Лик полуночи
Часть 56 из 106 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Будто он был в обычной посмертной маске – без магии. Он даже не чувствовал никаких новых знаний, которые поступали бы ему в голову. Он чувствовал себя самим собой, не более того.
Он завязал завязки на голове и сел на кровать.
– Ничего не происходит, – сказал он.
Мелани смотрела на него с трепетом. От волнения на ее лице появилось угрюмое выражение. Ему не хотелось, чтобы она так выглядела из-за него. Он пошел в лавку, чтобы помочь ей. Но его участие принесло им одни неприятности. Если бы эхо Белладино не узнало его, ничего бы этого не произошло.
Опять же, без его участия, она бы не смогла взять маску Белладино в аренду. Не приготовила бы лекарство. Для Дон-Лин…
Его помощь и его боль тесно переплелись.
– Ну, в этот же раз все по-другому, – сказала Мелани. – В случае с Белладино речь шла о том, что я могу взять у него. В случае с Блэкхаусом, наверное, дело в том, что может вытянуть из тебя он?
В этом был смысл. Он глубоко вздохнул и попытался подумать о прошлом, вернуться в него. Назад, назад, насколько было можно.
Губы и виски начало слегка покалывать. Покалывание распространилось на глаза, пролилось вниз по горлу, проникло в разум. Ощущение было согревающим, как глоток спиртного холодным вечером. Он почувствовал, как успокаивается, смягчается. Как будто Блэкхаус решил позаботиться о нем, а не использовать.
Часть Себастьяна хотела спать. Видеть сны.
Возможно, в этом и заключается опасность этой маски.
А затем в голове у него стали медленно возникать образы. Запахи, тактильные ощущения. Звуки. Вкус.
Первое воспоминание, с которым он столкнулся, было очень хорошим. Он вспомнил маму, когда был совсем маленьким. Крошечным. Она держала его на руках. Пела ксиопарскую колыбельную и покачивала его под ярким небом. Над головой пролетела птица – цапля, хотя тогда он не знал, что она так называется, и он потянулся к ней своими пухлыми ручонками, хотя она было далеко-далеко.
– Птичка, – радостно сказала мама. – Птичка.
В ее волосы были вплетены желтые ленты. Она всегда носила желтое. Ее любимый цвет.
Ощущения были острые и такие реальные. Сам он никогда не смог бы вспомнить столько деталей. Он чувствовал запах цветов и нагретой солнцем травы, смешанный с ароматом мыла его матери. Ощущал мягкость своей детской одежды. Где-то вдали слышалось ржание лошади, скрежет гравия под ботинками.
А потом на него упала тень. Его отец смотрел на него сверху вниз. Волна радости – незнакомая и непрошенная – наполнила грудь Себастьяна. Его настоящее я боролось с младенческим восприятием. Но, когда он был таким маленьким, он понимал только то, что это его папа.
– Какой он красивый, Луиза, – сказал отец.
Мать улыбнулась отцу, и Себастьяна затошнило. Он как можно скорее вырвался из воспоминаний.
Вместо этого он стал искать кусочки магии, избегая случаи, когда отец был груб с ним. Он боялся вспоминать об этом. Но с Виктором Лейвудом хороших дней было очень мало.
В голове у Себастьяна возник образ, о котором он совсем забыл и за который постарался ухватиться: хижина в каком-то холодном месте. Там жила его двоюродная бабушка Умара. Она приходилась отцу тетей, но была всего на пару лет старше него. Высокая и широкая, округлая в бедрах, она выглядела внушительно. Казалось, что на нее накинули множество разноцветных ярких шалей, а в волосах белела преждевременная седина.
Умара. Он почти забыл ее имя. Не видел ее много лет… ни разу не видел после… после…
– Как ты посмела забрать моего сына, тетя! – закричал на нее отец. – Как ты посмела зайти в мой дом и украсть моего ребенка!
Он поднял руку. Маленький семилетний Себастьян отвернулся и услышал звук удара.
– Ты его не заслуживаешь, Виктор. Ты никого не заслуживаешь!
Еще один звук удара.
Плач. Умара плачет.
Отец подошел к нему, взял за руку, заставил его взглянуть туда, где на полу лежала бабушка Умара, наполовину приподнявшись. По щекам ее струились слезы, тихо впитываясь в ковер, который закрывал большую часть деревянного пола небольшой комнаты.
– Иди, извинись, – сказал ему Виктор.
Себастьян понял, что он имел в виду.
Напуганный припадком отца, он осторожно двинулся, боясь, что Виктор ударит и его, если он двинется не в ту сторону. Опустившись на колени рядом с Умарой, Себастьян положил руку ей на плечо.
– Все в порядке, тетя, – сказал он, – скоро тебе станет лучше. Не грусти. Будь счастлива. Не грусти.
В его ладошке запульсировало тепло, переходя в нее, изменяя ее настроение, питая ее новыми чувствами.
Она сразу перестала плакать.
– О, Себастьян, – сказала она, поднимаясь и слегка касаясь его лица. – У тебя есть дар, дитя. Прекрасный и ужасный дар. Не знаю, зачем духи ниспослали его тебе. – Она посмотрела на отца. – Нет, наверное, знаю.
Виктор дернул Себастьяна за плечо и оторвал его от Умары. Он слишком крепко держал его, тянул вверх так, что мальчику приходилось стоять на цыпочках.
– Если ты еще раз подойдешь ко мне или к моему мальчику, я тебя убью, – пообещал Виктор.
Теперь заплакал Себастьян. Он любил бабушку Умару. Она хотела оставить его себе насовсем. Он тоже хотел остаться у нее.
– Перестань рыдать, – сказал Виктор, таща его прочь из хижины.
Повзрослевший Себастьян забыл об этом. Почувствовав слезы на щеках, он снова отправился на поиски.
* * *
Прошло лишь несколько минут, но Мелани показалось, что не минут, а дней.
Она все ждала, что поза Себастьяна изменится, превратится во что-то чужое, постороннее, что укажет на то, что им овладел Блэкхаус. Но он оставался самим собой, даже если и немного страдающим.
Он прокручивал свое прошлое назад – распутывал нить воспоминаний, которые тянутся, обнажая неприукрашенные подробности, причиняя Себастьяну боль. Он заскрежетал зубами так резко, что услышала даже Мелани. Кожа покрылась капельками пота. Он стал тяжело дышать, и в какой-то момент он пробормотал: «Отец, пожалуйста, не надо», хотя в его прошлом он, должно быть, выкрикнул это.
Через мгновение ей пришлось отвернуться. Маска стала расплываться, и ее затошнило. Она щипнула себя за локти, чтобы занять руки, не схватиться за маску и не швырнуть ее через всю комнату – в камин.
А потом Себастьян заговорил. Ему было тяжело, но он рассказал ей о своих воспоминаниях. Он говорил и говорил, рассказывая о странных, болезненных случаях из своего детства. Мелани стояла совершенно неподвижно и внимательно слушала, пока он не закончил свою историю.
Прошло полчаса, и Себастьян снова потянулся к завязкам.
– Я сделал это, – удивленно сказал он, снимая маску Блэкхауса, явно измученный.
На щеках у него еще не высохли следы слез. Он осторожно накрыл дерево ладонью, стараясь не повредить кожаные чешуйки.
– Я сделал это, и я…
Он нахмурился. Закрыл глаза рукой.
– Моя голова, – простонал он. – Как же она болит.
Эхо Блэкхауса даже не появилось. Он даже был рад подремать, пока Себастьян исследовал свое прошлое. Мелани позавидовала легкости, с которой Себастьян смог получить информацию. Насколько все пошло бы по-другому, если бы и Белладино был таким же тихим? Никто бы сейчас и не думал, что можно заколдовать человека. А на коленях у Себастьяна сейчас не лежала бы маска Блэкхауса.
Да и ее самой сейчас не было бы здесь, сейчас, в этой комнате, вместе с ним. Она бы уже забрала свою мать домой.
Эта мысль странным образом заморозила ее.
Себастьян держался руками за голову. Она пульсировала болью после работы с магией.
– Они были… – начал говорить он, но вопрос застрял у него в горле, и ему пришлось сглотнуть и начать все сначала. – Они были настоящими? Воспоминания?
– Да.
Он убрал ладони с лица, вопросительно взглянув на нее в ожидании объяснений.
– Ты сказал… Ты сказал, что не думал, что с тобой это случилось – не так, как со мной. Твоя двоюродная бабушка видела это в тебе. С самого начала.
– Я родился таким? – с сомнением спросил он.
– Так ты рассказал. Умара развивала твой дар, а твой отец…
– Мой отец использовал его. А как это… когда это прекратилось?
– Это прекратилось, когда тебе было десять. После…
– Пришел налоговик и все вытянул из нас обоих, а потом меня забрала мать и… Он ушел. Я думал, Умара умерла. Он сказал мне, что она умерла. Не знаю, почему я ему поверил. Может, она жива. Но, после того, как с меня взяли налог, он ушел. И она ушла. И я больше ничего такого не делал. Я не знаю, когда я попробовал снова – я же говорил, что пробовал? Но у меня ничего не получилось. И тогда я начал считать, что придумал все это.
– Не придумал. Ты все очень живо описал.
– И способности Блэкхауса показывают только правду, а не мои фантазии. Это значит, что дар исчез, когда… когда они извлекли из меня время.
Он поднял взгляд и посмотрел прямо ей в глаза.
– Точно, так и было, – наполовину выдохнула, наполовину засмеялась Мелани. – В этом есть смысл. Потребовалась магическая игла, чтобы извлечь магию из маски Белладино и внедрить ее в меня.
Она хлопнула в ладоши, обрадовавшись найденному решению.
– Все, что нам нужно сделать, это достать еще один шприц, и мы сможем положить этому конец.
– Не думаю, что это так просто. Мы уже попробовали один раз. Попытались вернуть эхо, но у нас ничего не вышло. Мы не знаем, что делаем. Даже если иглой. Я буду стараться извлечь знания Белладино, а вместо этого извлеку твое время? Или еще что-нибудь. Сделаю еще хуже. Мы не знаем, как это работает. Не заставляй меня… Я даже не буду пытаться, пожалуйста.
– Не буду, – быстро ответила она.
Он завязал завязки на голове и сел на кровать.
– Ничего не происходит, – сказал он.
Мелани смотрела на него с трепетом. От волнения на ее лице появилось угрюмое выражение. Ему не хотелось, чтобы она так выглядела из-за него. Он пошел в лавку, чтобы помочь ей. Но его участие принесло им одни неприятности. Если бы эхо Белладино не узнало его, ничего бы этого не произошло.
Опять же, без его участия, она бы не смогла взять маску Белладино в аренду. Не приготовила бы лекарство. Для Дон-Лин…
Его помощь и его боль тесно переплелись.
– Ну, в этот же раз все по-другому, – сказала Мелани. – В случае с Белладино речь шла о том, что я могу взять у него. В случае с Блэкхаусом, наверное, дело в том, что может вытянуть из тебя он?
В этом был смысл. Он глубоко вздохнул и попытался подумать о прошлом, вернуться в него. Назад, назад, насколько было можно.
Губы и виски начало слегка покалывать. Покалывание распространилось на глаза, пролилось вниз по горлу, проникло в разум. Ощущение было согревающим, как глоток спиртного холодным вечером. Он почувствовал, как успокаивается, смягчается. Как будто Блэкхаус решил позаботиться о нем, а не использовать.
Часть Себастьяна хотела спать. Видеть сны.
Возможно, в этом и заключается опасность этой маски.
А затем в голове у него стали медленно возникать образы. Запахи, тактильные ощущения. Звуки. Вкус.
Первое воспоминание, с которым он столкнулся, было очень хорошим. Он вспомнил маму, когда был совсем маленьким. Крошечным. Она держала его на руках. Пела ксиопарскую колыбельную и покачивала его под ярким небом. Над головой пролетела птица – цапля, хотя тогда он не знал, что она так называется, и он потянулся к ней своими пухлыми ручонками, хотя она было далеко-далеко.
– Птичка, – радостно сказала мама. – Птичка.
В ее волосы были вплетены желтые ленты. Она всегда носила желтое. Ее любимый цвет.
Ощущения были острые и такие реальные. Сам он никогда не смог бы вспомнить столько деталей. Он чувствовал запах цветов и нагретой солнцем травы, смешанный с ароматом мыла его матери. Ощущал мягкость своей детской одежды. Где-то вдали слышалось ржание лошади, скрежет гравия под ботинками.
А потом на него упала тень. Его отец смотрел на него сверху вниз. Волна радости – незнакомая и непрошенная – наполнила грудь Себастьяна. Его настоящее я боролось с младенческим восприятием. Но, когда он был таким маленьким, он понимал только то, что это его папа.
– Какой он красивый, Луиза, – сказал отец.
Мать улыбнулась отцу, и Себастьяна затошнило. Он как можно скорее вырвался из воспоминаний.
Вместо этого он стал искать кусочки магии, избегая случаи, когда отец был груб с ним. Он боялся вспоминать об этом. Но с Виктором Лейвудом хороших дней было очень мало.
В голове у Себастьяна возник образ, о котором он совсем забыл и за который постарался ухватиться: хижина в каком-то холодном месте. Там жила его двоюродная бабушка Умара. Она приходилась отцу тетей, но была всего на пару лет старше него. Высокая и широкая, округлая в бедрах, она выглядела внушительно. Казалось, что на нее накинули множество разноцветных ярких шалей, а в волосах белела преждевременная седина.
Умара. Он почти забыл ее имя. Не видел ее много лет… ни разу не видел после… после…
– Как ты посмела забрать моего сына, тетя! – закричал на нее отец. – Как ты посмела зайти в мой дом и украсть моего ребенка!
Он поднял руку. Маленький семилетний Себастьян отвернулся и услышал звук удара.
– Ты его не заслуживаешь, Виктор. Ты никого не заслуживаешь!
Еще один звук удара.
Плач. Умара плачет.
Отец подошел к нему, взял за руку, заставил его взглянуть туда, где на полу лежала бабушка Умара, наполовину приподнявшись. По щекам ее струились слезы, тихо впитываясь в ковер, который закрывал большую часть деревянного пола небольшой комнаты.
– Иди, извинись, – сказал ему Виктор.
Себастьян понял, что он имел в виду.
Напуганный припадком отца, он осторожно двинулся, боясь, что Виктор ударит и его, если он двинется не в ту сторону. Опустившись на колени рядом с Умарой, Себастьян положил руку ей на плечо.
– Все в порядке, тетя, – сказал он, – скоро тебе станет лучше. Не грусти. Будь счастлива. Не грусти.
В его ладошке запульсировало тепло, переходя в нее, изменяя ее настроение, питая ее новыми чувствами.
Она сразу перестала плакать.
– О, Себастьян, – сказала она, поднимаясь и слегка касаясь его лица. – У тебя есть дар, дитя. Прекрасный и ужасный дар. Не знаю, зачем духи ниспослали его тебе. – Она посмотрела на отца. – Нет, наверное, знаю.
Виктор дернул Себастьяна за плечо и оторвал его от Умары. Он слишком крепко держал его, тянул вверх так, что мальчику приходилось стоять на цыпочках.
– Если ты еще раз подойдешь ко мне или к моему мальчику, я тебя убью, – пообещал Виктор.
Теперь заплакал Себастьян. Он любил бабушку Умару. Она хотела оставить его себе насовсем. Он тоже хотел остаться у нее.
– Перестань рыдать, – сказал Виктор, таща его прочь из хижины.
Повзрослевший Себастьян забыл об этом. Почувствовав слезы на щеках, он снова отправился на поиски.
* * *
Прошло лишь несколько минут, но Мелани показалось, что не минут, а дней.
Она все ждала, что поза Себастьяна изменится, превратится во что-то чужое, постороннее, что укажет на то, что им овладел Блэкхаус. Но он оставался самим собой, даже если и немного страдающим.
Он прокручивал свое прошлое назад – распутывал нить воспоминаний, которые тянутся, обнажая неприукрашенные подробности, причиняя Себастьяну боль. Он заскрежетал зубами так резко, что услышала даже Мелани. Кожа покрылась капельками пота. Он стал тяжело дышать, и в какой-то момент он пробормотал: «Отец, пожалуйста, не надо», хотя в его прошлом он, должно быть, выкрикнул это.
Через мгновение ей пришлось отвернуться. Маска стала расплываться, и ее затошнило. Она щипнула себя за локти, чтобы занять руки, не схватиться за маску и не швырнуть ее через всю комнату – в камин.
А потом Себастьян заговорил. Ему было тяжело, но он рассказал ей о своих воспоминаниях. Он говорил и говорил, рассказывая о странных, болезненных случаях из своего детства. Мелани стояла совершенно неподвижно и внимательно слушала, пока он не закончил свою историю.
Прошло полчаса, и Себастьян снова потянулся к завязкам.
– Я сделал это, – удивленно сказал он, снимая маску Блэкхауса, явно измученный.
На щеках у него еще не высохли следы слез. Он осторожно накрыл дерево ладонью, стараясь не повредить кожаные чешуйки.
– Я сделал это, и я…
Он нахмурился. Закрыл глаза рукой.
– Моя голова, – простонал он. – Как же она болит.
Эхо Блэкхауса даже не появилось. Он даже был рад подремать, пока Себастьян исследовал свое прошлое. Мелани позавидовала легкости, с которой Себастьян смог получить информацию. Насколько все пошло бы по-другому, если бы и Белладино был таким же тихим? Никто бы сейчас и не думал, что можно заколдовать человека. А на коленях у Себастьяна сейчас не лежала бы маска Блэкхауса.
Да и ее самой сейчас не было бы здесь, сейчас, в этой комнате, вместе с ним. Она бы уже забрала свою мать домой.
Эта мысль странным образом заморозила ее.
Себастьян держался руками за голову. Она пульсировала болью после работы с магией.
– Они были… – начал говорить он, но вопрос застрял у него в горле, и ему пришлось сглотнуть и начать все сначала. – Они были настоящими? Воспоминания?
– Да.
Он убрал ладони с лица, вопросительно взглянув на нее в ожидании объяснений.
– Ты сказал… Ты сказал, что не думал, что с тобой это случилось – не так, как со мной. Твоя двоюродная бабушка видела это в тебе. С самого начала.
– Я родился таким? – с сомнением спросил он.
– Так ты рассказал. Умара развивала твой дар, а твой отец…
– Мой отец использовал его. А как это… когда это прекратилось?
– Это прекратилось, когда тебе было десять. После…
– Пришел налоговик и все вытянул из нас обоих, а потом меня забрала мать и… Он ушел. Я думал, Умара умерла. Он сказал мне, что она умерла. Не знаю, почему я ему поверил. Может, она жива. Но, после того, как с меня взяли налог, он ушел. И она ушла. И я больше ничего такого не делал. Я не знаю, когда я попробовал снова – я же говорил, что пробовал? Но у меня ничего не получилось. И тогда я начал считать, что придумал все это.
– Не придумал. Ты все очень живо описал.
– И способности Блэкхауса показывают только правду, а не мои фантазии. Это значит, что дар исчез, когда… когда они извлекли из меня время.
Он поднял взгляд и посмотрел прямо ей в глаза.
– Точно, так и было, – наполовину выдохнула, наполовину засмеялась Мелани. – В этом есть смысл. Потребовалась магическая игла, чтобы извлечь магию из маски Белладино и внедрить ее в меня.
Она хлопнула в ладоши, обрадовавшись найденному решению.
– Все, что нам нужно сделать, это достать еще один шприц, и мы сможем положить этому конец.
– Не думаю, что это так просто. Мы уже попробовали один раз. Попытались вернуть эхо, но у нас ничего не вышло. Мы не знаем, что делаем. Даже если иглой. Я буду стараться извлечь знания Белладино, а вместо этого извлеку твое время? Или еще что-нибудь. Сделаю еще хуже. Мы не знаем, как это работает. Не заставляй меня… Я даже не буду пытаться, пожалуйста.
– Не буду, – быстро ответила она.