в ней танков значительно поубавилось.
– Будут вам танки, кроме 21‐й бригады еще, возможно, получите две-три роты тяжелых КВ. Как подвижному средству усиления обороны им цены нет. И вот еще что, Петр Петрович… Назначить вас на должность командарма 8‐й настоятельно попросил генерал Гловацкий, хотя руководство считало иначе. Я сказал вам это, чтобы между нами не было недомолвок…
Командующий 11‐й армией генерал-лейтенант Гловацкий
Псков
– Уходят танки, колонны машин потянулись на запад и юг. Ты прямо пророк, Николай Михайлович! Ой, накурил как, хоть топор вешай! А чего ты хмурый? Сердце болит? Так лечись! И сиди, не вставай – виделись сегодня и руки друг другу пожали! Прихватило? Вон за грудь держишься!
– Поздно пить боржоми, когда почки отвалились, сказал один знакомый доктор больному, – мрачно пошутил Гловацкий, а Ворошилов хмыкнул и следом задорно рассмеялся.
«Хорошее настроение у старика, хотя какой он, на хрен, старик, 60 лет только исполнилось. Задорный живчик, энергия прямо бьет ключом. С таким горы свернуть можно. А его чуть ли не дебилом выставляли историки – как же, кавалерист тупой, «творец 1‐й конной». Да он такие проблемы сейчас на раз-два решает, на которых любой повесится с тоски. И ответственность на нем колоссальная, как ни крути, а ведь жизнерадостен, мотается как челнок между Питером и Псковом, дела ухитряется при этом решать. Вот съездил в войска, побывал под обстрелом и радуется», – плохое настроение накатывало приливной волной, и Гловацкий потянулся за очередной папиросой.
– Так, не нравится мне твое состояние сегодня. – Маршал взял стул и, повернув его спинкой, уселся верхом, как на лошадь. – Врача позвать? Ту милую женщину, что тебя лечит?
– От смерти лекарства нет, Климент Ефремович, я ее у себя за спиной чую. Это без шуток! Не от сердца, от свинца помру, везти мне бесконечно не может. Немцев бы разбить и от Пскова откинуть! Смешать здесь блицкриг, обанкротить. Вот и начнут сюда дивизии перебрасывать, значит, и на Киев с Москвою натиск ослабнет! Победим, в конце концов, этих уродов, вопрос тут в цене да во времени. Но если война не четыре года продлится, а три с гаком, то все не зря было. Так что вломим мы им здесь по первое число, товарищ маршал Советского Союза, иначе мне жить незачем…
– А почему четыре года войны? Нет, что победим, тут я не сомневаюсь, но срок больно большой выходит!
– В прошлой войне они против всех сражались четыре года, а сейчас на фашистов вся Европа работает! Уже раздавили бы нас, живи мы при царе. А так у нас пятилетки были, заводы построили и товарищ Сталин. Вломим им, но тяжко будет. Жилы надрывать станем…
– Так, значит… – Ворошилов пристально посмотрел в глаза Гловацкому – тот взгляда не отвел, только кривая улыбка застыла на обезображенном лице. – Давай по-простому общаться, Николай Михалыч, на «ты», по-товарищески. Когда наедине, то забудь про эти петлицы с большою звездою. Верю, такие ты сам выслужишь, еще мною командовать будешь.
– Эти бы слова, да кому-то в уши…
Ворошилов ухмыльнулся, встал со стула, подошел к шкафчику. Достал бутылку красного вина, сталинского подарка, два граненых стакана. Щедро плеснул в них терпкой красной жидкости – аромат вина стал ощущаться даже в прокуренном кабинете.
– На вот лекарство! Тебе сам маршал налил, кто в такое поверит?! Еще будешь внукам рассказывать!
«Блин, психотерапевт доморощенный! А ведь правильно делает, верно, так хандру и выводят, не только под угрозой расстрела». – Гловацкий глотнул вина – такого раньше ему никогда не приходилось пить, не для продажи оно, для души. Через минуту вроде отпустило в груди, а то давило изрядно.
– Совсем иной коленкор, а то бледный был, как вата!
Гловацкий помимо собственной воли рассмеялся, вспомнив историю с ватой и марлей, что всего две недели тому назад произошла, но как давно это было. Ворошилов удивленно выгнул брови, задумчиво и вроде как обиженно посмотрел, и генерал сквозь смех стал рассказывать:
– Числа пятого произошло, Климент Ефремович. Сам знаешь, что у баб определенные дни есть, критические, так сказать, в довольствии марля и вата на то не предусмотрены. Кстати, как и бумага для подтирки у всех – маета в частях сплошная. Вроде мелочи, а неудобств массу составляют. Так вот – у нас на складах только для медицины, и то очень мало. Я в окружком звоню – помогите, чем сможете! Как женщине-хирургу операцию делать, если из нее кровища прет, как из раны? Наутро молодой инструктор в страхе превеликом прибыл – почудилось им, что не просьба то, а приказ мой, за неисполнение которого, сам понимаешь…
– С тобой не побалуешь, – хмыкнул Ворошилов, – живо оформляешь под трибунал или сам стреляешь. Знаешь, сколько на тебя бумаг в Смольный пришло, читал и радовался. Жданов так и сказал, значит, ты все правильно делаешь! А дальше, что было? Как выкрутились или отбрехались?
– Не выкручивались, наоборот, привезли во двор штаба груженную до краев борта полуторку – там тюки серой ваты, такие для медицины не идут, стопы полотна некрашеного, еще какие-то тряпки, даже парашюты немецкие засунули, а они шелковые, уйму денег стоят. Я говорю очкастому – что так много привезли, тут же на полгода довольствие для пары женских дивизий? Стоит и глазами хлопает, потом отвечает – лучше ничего не было, а вот ими можно перевязывать и кровотечение останавливать. Тут я сам охренел – ты хоть бабе там место как перевязывать будешь?! А он мне так задорно, бодро – командующий прикажет, всем перевязку сделаем в лучшем виде! Во дворе все вповалку от хохота легли – нецелованный парень, про такие извечные женские трудности даже не ведал, глазами только хлопал, когда на матах объяснили. Потом сам хохотал до слез!
– Уморил ты меня, – захохотал Ворошилов, хлопнул себя по коленке и тут же стал серьезным. – Ты прав, мелочей не бывает, а я о том сам даже не думал, когда наркомом приказы подписывал. Бойцы, что бабы, что мужики, воевать должны, а не думать, чем подтираться. Сегодня же в Смольном сим вопросом озадачу. Голова у тебя светлая! Обо всем помнишь!
– Да ничего бы не сделала голова, если бы тебя, Климент Ефремович, надо мной не было. Завод вон взять, а война своего рода производство. Так вот – вроде начальника цеха, пусть основного, но таких же много. Или из КБ главный инженер – то есть сделать поточным производство, без брака, могу, или там что-то новое придумать и создать. Но только в силах директора это все обеспечить или новое вооружение в серию пустить! Только он может все нити в своих руках держать. Так ты есть главный творец наших успехов, что под Псковом достигнуты! Примеров пруд пруди – снайпера немцам жизни не дают – твоя личная заслуга! Я работу написал, но в жизнь без тебя она бы не претворилась. Сколько бы времени ушло напрасно, а так школы и курсы уже стрелков готовят! Наши диверсанты фашистам в Латвии продыхнуть не дают – ты ведь приказал партизанское движение развернуть централизованно и группы готовить и забрасывать! Ты ведь потери восполняешь разумно, как раньше Тухачевскому говорил – нам нужно правильно пользоваться тем, что есть! Потери большие – пополнение потоком идет сразу в войска, отчего у нас дивизии боеспособность не теряют, потому что за одного битого двух небитых дают. Длинен этот перечень, Климент Ефремович, просто побед у нас зримых и ярких нет, но то дело времени. Сейчас война массовых армий, и не полководческое искусство главное, а насыщение войск всем необходимым – вот тут, на Ленинградском направлении, никто с тобою не сравнится. Ты есть организатор наших побед здесь, как нынешних, так и будущих! И товарищ Жданов – в его руках все производство, наше главное оружие!
«Так, мой спич произвел впечатление! Говорил ведь почти серьезно, а в сочетании с изуродованной физиономией такое производит впечатление. И воспрянул маршал духом, орлом смотрится – будем считать, что прогиб мне засчитан, а значит, дело будет легче в жизнь претворять! Надо еще добавить маленько, чтоб его с небес на грешную землю вернуть». Гловацкий взял из коробки папиросу и поморщился:
– Сообразить не могу, ел я или не ел сегодня. Нет, вроде Софья чем-то потчевала, не помню только чем, пока с железом возился. Это надо, вместе с грязной водой ребенка выплеснули! Слов нет, одни маты!
– То-то смотрю у тебя руки в тавоте! Ты это о каком железе говорил? С оружием занимался?
– Так точно, товарищ маршал! У нас есть оружие, которое войскам до зарезу нужно, простое, дешевое и, главное, чертовски эффективное!
– И где оно? Далеко ехать? Давай мне показывай. – Маршал Ворошилов оживился чрезвычайно, даже ладони потер.
– Ехать не надо, нам в ту комнату только пройти. – Гловацкий показал на дверь слева и первым зашел в нее. Такие комнатенки служат для отдыха – при круглосуточной работе всяко нужен диван или койка для короткого сна. Главная примета для значимого начальства в 1930‐е годы. Вот только койка, аккуратно заправленная солдатским одеялом с подушкой в белой наволочке, занимала один угол. Тумбовый стол с лежащими на столешнице папками для бумаги – толстыми, набитыми листами; еще тумбочка с разложенными на ней слесарными инструментами, рядом с ней гранатомет на станке с колесиками – совсем неподходящая деталь интерьера, как и 50‐миллиметровый миномет, прозванный «оса». И патроны с гильзами россыпью, боеприпасы разные.
– Ты что, подорваться жаждешь? И для чего гранатомет Таубина сюда притащил, он на вооружение не принят?! Хотя партию, как помню, сделали!
– Сам разобраться решил, лично. Три таких штуки на складе нашли, и сюда выслали – с финской войны остались. В свою дивизию отправил для испытаний, потом перепроверил дважды, лично! Здесь отчеты о войсковых испытаниях, мои командиры все делают быстро, в срок. – Гловацкий хлопнул по одной из папок. Он был раздражен – оказывается, РККА имела готовый образец автоматического гранатомета, мало в чем уступающего знаменитому АГС‐17 «Пламя», но почему-то от него отказалась. Вот он решил понять, что стало причиной такого решения.
– Недоработки здесь пустяковые, в пружинах дело, сам с инструментом ковырялся. Отличная штука, нужно только короб магазина типа «улитка» ввести, гранат на 15, а то здесь всего пяток, и на треногу поставить. Образец почти идеальный, последний – два других угробили напрочь, как дети малые заигрались. Вот смотри что получается, Климент Ефремович, – в батальонах сейчас число минометов уменьшили значительно, «сорокапяток» вообще нет – потому вопрос возник – чем вражеское наступление отражать и свои атаки поддерживать? И вот оно решение – своя «батальонная» артиллерия! Простая и дешевая, легкая, скорострельность сумасшедшая! Под настильным огнем любая пехотная атака захлебнется, амбразуру дота подавит и бьет больше, чем на километр! Боеприпасы к мортирке Дьяконова, в 16 линий, на складах их полно! Так почему этих гранатометов в частях нет, их же можно тысячами производить?! Вот и решил проверить…
– Он не прошел испытаний с 50‐миллиметровым минометом – при навесной стрельбе тот оказался точнее, по стоимости вдвое меньше и намного легче! Это я тебе как член Военного Совета говорю, все испытания сам видел.
– Странные, очень странные испытания нам подсунули! Так поступают, когда хотят собственное дерьмо пропихнуть, а потому делают все, чтобы оно меньше пахло! Гранатомет испытывать по программе для миномета?! Да он в этом изначально проиграет, потому что главным для него настильный огонь, а не навесной. Он больше отражает атаки, но и эффективней намного в их подготовке, чем это уе…е! Если его даже в ж…у того, кто такие испытания предложил, засунуть, и из «осы» настильным огнем пульнуть, получится?! В том и дело что нет, и задницу не жалко будет, ибо ею думали вместо головы! Это хуже, чем простое вредительство! Красная армия из-за тупого недоумка лишилась оружия будущего, Климент Ефремович!
– Поясни, – коротко вопросил Ворошилов и уселся на край тумбочки, сдвинув патроны и инструмент в сторону.
– Ты посмотри. – Гловацкий открыл папку и выложил стопку разных листов, от белых машинописных, до серых, даже вырванных из ученических тетрадей в клеточку. – Испытания проводили по всем показателям, которые требуются для боя пехоты. У 50‐миллиметрового миномета сплошные прочерки в графах, где требуется настильный огонь, а это 90 % с лишним средств поражения вражеской пехоты силами батальона. Так что уступает гранатомету не только по всем статьям, но и с разгромным результатом. И это только начало! Далее возник вопрос: а на хрена он нужен, ведь есть 82‐миллиметровый миномет? Сравнили и тут еще раз, не поленились. И вывод однозначный – х…ка не нужна нашей пехоте! Она легка?! Какой толк в ее легкости, если на поле боя абсолютно неэффективна в сравнении с аналогами. Мина в 50 мм даже перекрытие из жердей с землею не пробивает, разрушить легкие укрепления не в состоянии, разрыв страшен, если под ноги немцу упадет! Попер негатив валом – четыре человека расчет, у «батальонного» чуть больше, но вот могущество мин и не сравнить, на голову перевес по способности разрушать укрепления и окопы, истреблять живую силу противника. Так зачем держать «ротные» минометы, если в них прока нет. Вот в этой папке с фронта прямо вопли – забирайте все эти «осы», дайте нормальные минометы. Нормальные, а не слабые пукалки, что у немцев и поляков по аналогии содрали. Нужны очень минометы, не два, как сейчас, и не шесть, как раньше, а девять на батальон! По полному взводу на каждую стрелковую роту просят! Вот посмотрите рапорта. – Гловацкий пододвинул стопку бумаг, Ворошилов стал их быстро рассматривать.
«Смотри, Климент Ефремович, смотри – здесь вся правда. Снимут эти минометы, вот только гранатометов, опередивших время, не будет. А вот ты свою ошибку должен сам исправить». – Гловацкий молча курил, внимательно смотря за маршалом, что, склонившись рассматривал графы и читал рапорта. Когда Ворошилов все аккуратно сложил по папкам и сам завязал тесемки, в кабинете нависла звенящая тишина.
– Мелочей на войне не бывает, – глухо произнес Ворошилов. – Какие средства эти вредители угрохали, заводы задействовали, работников! В ГАУ заняли кабинеты, все, кроме минометов, на корню рубят! И маршал Кулик их покрывает! Эти бумаги я товарищу Сталину незамедлительно отправлю!
– Сейчас не стоит, Климент Ефремович, нужно все задумки обкатать в будущем наступлении, вот тогда сразу поставить в известность Верховного Главнокомандующего. Наши наработки предложить к рассмотрению можно и нужно, когда они самой войной проверены будут. Многое нам доработать предстоит, и в вооружении, и тактике, и в штатном расписании. Война ведь на месте стоять не будет, новое оружие в нее постоянно изменения вносить будет! И тут, как я думаю, надо сыграть на опережение. Есть такая избитая фраза: генералы готовятся к прошлой войне! А мы попробуем к будущей!
– Так, вот сейчас давай поподробнее, Николай Михайлович. Меня сразу зацепило, ты выделяешься, как доска в сломанном заборе из жердей! Время у нас есть, давай кури, не стесняйся, излагай свои мысли…
Начальник Главного политического управления РККА армейский комиссар 1‐го ранга Мехлис
Москва
– У меня все, товарищ Сталин!
Мехлис положил ладони на столешницу, и, повинуясь кивку вождя, не стал вставать, а продолжал сидеть на стуле, внимательно смотря на медленно ходящего по кабинету Сталина. Ковровая дорожка мягко глушила короткие шаги человека, которого любили и ненавидели, боготворили и боялись, но над кем никогда не смеялись или относились равнодушно. Именно служение этому человеку выбрал Лев Захарович – потому что в нем воплощалась идея построения общества социальной справедливости, социализма и братства всех народов, заселяющих огромный мир. И это были и его личные идеалы, выходца из богатой еврейской семьи, отринувшего веру предков и с головой окунувшегося в бурлящий котел русской революции.