Лето потерянных писем

– Проходите, садитесь. Хотите лимонада?

Мы устроились в плетеных креслах вокруг стола с кувшином и тарелкой песочного печенья. Миссис Говард налила нам в высокие стаканы лимонад, и по плавающей мякоти у меня возникло подозрение, что она сама его приготовила.

– Мне было безумно жаль услышать о смерти Рут.

Очередная неожиданность.

– Эм, спасибо.

Она кивнула.

– Мы не виделись много лет, но продолжали иногда переписываться. Твоя бабушка писала чудесные письма.

Как оказалось.

– Вы давно ее знаете?

– С самого детства. – Нэнси тепло улыбнулась. – Моя мать работала экономкой в «Золотых дверях», и мы с Рут частенько играли вместе. Сколько же мы фантазировали! Рут говорила, что почувствовала этот дом своим, как только услышала его название.

Только вот этот дом никогда не принадлежал ей, верно?

– Какой она была в детстве? – спросила я. – Мы с мамой мало знаем о ее прошлом. Она никогда не упоминала про Нантакет.

Нэнси улыбнулась.

– Большинство назвали бы ее тихоней, но это большинство не знали ее так, как знала я. У Рут была железная воля. И она излучала свет. Когда мы стали старше, люди слушали все, что она говорила. Она не выбирала выражения. Люди хотели услышать ее мнение. А еще, конечно, она была очень хорошенькой, что шло только на пользу.

– Хорошенькой?

– О да.

– Как вы считаете… – Я не осмеливалась произнести вслух вопрос, который никогда не смогла бы напрямую задать бабушке. – Она была счастлива?

– Ох, а что такое счастье? – сказала Нэнси, но не на такой ответ я рассчитывала. Она ухмыльнулась. – Детство было не таким уж плохим. Они с Евой были очень близки.

– С Евой? – недоуменно переспросила я.

– С миссис Барбанел. Твоей прабабушкой, – добавила она, кивнув Ною.

Миссис Барбанел. Женщина, которая приняла в семью мою бабушку, которая ее воспитала.

– Насколько они были близки?

Нэнси задумалась.

– У миссис Барбанел не было дочерей, так что, мне кажется, она была привязана к Рут иначе, чем к своим сыновьям. У них была особая связь. Она не любила ее до обожания – она была не склонна проявлять эмоции, но помню, как Рут рассказывала, что они учились вместе печь. Ева ходила на курсы, чтобы освоить рецепты немецкого печенья, кексов и гугельхупфа. Она хотела передать знания Рут. Поэтому Рут чувствовала связь со страной, в которой родилась.

Бабушка и меня учила печь яблочный кекс и гугельхупф. В голове всплыли воспоминания, как лепить тесто для корочки пирога, как бабуля убеждала меня по-настоящему научиться чувствовать тесто. Она показывала, как в чашу для гугельхупфа выкладывать порцию шоколадного теста поверх ванильного и как с помощью зубчиков вилки их перемешивать. Я никогда не задумывалась, где она научилась готовить.

– Как мило с ее стороны.

– Ева была хорошей женщиной. Упрямой, но хорошей. Думаю, она хотела сохранить воспоминания Рут о родителях, даже если у самой Рут их было немного.

Бедная бабушка. Бедная Ева. Бедные все.

– Бабушка рассказывала вам о своих родителях? Я знаю, как их зовут, но больше ничего, и в интернете тоже найти не удалось.

– Всего один раз. – Нэнси встретилась со мной взглядом. Ее глаза были бледно-голубыми, подернутыми дымкой времени. – Она написала мне и рассказала, что умерли ее родители. Думаю, она подозревала. Но она питала надежду, что после войны с ней свяжется какая-нибудь организация.

Я кивнула, чувствуя, как сжалось горло.

– А она не упоминала другую семью или знакомых в Германии?

– Мне жаль, но я не припомню.

Я сглотнула неожиданный комок в горле.

– Вы не могли бы рассказать о вашем детстве? Как вы росли здесь?

У ее дочери вырвался тихий стон.

Нэнси наклонилась ко мне.


– Позволь рассказать тебе о Нантакете тех дней. Правительство почти взяло под свой контроль весь остров. Военно-морской флот планировал захватить наши корабли и втянуть их в войну!

Сидящая рядом с ней Лори в молчаливом отрицании помахала рукой.

– Мам, это были слухи, – нежно произнесла она. – Они не захватывали ничьи корабли.

Нэнси нахмурилась.

– Тебе-то откуда знать? Ты была здесь?

Лори вздохнула.

Нэнси отмахнулась от дочери.

– В сорок втором немцы отправили сюда одну из своих подлодок. Ты слышала о них? О волчьих стаях?

– Подлодки? – переспросил Ной.

– Именно. Они прошли вдоль всего восточного побережья, взрывая торпеды и затапливая корабли, танкеры и торговые суда. Американские, британские, датские и норвежские. Погибло больше пяти тысяч человек. Этому тебя учили на уроках истории? Во время войны нам не хватало горючего, потому что грузовые корабли не могли подойти к берегу. Немцы назвали эту операцию «Барабанная дробь», и наше правительство сделало вид, что их не существует. Военно-морской флот не стал предавать это огласке, газеты и телевидение тоже не освещали. Они прикинулись, будто здесь вовсе не было подлодок, но они были.

Господи! Где был этот блокбастер о Второй мировой?

– И когда люди узнали?

Она кивнула с важным видом.

– На мелководье у нас застрял корабль, и некоторые из наших рыболовных судов наткнулись на спасательные шлюпки, полные выживших после атак подлодок. Мы знали, что происходит. – Нэнси наклонилась вперед. – Правительство отправило туда флот, и они построили вспомогательный аэродром там, где сейчас находится аэропорт. Они закопали мины на нашей земле на случай, если придут немцы. Мы думали, что вот-вот грянет война.

– Ого.

– Туризму это тоже не пошло на пользу. – Нэнси сделала глотов лимонада. – Богатые семьи решили провести каникулы в другом месте. Даже Барбанелы, а они жили здесь еще до войны. Но они были евреями и, думаю, серьезно беспокоились.

Я моргнула.

– Подождите… так их не было здесь во время войны? Я думала, бабушка приехала сюда маленькой девочкой.

– Может, она приехала, когда они только взяли ее к себе в конце тридцатых годов, но потом все вернулись в Нью-Йорк до середины сороковых. Мы познакомились позже, вроде в то время нам было десять или двенадцать.

– А. – Полагаю, мало кто захочет отдыхать, пока вокруг острова шныряют подлодки. – Каким он был тогда?

– О, – Нэнси улыбнулась, погрузившись в воспоминания, – чудесным. Раньше мы вольготно бегали по всему острову. Он был более диким, в зимний период здесь проживало всего тридцать пять тысяч человек. Треть сегодняшнего населения.

– И она часто приезжала сюда до восемнадцати лет?

– Каждое лето. А в течение года мы переписывались.

– У вас не осталось ее писем?

Она похлопала меня по руке.

– Мне жаль, дорогая, год назад я выбросила все старые бумаги.

– Выходит, вы знали и моего деда? – спросил Ной.

Она задумчиво на него посмотрела.

– Так или иначе. Пока мы росли, он часто проводил время в частной школе, а потом в Гарварде. Но в последующем стал чаще бывать тут летом.

Мы с Ноем быстро переглянулись.

– Значит, наши бабушка и дедушка на самом деле… не росли вместе?

– О нет, – рассмеялась она. – На самом деле нет. Они даже редко находились в одном доме, за исключением праздников и некоторых летних каникул.

Очень интересно. Я хотела поинтересоваться, были ли между ними какие-нибудь любовные перипетии, но меня отговорило присутствие Ноя. Вместо этого я вытащила телефон, открыла фотографию бабушки в ее ожерелье и повернула к Нэнси.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы она носила это ожерелье?

Она нахмурилась.

– Выглядит смутно знакомым…

У меня екнуло сердце, и я посмотрела на Ноя.

Он нахмурился.