Лесные тайны

– Интуиция, Костян, интуиция, – девушка похлопала его по руке и поняла, что Костя восхищается ей.

– Вот дурачок, – подумала она, – чему тут восхищаться. История ещё не закончена, нужно теперь как-то маму из этого выводить.

– Знаешь, Даш. Я думаю, история ещё не закончена. Такие как он просто так не сдаются, и он ещё себя проявит. Ты надолго приехала?

– Думала, что на пару дней.

– То есть ты завтра собиралась уезжать? Даша, этого делать ни в коем случае нельзя. Я завтра прямо с утра поеду, сдам твои документы, примерно через неделю они уже будут готовы. Ты должна находиться здесь, в городе, – Костя постучал пальцем по столу.

– Я тоже так думаю, – вдруг заговорила вечно молчащая Таня, – тебе уезжать нельзя.

– Но я не могу здесь столько оставаться, – возмутилась Даша.

– Можешь, – жестко ответил мужчина, – можешь. Даша, так надо, это не шутки…

Даша ехала в такси и всё не могла успокоиться:

– Нет, ну как я могу здесь остаться? У меня же куры, кот голодный, корма почти не осталось. Я не могу оставаться, придётся ездить, туда-сюда. Я же даже номер Васькиного телефона не взяла, – зашептала она на ушко Тане, – мне что, звонить деду Матвею и говорить, чтобы он предупредил моего кота? Ты понимаешь абсурдность ситуации?

– Ничего с твоими животными не случится, – заявила так же шепотом Таня, – я всё уже продумала. Это я буду ездить туда-сюда. Съезжу в деревню, предупрежу Василия, если нужно, наварю ему на несколько дней. В конце концов, сгоняю на велике в магазин и куплю несколько килограмм крупы, на неделю им хватит. Только ты уж, пожалуйста, меня проводи и встреть…

Когда девушки вернулись домой, мама всё так же лежала на диване. Она уже не спала, а просто тупо смотрела в потолок. Выражение её лица испугало Дашу. Было в нём что-то жуткое. Девушка не стала беспокоить маму расспросами, и пошла на кухню, готовить ужин. Таня заняла свой любимый угол и стала помогать чистить картошку.

– Даш, – прошептала она тихонько, – что с мамой будем делать? Может, я с ней поговорю? Чужому человеку всегда легче рассказывать такие вещи.

– Ещё чего, – фыркнула подруга, – сначала я с ней поговорю, я же её дочь. Мне кажется, такие вещи проще рассказывать близкому человеку.

– Так чего же ты сидишь, иди и разговаривай, я что, сварить картошку не смогу? – зашипела Таня.

Даша, аккуратно положив на стол нож, пошла на цыпочках в зал и тихо села рядышком на диван. Она не знала с чего начать разговор и что говорить в таких случаях. Девушка немного посидела, глядя на маму и тяжело вздохнув, спросила:

– Мам, как ты себя чувствуешь?

Мама никак не отреагировала на Дашины слова. Девушка начала гладить её по руке, та отстранилась и откинула Дашину руку.

– Мам, ну не сердись. Он же аферист. Он прямо здесь, на твоей кровати с Юлечкой спал и мечтал, как продаст эту квартиру, кинет тебя и уедет на Чёрное море жить. Мам, по нему тюрьма не то что плачет, – рыдает.

Мама всё так же смотрела в потолок. В какой-то момент Даше показалось, что она тихо плачет.

– Мам, ну не плачь. Ты же у меня молодая, красивая, найдется нормальный мужик.

– Не найдётся, – ответила та зло, – у меня никогда никого не будет, и всё из-за тебя и твоей бабки. Вы мне всю жизнь испортили, шагу нельзя без вас шагнуть. Та вечно со своим предвидением лезет… Туда не ходи, этого не делай, это не говори. На работу эту проклятую пристроила. И ты ещё теперь начала. Чем он тебе помешал? Нормальный мужик, любил меня, заботился обо мне, так нет же, всё вам не так…

– Мам, ты что, меня не слышишь? О чём ты говоришь? В чём он о тебе заботился? Он делал вид, что заботится. Он а-фе-рист!

Мать вскочила на ноги и заметалась как тигр в клетке.

– Ну и что, что аферист, у нас что, денег мало? Квартиру бабкину жалко? Эту купила и ещё одну купит. Попросила же денег у неё, а она мне что дала? Миллион? Жалкие гроши, да пусть она ими подавится. Всю жизнь мне жить не даёт. У самой денег куры не клюют, она: «Работай, доченька, работай», всего по сто тысяч в месяц даёт, да вот эти жалкие побрякушки, – она махнула рукой в сторону комода, на котором остались лежать отобранные у Валентина драгоценности, – надоело! Вот продам квартиру и отдам всё ему, назло вам отдам.

– А сама где будешь жить? А я? – вырвалось у Даши, она уже чуть не плакала.

– А тебе что, жить негде, живи в деревне. А я… а я, что-нибудь придумаю.

– Мам, но почему я должна жить в деревне, ты где-то там, а этот кобель в Сочи? Ведь эту квартиру купила бабушка для тебя и меня.

– А потому, что мне всё надоело! Я хочу изменить свою жизнь, и я её изменю, – мать вальяжно развалилась на диване.

– Ну, понятно, – Даша совершенно спокойно встала с дивана и посмотрела на мать, – монолог эгоистичной суки. Я так понимаю, бабок у нас всю жизнь было немерено, вопрос только в том, куда они девались. Нет, ты не подумай, я не в обиде за то, что работала каждое лето, я, наоборот, благодарна тебе за это, потому что не выросла такой, как ты. Ну, и если уж ты собралась менять свою жизнь…

Даша пошла в комнату матери, достала большую дорожную сумку и сложила самое необходимое, вынесла сумку в зал и поставила перед матерью.

– Как ты мне сегодня сказала? «Даша, ты взрослая девушка, тебе уже пора жить собственной жизнью и заботиться о себе самой. Ты сама должна позаботиться о том, где ты будешь жить»? Так вот мамочка, ты уже взрослая женщина, тебе сорок три года. Тебе, наконец-то пора жить собственной жизнью и заботиться о себе самой. Ты сама должна позаботиться о том, где ты будешь жить. Бери сумку, выход там, – Даша указала рукой на выход.

– Я никуда не пойду, это моя квартира, – мать смотрела с усмешкой на дочь.

– Я столько раз сегодня слышала ото всех: «Это моя квартира», что стала забывать, что она моя. Да, да, мамочка… Квартиру ты продать не сможешь, она переписана на меня. Это моя квартира, и прошу её освободить, – Даша опять показала на выход.

Мама растерянно посмотрела на дочь.

– Как твоя? Ты же сказала, что не знаешь, где документы на квартиру.

– Я соврала, – пожала плечами Даша, – почему я должна была рассказывать всю правду при чужом мужике в одних трусах?

– Но, Даша, она мне нужна! Немедленно перепиши её на меня, – потребовала мама.


– Да, да, конечно, мамочка, – ответила Даша, и при помощи ведовства подняла мать вместе с сумкой с дивана и поднесла к выходу.

Мать начала возмущаться и барахтаться, Даша не удержала её и уронила на пол. Мать резко вскочила на ноги и попыталась убежать в зал. Даша схватила маму за шиворот и, открыв дверь, вытолкала её в подъезд, кинув следом сумку, и с силой захлопнула дверь. Практически сразу в неё застучала мама.

– Даша, открой сейчас же, – кричала она.

– Вон пошла, – ответила девушка, совершенно спокойным голосом.

– Ну, дай мне хотя бы денег.

– Это деньги бабушки, и они тебе надоели, поживи без них. У тебя есть работа, там платят хорошую зарплату, и ты придумаешь, где жить, сама же сказала. А я тебя сюда больше не пущу, – протараторила Даша, и отошла от двери.

Только сейчас она увидела Таню, которая стояла на пороге кухни. Она была серая и её било мелкой дрожью.

– Твою мать, Даша, ты что натворила, чудовище? Это же твоя МАМА!!!

– Чего ты испугалась, глупенькая? – устало сказала Даша, – Это же не навсегда. Она никогда не была такой, никогда! Да, она была эгоистична, да она была избалована, но сволочью она никогда не была. Это всё из-за него. Таня, у неё на почве любви башню сорвало, она меня не слышит. Она сама сказала, что продаст эту квартиру и отдаст деньги этому козлу. Так вот пусть представит, что она их уже отдала. Пусть посмотрит на своего Валентинчика, сейчас, когда у неё уже нет ничего. Пусть поживёт жизнью бомжа и поймёт, что потеряла. Может, тогда мозги встанут на место. Она долго сама не протянет, через неделю сдастся. Она не боец. А денег я ей больше не дам. Пусть живет на то, что заработала сама. Придётся корректировать бабушкино воспитание. Кроме того, бабуля сама попросила ей денег не давать.

– Ну, и куда она теперь пойдёт? – с тревогой спросила Таня, – Куда ей теперь деваться?

– О, полчаса за нее можно не беспокоиться точно. Первым делом она рванет к Валентинчику. Но, думаю, там ее ждет облом. И вот тут начнет наступать прозрение, она действительно станет думать о будущем. Потом будет обзванивать подружек, и какая-нибудь согласится её принять. На некоторое время, но совсем ненадолго. Потому что у каждой из них свой ветер в голове, кобель типа этого козла в кровати и сплошные заботы о своей молодости, ведь у них же молодой любовник. Все её подружки такие же, как она. Маникюры, педикюры, макияжи и всякая подобная хрень. Я думаю, на это все и уходили деньги, чтоб мордой в грязь не упасть.

– И ещё на дорогие бренды, – добавила Таня, – у твоей мамы очень дорогая одежда.

– Да? Я, если честно, не знала. Вернее догадывалась, но я никогда на ценники не смотрела, когда мама что-то покупала себе, я же думала, что она тратит свои заработанные деньги, – Даша пожала плечами, – мне в её бутиках никогда ничего не нравилось, мои все тряпки с рынка, я и судила по своим ценам. Ты знаешь, Тань, я ей очень благодарна за то, что не знала радости халявных денег. Я всегда рассчитывала только на то, что заработала сама. Одного не пойму, откуда у нас такие деньжищи? Откуда они у бабушки, ведь она сама говорила, что за лечение денег брать нельзя. А ещё меня интересует одна странность в тебе. Жизни ты толком не знаешь, всех боишься, никому не доверяешь, копишь деньги втихую и прекрасно ориентируешься в дорогих брендах. Тань, это как-то не срастается.

– Это у тебя не срастается, а у меня всё срастается, ты забыла с кем я жила и какие мне вещи покупали? Я только в них и разбираюсь, потому что только об этих тряпках все и говорили вокруг. Слушай, пойдем поедим, я уже всё приготовила, уж больно есть хочется, – предложила Таня с какой-то неловкостью.

Даша заглянула на кухню, стол был накрыт на три персоны, она тяжело вздохнула и села ужинать. Таня опустошила тарелку практически мгновенно, и теперь сидела и смотрела с сочувствием на Дашу, та ковырялась в еде, но вилку ни разу ко рту не поднесла.

– Даш, ну ты чего не ешь? – спросила тихо Таня, – Из-за мамы переживаешь, да?

– Надо было отдать ей эту квартиру к чертовой матери, пусть бы продавала, – Даша отшвырнула вилку.

– Глупости не говори, – сказала Таня, забирая у неё тарелку с едой и вилку, – я тут подумала… Всё ты правильно сделала. Ну, продала бы она эту квартиру, а дальше что? Где бы она жила? В деревню бы она не поехала жить. Одно дело погостить, другое дело остаться там навсегда. Ни работы, ни денег… Осталась бы она тут одна и что дальше? Либо удавилась бы, либо спилась.

– Тьфу, тьфу, тьфу, – Даша постучала по столу, – не дай бог. Сейчас бы, такой подвиг не совершила… – с тоской сказала она.

– А ты её контролируй, ты же умеешь по фоткам людей искать, вот и контролируй её по фотке, если что неладное почуешь, сразу туда.

– Знаешь, Тань, я очень боюсь, как бы с этой любовью мать в дурку не загремела, что-то она уж слишком странно себя ведет.

– Не выдумывай, Даш. Обычная баба, с обычной несчастной любовью.

Даша прыснула от смеха:

– А ты-то откуда знаешь, старушка ты моя. Ты меня намного младше, а уже такой жизненный опыт.

– Не такая уж и большая разница у нас в возрасте, – пробурчала Таня, – Даш, ты не обидишься, если я спать пойду? Я очень устала.

– Конечно, иди, извини, я совсем тебя заморочила с этими семейными проблемами.

Пока Таня возилась в ванной, Даша постелила ей постель в своей комнате, нашла огромную пижаму, которая ей когда-то очень нравилась, положила на кровать и выглянула в окно. Ей нравился вид из её окна, там был виден кусочек проспекта, вечно куда-то спешащие люди и трамваи… Трамваи она очень любила из-за того, что в её памяти, где-то в потаённом уголке, остался один эпизод. Маленькая девочка едет на трамвае одна, трамвай ползет как черепаха, а рядом по дороге, параллельно вагону быстрым шагом идёт мужчина в форме. Трамвай останавливается, девочка выпрыгивает со ступенек вагона в руки этому мужчине и кричит: «Папка, пливет». Он радостно подхватывает её на руки и кружит прямо на остановке, не глядя на ворчащих людей… Она уже и не знала, это её воспоминание, или просто сон, который снился несколько раз и запомнился. Но ей очень хотелось, чтобы это было её, Дашино, детство. Оно грело ей душу, и девушка верила, что у неё был отец.

– Даш, – Таня оторвала её от размышлений, подруга уже переоделась и легла в кровать.

– М? – ответила Даша, не отводя взгляда от окна.

– Скажи, а ты этому Косте доверяешь?

– О да, – усмехнулась Даша, – как самой себе. Парень проверен годами дружбы.

– А откуда ты его знаешь? Где вы познакомились?

– В ночнике. Это давняя история, я тогда только поступила в универ. Мы подружились с одной девочкой, она была из деревни и все мечтала в какой-то ночной клуб сходить. Я уже и не помню его названия. Вот упрашивала, упрашивала меня с ней сходить, в итоге уговорила. Я не любитель таких заведений, уж очень там шумно, да и музыка фуфло, в общем, пришла я с ней, забилась в дальний уголок и сижу там, как сыч. А подружка моя подцепила Костяна и флиртует с ним во всю. Он, оказалось, только что наш универ окончил, в контору его дядька пристроил. Весь такой деловой. А мне это очень не понравилось. В общем, в итоге того вечера мы с Костяном поругались, чуть не подрались, правда потом помириться пришлось. Они с той подругой год вместе прожили. Мы даже с Костей стали лучшими друзьями. Они разошлись, как в море корабли, а мы до сих пор дружим. Личными секретами друг с другом делимся, не всеми, конечно, но… в пределах разумного. А ты чего спрашиваешь, понравился, что ли?

Даша, наконец, оторвала взгляд от улицы и повернулась к Тане. Та мирно спала, как ребенок, подложив руку под голову. Даша тихонько, на цыпочках вышла из комнаты, выключила свет и пошла в зал. Спать совсем не хотелось. Было тревожно за мать, где она, что делает? Взгляд девушки упал на журнальный столик, где стояло несколько их с мамой фотографий. Даша взяла ту, где мама была одна, вытащила фотографию из рамки и приложила руку к маминому лицу. Мама пьяненькая сидела на кухне у одной из подруг, с бокалом в руке, и философствовала на тему: «Все мужики козлы».

– Ну, хорошо, что не все дочери твари, – подумала Даша, постелив себе на диване, улеглась, и почти мгновенно заснула.

– Даша, Даш – теребила её Таня, – вставай. Нам уже через час выходить, а я так и не решила, что мне везти сейчас, а что потом.

Девушка открыла глаза, уже было позднее утро.