Лето потерянных писем
Часть 12 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я могу тебе заплатить.
– Ты прикалываешься? – Меня охватила свирепая и дикая ярость. Да кем возомнил себя этот парень! – Тебе меня не подкупить.
– Почему бы и нет?
– Да пошел ты! – Я не знала, как реагировать. Меня лишили возможности адекватно выражать свои мысли.
– Я не хотел тебя оскорбить. Подумай об этом.
– Не буду я думать об этом! Ты не сможешь всю жизнь подкупать людей, чтобы получить желаемое. Мир не так устроен. – Увидев скепсис в его глазах, я продолжила: – Мир не должен быть так устроен. Нет, если у тебя есть хотя бы капля достоинства.
Ной сжал челюсти.
– Ты здесь никто, Эбигейл Шенберг. Ты вломилась в мой дом. Рылась в вещах моей семьи.
– Ты прав. Я наломала дров. Но у меня есть полное право пытаться узнать историю моей бабушки.
– А у меня есть право защищать личную жизнь моей семьи. Последний раз предупреждаю, Эбигейл: держись от них подальше.
– Дело не в твоей семье, а в моей!
– Правда? – с суровым взглядом сказал он. – Что-то не вижу твоей семьи на Нантакете. Это не им придется разбираться с последствиями.
– С какими еще последствиями? Я просто хочу задать несколько вопросов!
– Не вздумай. – Ной сверлил меня твердым, как окаменелое дерево, взглядом. – Если будешь упорствовать, я могу усложнить тебе жизнь.
Я шагнула назад.
– Ты мне угрожаешь?
– Просто к сведению. Я могу помочь тебе, а могу и помешать. Решать тебе.
– Пошел ты, Ной Барбанел. – Я вытащила из сумки его книги и пихнула их ему в руки. Из-за гнева мне даже не удавалось четко сформулировать свои мысли. – Серьезно, пошел ты далеко и надолго.
У него дрогнул подбородок, но он все же забрал книги из моих рук.
– Подумай над тем, что я сказал.
– А ты подумай над тем, чтобы перестать быть таким козлом. – Я одарила его дерзкой, упрямой улыбкой. – Желаю в этом удачи.
Глава 5
Список тем, на которые мы с бабушкой не разговаривали:
1. Путешествие из Германии в Штаты в возрасте четырех лет без посторонней помощи.
2. Ее первые годы в Америке.
3. Ее родители, которых по прибытии в Освенцим убили в газовых камерах.
4. Война.
5. Нацисты.
6. Каково быть немкой и еврейкой.
Список тем, на которые мы не разговаривали с мамой:
1. Ее отношения с матерью.
На четвертый день моего пребывания на острове мама прислала письмо на мою электронную почту с темой «???» и без сообщения, прикрепив только ссылку на статью в «Атлантик» о том, что в сравнении с десятилетней давностью современные подростки меньше времени проводят с друзьями и жалуются, что стали чувствовать себя более одиноко.
Спасибо, мам!! – ответила я.
Маме не всегда удавалось уловить интонацию в моих письмах, но даже она наверняка бы заметила сарказм, подчеркнутый двойным восклицанием. Почта Гугла тут же предупредила меня о новом сообщении, потому что мама, по всей видимости, подумала, что почта и сообщение одно и то же.
Тебе одиноко??
В ее случае удвоенная пунктуация сигнализировала не о сарказме, а о серьезности ее вопроса. Она слишком за меня волновалась. Я ей перезвонила.
– Алло?
– Мне не одиноко, мам. У меня есть работа…
– Подожди! Мне нужно поправить эту штуку на ухе, повиси…
Я закатила глаза и, пока ждала, кликнула на ссылку в боковом поле, чтобы почитать статью про климатическую политику.
– Все, готова. Привет. Тебе понравилась статья?
– Считаешь, мне одиноко? Мне не одиноко.
– Я знаю. – Ее обороняющийся тон ясно давал понять, что мама врет. – Но там написано…
– Мам, ты разве не заметила мой миллион друзей?
– Верно. – В ее голосе появилась надежда. – У тебя отличный коллектив. Но как же Нантакет? Ты никого там не знаешь?
– У меня приятная соседка. Я познакомилась с ее друзьями.
– Ладно. Хорошо. Ведь ты же знаешь, что люди – стайные животные. Тебе нужна стая.
– Мам, все нормально.
– Ты ни разу не позвонила с тех пор, как доехала.
Порой убедить маму, что я умею приспосабливаться к новой обстановке, равносильно смыслу моего существования. Временами она паниковала из-за своих родительских навыков, словно я была суфле, которое вот-вот растечется по тарелке. Я подозревала, что родители не особо окружали ее заботой, поэтому мама была мало осведомлена о том, как нужно вести себя родителю. Справедливости ради, на родительский подход бабушки и дедушки, наверное, повлияло их детство. Думаю, они считали так: дети живы, сыты и им не грозит опасность от нацистов? Класс, все будет отлично.
– Я пробыла здесь всего три с половиной дня, – напомнила я маме. – И вообще-то именно я только что тебе позвонила. И писала тебе каждый день.
– Верно. – В ее голосе все равно звучала печаль. – Может, поболтаем по видео?
Мы проболтали примерно сорок пять минут. Периодически в разговор вступал мой брат Дэйв. Папа расспрашивал меня о морских ракушках на Нантакете, но подходящих ответов у меня не нашлось. Мама хотела знать о каждом человеке, с которым я контактировала, и из этих сведений вполне можно было составить карту наших отношений. Вынуждена признать: я не стала увиливать от ее расспросов.
Мои родители были милыми. Милыми и влюбленными до тошноты, писали слащавые валентинки и забывали о существовании других людей. Они до сих пор флиртовали, обсуждая их свадьбу и первое свидание. Папа шутил, что собирался жениться на богачке, и мама всегда отвечала, что это она собиралась за богача, а потом оба ухмылялись и украдкой целовались.
Когда ты растешь в окружении безумно влюбленных людей, это здорово на тебя влияет. Ты ненароком начинаешь считать, что такая разновидность любви не только возможна, но и необходима. Начинаешь полагать, что твой партнер должен вести себя так, словно для него ты самый важный на свете человек.
Наверное, это все-таки неразумно.
Закончив болтать с родителями, я плюхнулась на кровать. На потолке плясали солнечные зайчики, а через открытое окно в комнату проникал летний воздух. Конечно, последние пару дней я чувствовала себя немного одиноко, но признаваться в этом мамам, склонным к лишней тревоге, не стоит. Если иногда мне одиноко, что с того? Всем бывает одиноко. Отправлю-ка я эту статью в «Атлантик».
Лучше бы журналисты и дальше хейтили миллениалов и отстали от моего поколения. Я взяла телефон и набрала номер своей соседки. Риск – дело благородное.
Я: Привет! Помню, ты упоминала, что в субботу вы собираетесь на пляже? Если планы еще в силе, можно с вами?
Джейн: Да, конечно! Только сегодня я у тети – нужно провести время с семьей, лол, но завтра вернусь.
В субботу мы с Джейн пошли на пляж, но перед этим заскочили в пекарню ее семьи за провиантом для пикника. На одной выбеленной стене висели фотографии Азорских островов, а у другой стояли полки с бакалеей. Покупатели медленно ползли к кассе, за которой лежали выпечка и полные корзины свежего хлеба. Джейн тайком провела меня в подсобку, где мы нагрузили контейнеры супом из капусты кале, португальскими колбасками и меренгами.
Потом мы направились в дом тети Джейн, дворик перед которым утопал в гортензиях, а сзади стояло несколько велосипедов. Джейн кивнула в сторону светло-голубого.
– Можешь одолжить велик Арии. Извини, что он такой слащавый. Ария любит, чтобы все было идеально, как в Инстаграме.
Спереди к велосипеду была прикреплена плетеная корзинка с розовыми лентами.
– Мне нравится.
– Ты прикалываешься? – Меня охватила свирепая и дикая ярость. Да кем возомнил себя этот парень! – Тебе меня не подкупить.
– Почему бы и нет?
– Да пошел ты! – Я не знала, как реагировать. Меня лишили возможности адекватно выражать свои мысли.
– Я не хотел тебя оскорбить. Подумай об этом.
– Не буду я думать об этом! Ты не сможешь всю жизнь подкупать людей, чтобы получить желаемое. Мир не так устроен. – Увидев скепсис в его глазах, я продолжила: – Мир не должен быть так устроен. Нет, если у тебя есть хотя бы капля достоинства.
Ной сжал челюсти.
– Ты здесь никто, Эбигейл Шенберг. Ты вломилась в мой дом. Рылась в вещах моей семьи.
– Ты прав. Я наломала дров. Но у меня есть полное право пытаться узнать историю моей бабушки.
– А у меня есть право защищать личную жизнь моей семьи. Последний раз предупреждаю, Эбигейл: держись от них подальше.
– Дело не в твоей семье, а в моей!
– Правда? – с суровым взглядом сказал он. – Что-то не вижу твоей семьи на Нантакете. Это не им придется разбираться с последствиями.
– С какими еще последствиями? Я просто хочу задать несколько вопросов!
– Не вздумай. – Ной сверлил меня твердым, как окаменелое дерево, взглядом. – Если будешь упорствовать, я могу усложнить тебе жизнь.
Я шагнула назад.
– Ты мне угрожаешь?
– Просто к сведению. Я могу помочь тебе, а могу и помешать. Решать тебе.
– Пошел ты, Ной Барбанел. – Я вытащила из сумки его книги и пихнула их ему в руки. Из-за гнева мне даже не удавалось четко сформулировать свои мысли. – Серьезно, пошел ты далеко и надолго.
У него дрогнул подбородок, но он все же забрал книги из моих рук.
– Подумай над тем, что я сказал.
– А ты подумай над тем, чтобы перестать быть таким козлом. – Я одарила его дерзкой, упрямой улыбкой. – Желаю в этом удачи.
Глава 5
Список тем, на которые мы с бабушкой не разговаривали:
1. Путешествие из Германии в Штаты в возрасте четырех лет без посторонней помощи.
2. Ее первые годы в Америке.
3. Ее родители, которых по прибытии в Освенцим убили в газовых камерах.
4. Война.
5. Нацисты.
6. Каково быть немкой и еврейкой.
Список тем, на которые мы не разговаривали с мамой:
1. Ее отношения с матерью.
На четвертый день моего пребывания на острове мама прислала письмо на мою электронную почту с темой «???» и без сообщения, прикрепив только ссылку на статью в «Атлантик» о том, что в сравнении с десятилетней давностью современные подростки меньше времени проводят с друзьями и жалуются, что стали чувствовать себя более одиноко.
Спасибо, мам!! – ответила я.
Маме не всегда удавалось уловить интонацию в моих письмах, но даже она наверняка бы заметила сарказм, подчеркнутый двойным восклицанием. Почта Гугла тут же предупредила меня о новом сообщении, потому что мама, по всей видимости, подумала, что почта и сообщение одно и то же.
Тебе одиноко??
В ее случае удвоенная пунктуация сигнализировала не о сарказме, а о серьезности ее вопроса. Она слишком за меня волновалась. Я ей перезвонила.
– Алло?
– Мне не одиноко, мам. У меня есть работа…
– Подожди! Мне нужно поправить эту штуку на ухе, повиси…
Я закатила глаза и, пока ждала, кликнула на ссылку в боковом поле, чтобы почитать статью про климатическую политику.
– Все, готова. Привет. Тебе понравилась статья?
– Считаешь, мне одиноко? Мне не одиноко.
– Я знаю. – Ее обороняющийся тон ясно давал понять, что мама врет. – Но там написано…
– Мам, ты разве не заметила мой миллион друзей?
– Верно. – В ее голосе появилась надежда. – У тебя отличный коллектив. Но как же Нантакет? Ты никого там не знаешь?
– У меня приятная соседка. Я познакомилась с ее друзьями.
– Ладно. Хорошо. Ведь ты же знаешь, что люди – стайные животные. Тебе нужна стая.
– Мам, все нормально.
– Ты ни разу не позвонила с тех пор, как доехала.
Порой убедить маму, что я умею приспосабливаться к новой обстановке, равносильно смыслу моего существования. Временами она паниковала из-за своих родительских навыков, словно я была суфле, которое вот-вот растечется по тарелке. Я подозревала, что родители не особо окружали ее заботой, поэтому мама была мало осведомлена о том, как нужно вести себя родителю. Справедливости ради, на родительский подход бабушки и дедушки, наверное, повлияло их детство. Думаю, они считали так: дети живы, сыты и им не грозит опасность от нацистов? Класс, все будет отлично.
– Я пробыла здесь всего три с половиной дня, – напомнила я маме. – И вообще-то именно я только что тебе позвонила. И писала тебе каждый день.
– Верно. – В ее голосе все равно звучала печаль. – Может, поболтаем по видео?
Мы проболтали примерно сорок пять минут. Периодически в разговор вступал мой брат Дэйв. Папа расспрашивал меня о морских ракушках на Нантакете, но подходящих ответов у меня не нашлось. Мама хотела знать о каждом человеке, с которым я контактировала, и из этих сведений вполне можно было составить карту наших отношений. Вынуждена признать: я не стала увиливать от ее расспросов.
Мои родители были милыми. Милыми и влюбленными до тошноты, писали слащавые валентинки и забывали о существовании других людей. Они до сих пор флиртовали, обсуждая их свадьбу и первое свидание. Папа шутил, что собирался жениться на богачке, и мама всегда отвечала, что это она собиралась за богача, а потом оба ухмылялись и украдкой целовались.
Когда ты растешь в окружении безумно влюбленных людей, это здорово на тебя влияет. Ты ненароком начинаешь считать, что такая разновидность любви не только возможна, но и необходима. Начинаешь полагать, что твой партнер должен вести себя так, словно для него ты самый важный на свете человек.
Наверное, это все-таки неразумно.
Закончив болтать с родителями, я плюхнулась на кровать. На потолке плясали солнечные зайчики, а через открытое окно в комнату проникал летний воздух. Конечно, последние пару дней я чувствовала себя немного одиноко, но признаваться в этом мамам, склонным к лишней тревоге, не стоит. Если иногда мне одиноко, что с того? Всем бывает одиноко. Отправлю-ка я эту статью в «Атлантик».
Лучше бы журналисты и дальше хейтили миллениалов и отстали от моего поколения. Я взяла телефон и набрала номер своей соседки. Риск – дело благородное.
Я: Привет! Помню, ты упоминала, что в субботу вы собираетесь на пляже? Если планы еще в силе, можно с вами?
Джейн: Да, конечно! Только сегодня я у тети – нужно провести время с семьей, лол, но завтра вернусь.
В субботу мы с Джейн пошли на пляж, но перед этим заскочили в пекарню ее семьи за провиантом для пикника. На одной выбеленной стене висели фотографии Азорских островов, а у другой стояли полки с бакалеей. Покупатели медленно ползли к кассе, за которой лежали выпечка и полные корзины свежего хлеба. Джейн тайком провела меня в подсобку, где мы нагрузили контейнеры супом из капусты кале, португальскими колбасками и меренгами.
Потом мы направились в дом тети Джейн, дворик перед которым утопал в гортензиях, а сзади стояло несколько велосипедов. Джейн кивнула в сторону светло-голубого.
– Можешь одолжить велик Арии. Извини, что он такой слащавый. Ария любит, чтобы все было идеально, как в Инстаграме.
Спереди к велосипеду была прикреплена плетеная корзинка с розовыми лентами.
– Мне нравится.