Лев пробуждается

— Вас считали англичанином, — проворчал Смелый, но при этом неуютно заерзал; оба прекрасно понимали, что Дуглас просто воспользовался возможностью пограбить земли Брюсов.

— Не потому ли Бьюкен пытался меня убить? — огрызнулся Брюс, и Смелый развел руками.

— Это скорее касается его жены, я бы полагал, — многозначительно произнес он, и Брюс залился краской.

Хэл видел графиню, уезжавшую из Дугласа назавтра поутру верхом на иноходце под дамским седлом, под предводительством Мализа в сопровождении четверых крупных мужчин, с боевым конем графа Бьюкенского в поводу. Направилась обратно в Балмулло, услыхал он от Агнес, служившей графине камеристкой во время постоя в Дугласе. Отделанная до синяков, добавила та.

— Он покушался убить меня! — упорствовал Брюс, и Хэл прикусил язык по поводу рысканья Киркпатрика по лесу с арбалетом, но тошнотворное понимание с привкусом безысходности все равно вздымалось в груди; могущественнейшие государи в Шотландии травят друг друга заговорами и контрзаговорами, а королевство тем временем повержено в хаос.

— Так, воистину, — проговорил Уишарт, словно прочтя мысли Хэла, — и к добру, значит, что присутствующий здесь Уоллес положил конец набегам Дугласа на Брюсов ради неудобства англичан в Ланарке. Надлежащий удар. Истинный мятеж.

Подтекст заставил Дугласа насупиться, но упомянутый чуть сдвинулся, и свет, упавший на его бороду, заставил ее вспыхнуть проблеском алого пламени. Часть лица его отсек мрак, но даже сидя он производил впечатление силы, очевидное и Хэлу, и всем остальным. Глаза под нависшими бровями были темными, нос торчал клинком.

— Гезльриг — какашка, — проворчал Уоллес. — Миздрюшка, сношенный тапок, заслужил погибель и сожжение своей английской крепости. Измыслил судить меня и моих, и уж тут посвирепствовал бы.

— Воистину, воистину, — проворковал Уишарт, будто утешая разбуянившееся чадо. — А теперь я приватно поговорил бы с графом Каррикским, каковой прибыл, кажется, дабы оказать свою поддержку свету державы.

— В самом деле, — ответил Уоллес без всякого выражения, вставая, так что Хэл увидел его во весь рост — настолько исполинский, что заставил его отступить на шаг. Уоллес, явно привычный к подобному, лишь усмехнулся. Смелый последовал за ним, рассуждая, где нанести следующий удар, когда тот пригнулся, чтобы пройти в дверь.

Уишарт устремил выжидательный взор на Киркпатрика и Хэла, но Брюс, принявшийся выхаживать туда-сюда, поглядел на него сердито.

— Они мои, — бросил он, словно это все объясняло.

Хэл держал рот на замке, хоть и понимал, что надо было убраться подальше от этой нечистоплотной кутерьмы, пока тугие цепи вассальной преданности рослинским Сьентклерам не приковали его к безнадежному делу.

Он оглянулся на Киркпатрика и встретил взгляд исподлобья. Высокородный, подумал Хэл, ходит с мечом, хотя вряд ли искушен в его употреблении. Не посвящен в рыцари, не имеет собственных земель, но хитер и умен. Значит, осведомитель Брюса, хорек, вынюхивающий секреты, — и человек, которого тот мог бы отправить угробить соперника.

— Итак, вы с Бьюкеном блуждаете в лесу, аки чада, в чаянии порешить один другого? — гневно обрушился Уишарт. — Едва ли политично. Вряд ли так себя ведут gentilhommes[33] света державы, не говоря уж о жалованных в графья. Опять же, сия прочая материя — сиречь ты и не видал трупа?

Брюс набросился на него, как свирепый пес, брызжа французскими словами, как не в меру трескучий костер — искрами.

— Труп?! Да забудьте вы о нем, Господи Боже; куда вы теперь-то целите, Уишарт? Он же обагренный кровью тать! Ох уж, благородный, как моя задница, тоже мне, свет державы…

Уишарт отхлебнул из кубка синего стекла. Удивительно изящный жест для человека с колбасами вместо пальцев, отметил про себя Хэл. Уставившись на выпяченную губу Брюса, епископ вздохнул.

— Уоллес, — веско сказал он, — человек благородный, но вряд ли так, как ты рек. Сей человек тать, тут спору нет.

— И это новый избранник на трон Шотландии, так ли? — сардонически вопросил Брюс. — Это уж определенно решение жгучей проблемы: Брюс или Баллиол. Но, думается мне, ваш «свет державы» навряд ли примет его с распростертыми объятьями. Младший сын рода, едва возвысившегося до уровня? Мощи Христовы, да не пристало ли ему податься в фарисействующие священники, последнее прибежище бедных нобилей?

— Что ж, воистину, некоторые становятся епископами, — кротко ответствовал Уишарт, промокая губы салфеткой, хотя пятна спереди на его рубахе свидетельствовали о прежней неряшливости, и Брюсу хватило такта зардеться, пустившись в заверения, что о присутствующих речь не шла. Уишарт замахал рукой, чтобы он умолк.

— Уоллес не священник, — сообщил он. — Не дарован красными шпорами, да и не помазан, но отец его владеет клочком земли, а мать его Кроуферд, дщерь шерифа Эрского; сиречь он не парень с голой задницей. В придачу он добрый боец — более доброго мне видеть не доводилось. А в качестве решения жгучей проблемы — Брюс или Баллиол — это предпочтительнее убийственных козней на chasse[34], мой государь.

— Только-то и всего? — глухо бросил Брюс. — Вы ставите «доброго бойца» превыше притязаний Брюса?!

— Притязаниям Брюса ничто не угрожает, — внезапно непреререкаемо изрек Уишарт. — Уоллес — вовсе не кандидат на трон, да сверх того король у нас есть. Иоанн Баллиол — король, а Уоллес сражается во имя его.

— Баллиол отрекся! — взревел Брюс, и Киркпатрик положил ладонь ему на запястье. Граф сердито сбросил ее, но голос убавил до хриплого шепота, брызнувшего слюной Уишарту в лицо. — Он отрекся. Христе Боже и все Святые Его, Эдуард сорвал с него регалии, так что отныне и до поры, когда Пекло заледенеет, он — Тум Табард, Пустой Камзол. В Шотландии нет короля.

— Сего, — отвечал Уишарт, медленно отстраняя Брюса от своего лица, твердо глядя в вытаращенные глаза графа, — мы никогда не признаем. Вовеки. Королевство должно иметь короля, явного и несовместного с англичанами, и мы сражаемся во имя Баллиола. Одно лишь сие имя и Уоллес склоняют на нашу сторону воинов — покамест довольно, дабы покончить с шерифом Ланарка и сжечь его имение вместе с ним самим. А теперь восстание не только на севере и востоке, но и на юге.

— Глупо, — разглагольствовал Брюс, расхаживая и помавая руками. — Они тати, головорезы и мародеры, а не обученные воины; они не устоят на поле и уж наверняка не под предводительством подобных Уоллесу. Ваше отчаянное желание заполучить явного и безраздельного короля ослепляет вас.

Он подался вперед, и голос его стал вкрадчивым, угрожающим, а тени вытворяли с его глазами нечто такое, что пришлось Хэлу не по душе.

— Только нобили могут вести людей на сражение с Эдуардом, — провозгласил Брюс. — Не мелкота вроде Уоллеса. В конце концов, gentilhommes — ваш драгоценный «свет державы» — вот что избавляет вашу Церковь от вмешательства Эдуарда, к чему вы на самом деле и клоните. Отвечать только перед Папой, не так ли, епископ?

— Сэр Эндрю Мори — аристократ, — указал Уишарт, кроткий, как улыбка монахини, заставив Брюса прикусить язык.

«Ага, — подумал Хэл, — мысль о Мори отважному Брюсу не по нраву. Мори и Уоллес в роли Хранителей Государства куда как привлекательней для знати, чурающейся мысли об Уоллесе в одиночку».

Тогда Брюс окажется побоку: покамест он еще не сыграл никакой роли во всем этом, да и не сыграл бы, кабы не выдвинулся сам, цепляясь за семейство Смелого в качестве страховки своих намерений и ища одобрения других представителей голубой крови, занятых в затее Уишарта. Хэл, увлекаемый вослед за Древлим Храмовником, всю дорогу гадал, что подтолкнуло Брюса столь внезапно проникнуться мятежным пылом, а Сим заметил, что папаше Брюсу от того ни холодно ни жарко.

Сыну же Брюсу это почти ничего не дало. Смелый проявлял сдержанную вежливость, братья Стюарты и сэр Александр Линдси были в лучшем случае холодны, а уж сам Уоллес — дружелюбный и с виду добродушный великан — смерил графа Каррикского с головы до ног проницательным взглядом, вслух поинтересовавшись, с какой это радости «англичанин Брюс» надумал спрыгнуть с забора. Теперь же все они дулись за дверью, по-прежнему ломая головы над тем же вопросом.

И как раз его-то Уишарт теперь и задал.

— Коли ты столь противен сему предприятию и моему выбору полководца, — проворчал он, проливая вино себе на костяшки, — так почему же ты здесь, когда твой батюшка в Карлайле, несомненно, излагает Перси и Клиффорду свои объяснения касательно того, с какой стати его сын отправился к недругам Эдуардовым? Я-то полагал, мой государь, что ты бросишь все силы против Бьюкена и трупа, найденного в лесах.

Хэл подался вперед, ибо отчаянно хотел знать именно это: Брюс еще молод и до сей поры был копией отца во всех отношениях, а его род изгоняла с шотландских земель дюжина предшествующих Хранителей и вернула их только власть Эдуарда. Так почему здесь? Почему сейчас? Хэл не сомневался, что обнаруженный труп каким-то образом причастен к этому, и был почти уверен, что Уишарт и Брюс причастны к его тайне. И еще был уверен, как никогда, что уж он-то не должен здесь быть, мараясь в этой помойке; Господь Всемогущий и все Святые Его, да как его угораздило обратиться в мятежника в одночасье, внезапно и запросто, как накинуть плащ?

Вдруг ощутив напор бездонно-черных глаз, он сцепился взглядом с Киркпатриком и какое-то время удерживал его, прежде чем отвести глаза.

Брюс нахмурился, выпятив нижнюю губу и подбородок, так что тени на миг обратили его лицо с широкой челюстью в пляшущую дьявольскую маску, но тут же сдвинулся, и иллюзия растаяла; он улыбнулся.


— Я шотландец в конечном итоге. Gentilhomme вашего света державы, епископ, — ответил как по писаному, выхватил бокал прелата из его жирных, унизанных перстнями пальцев и осушил его с кривой ухмылкой. — А сверх того у вас есть ваш боевой медведь. Вероятно, вам нужен кто-то способный направить его в нужную сторону. Направить вас всех в нужную сторону.

Раздумчиво прикрыв один глаз, Уишарт протянул руку, чтобы отобрать у Брюса бокал раздраженным жестом.

— И в какую же сие, юный Каррик?

— Скун, — провозгласил Брюс. — Напинаем по заднице юстициару Англии, Ормсби, как мы уже задали Гезльригу.

Услышав это «мы», Хэл заметил, что Уишарт тоже не пропустил его мимо ушей, но даже не попытался поправить Брюса, вместо того улыбнувшись. Хэл не усомнился, что оба они обменялись каким-то деликатным сообщением.

— Воистину, — произнес Уишарт рассудительно. — Выбор недурен. Дабы позаботиться о… делах. Я донесу сие до Уоллеса.

Он приподнял пустой бокал в тосте Брюсу. Кивком выразив признательность, тот одарил Хэла блестящей акульей улыбкой.





Глава 3




Скунский приорат

Праздник Святых мучеников Каста и Эмилия, май 1297 года

Сумерки поспешали во весь опор, а мрак наступал им на пятки, так что головы и плечи казались черными пятнами на фоне пламени. Хэл слышал, как люди гортанно ворчат и отплевываются, разгоряченные не меньше разлетающихся искр; давненько уж ему не доводилось слышать, чтобы такая большая толпа говорила на лоулендском наречье, и эта мысль навела на дурные прошлогодние воспоминания, когда он с остальными по-кошачьи осторожно, борясь с тошнотой, пробирался через гноевище, в которое обратился Берик после ухода англичан.

И запах жареного мяса только усугублял дело, потому что Хэл знал, что к пище сочный сладковатый запах отношения не имеет.

Они прошли через скопище плетней и мазанок, лепившихся вокруг монастыря, будто моллюски к скале, ломясь через задворки и усадьбы, в щепу разнося кособокие сортиры, швыряя факелы, почти не слыша собственных криков, тонувших в воплях убегающих.

Никаких грабежей и изнасилований, пока не кончится схватка, провозгласил Уоллес перед выступлением, и Брюс, насупившись из-за его дерзости, вынужден был согласиться, поскольку толпа явно признавала командиром только его. Ну, хотя бы присутствие Бьюкена не сыпало соль на эту рану — тот отправился в собственные края якобы затем, чтобы помешать Мори примкнуть к Уоллесу, исхитрившись в критический момент устремить взгляд не туда, куда следовало бы.

Хэл брел рядом с объявленными вне закона головорезами со всего Эршира, кернами и катеранами[35] с северных нагорий; все они явились сюда из любви к великану по прозванию Уоллес и его деяниям. Хэл видел, как тот размашисто шагает по разбитой колее между убогими домишками, кроваво-красный в отблесках пламени, в вихре мечущихся искр.

Одет он был в длинную рубаху под сюркотом, стянутым ремнем, без шлема, босой, с голыми руками и ногами, почти не отличаясь от дикой толпы, коей предводительствовал, не считая того, что его голова и плечи возвышались над самыми рослыми из них, а свой полуторный меч, который большинству пришлось бы стискивать обеими руками, без труда нес одной рукой.

Хэл, Сим и хердманстонцы шли пешком, ибо блуждать сквозь пламя и задворки верхом было мало проку, но Брюс и его каррикцы не спешились, пытаясь пробиться сквозь толпу по главному тракту к Скунскому приорату. Хэл слышал, как он кричит: «Брюс, Брюс!» — в попытке не дать своим людям рассеяться с дороги в бестолковое копошение по обе стороны от нее.

— Спаси нас, Христе! — пропыхтел Сим Вран, с проклятьем оттолкнув плечом какую-то темную фигуру. — Ну и сброд… И это армия, божечки ж ты мой? Плачевное отребье — англичане разгонят их, аки курей по двору, дай им только шанс…

Это правда, но армии тут у англичан нет — лишь улепетывающие писари, монахи, раскаивающиеся, что польстились на предложенные Эдуардом шотландские пребенды, да горстка солдат.

Впереди послышались крики, и Хэл увидел, как Уоллес поднял голову, будто борзая, идущая верхним чутьем. Рычащий мародер, намотавший шерстяной плащ на шею на манер брыжей, перескочил через хлипкий заборчик; убегавшая от него женщина с визгом запиналась о собственные юбки, а он хохотал в безумном упоении.

Уоллес, даже не сбившись с шага, выбросил свободную руку, ухватил того за толстый шерстяной плед и поднял в воздух, будто кота за шкирку. Тот болтался, чиркая по дороге носками в такт широким шагам Уоллеса.

— Я те упреждал, — пророкотал Уоллес в лицо пойманного на горячем, и в свете пожаров Хэл увидел, как в глазах нарушителя полыхнул беспредельный ужас. Потом Уоллес отшвырнул его, будто яблочный огрызок, шагая дальше как ни в чем не бывало.

— Смахивает на то, что его маленько душит черная желчь, — заметил Сим Вран.

Но ответить Хэлу не довелось, потому что тут же они напоролись на первое серьезное сопротивление.

Из темной громады каменного монастыря с ревом бросилась в отчаянную атаку горстка солдат-отставников, нанимаемых для сбора податей или доставки обвиняемых. Облаченные в стеганые одежки, вооруженные клиновидными щитами и копьями вояки выказывали не больше боевой сноровки, чем однорукие калеки. Они были местными жителями, вовсе не желавшими сражаться и не бывшими англичанами, не считая предводителя, размахивавшего мечом и кричавшего; слов его Хэл разобрать не мог.

И все же внезапность сыграла им на руку; они налетели на головную кучку людей Уоллеса, бросившихся от них врассыпную, но слишком поздно. Одного, повернувшегося бежать, проткнули копьем, и он с криком рухнул. Вооруженный мечом предводитель замахнулся на другого, и тот с проклятьем отскочил.

Уоллес врезался в них, как железный плуг, разя огромным мечом налево и направо почти беспрерывно. Отразил удар копья; его люди, снова сплотившись, устремились вперед с хриплыми криками, выставив свои кинжалы и копья.

Настала очередь солдат броситься врассыпную, и одна группка, спотыкаясь, направилась к Хэлу, угрюмо ковылявшему посреди помойных куч заднего двора, увлекая горстку своих людей за собой. Чертыхнувшись, тот увидел, как Куцехвостый Хоб и Джок Недоделанный скачут, будто пустившись в пляс, с тремя противниками, а Сим Вран, изрыгая угрозы и насмешки, ринулся еще на двоих. Откуда-то донесся вопль Мэггиного Дэйви.

Увидев на своем пути единственный темный силуэт, Хэл заметил удар пики и с воплем отбил его, отступил, пригнулся, развернулся и ощутил, как его второй удар увяз, будто в тряпку. Раздался скулящий вскрик, и Хэл увидел, как темный силуэт шатко попятился, пробежал пару шагов и упал.

Он бросился следом, чувствуя, как комковатая черная гниль помоек чавкает под подошвами. Силуэт, запищав, пополз прочь, загребая пальцами рыбьи головы и потроха. Хэл нанес удар ему по затылку. Череп хрустнул, как яичная скорлупа, послышался резкий крик. Противник обмяк и затих; Хэл перекатил его на спину, чтобы убедиться, что тот мертв. Невзрачное лицо, безбородое, вымазанное помойной дрянью, с приметным родимым пятном на одной щеке. Отрок, не боле. Жив, но едва-едва.

— Матушка, — выговорил он, и Хэл сглотнул подкатившую под горло желчь, зная, что его меч сотворил с затылком мальчонки и что мать он уже не увидит.

— Хорош пялиться на него, аки на свежевылупившегося воробышка, — прорычал Сим у него над ухом. — Кончайте сие…

И осекся, увидев возраст мальчишки, утер рот тыльной стороной ладони, поглядел на лицо Хэла и понял, что голова у того полна малышом Джонни. Опустившись на колени, Сим выхватил свой захалявный нож, быстро и сноровисто перерезал горло, одновременно закрыв глаза отрока, и выпрямился, заступив его собой, чтобы прервать взгляд Хэла на лицо мальчишки.

— Что сделано, то сделано, из памяти долой, — проворчал он, и Хэл, заморгав, кивком указал в сторону криков и пожаров.