Леди второго сорта

Время шло, комнату наполнил сумрак, тишина стала давящей.

— Лорд Давенпорт, я хотела спросить, — не выдержав, посмотрела на опекуна.

Короткий зимний день угасал, небо серело унылыми разводами, и выражение лица напряженно застывшего мужчины было под стать хмурой погоде. Он держал в руках часы, но смотрел не на них, а на низкие снеговые тучи, нависшие над городом.

— Что тебя интересует?

Голос Давенпорта прозвучал немного хрипло.

— Кем были мои родители?

— Никак не привыкну к тому, что ты ничего не помнишь, — не поворачиваясь, ответил Давенпорт. Его спина выглядела напряженной, а жест, которым он поглаживал крышку часов, выдавал волнение. — Кристофер и Пенелопа Бернстоф были талантливыми магами-артефакторами. Твои родители жили в Эрголе и работали в фамильной мастерской. Кристофер вырезал из дерева фигурки людей и животных, а Пенелопа наделяла их особыми свойствами. Состоятельные клиенты выстраивались в очередь, чтобы заполучить эти скульптуры, считалось, что они приносят своим владельцам удачу. Кстати, ты очень похожа на отца. От матери тебе достался только цвет волос.

— А почему меня воспитывала тетя?

— Через четыре года после твоего рождения Пенелопа и Кристофер Бернстофы погибли при взрыве в мастерской. Было проведено тщательное расследование, но установить, что произошло, так и не удалось. Тетя Кристофера, Летиция Бернстоф, взяла на себя заботу о твоем воспитании, и привезла в Бреголь, где ты и прожила все это время.

Я слушала опекуна, и невольно сравнивала историю Беллы со своей собственной. Я ведь тоже росла без родителей. Отец бросил маму, когда узнал о ее беременности. Он заявил, что жизнь слишком коротка и нужно успеть взять от нее все, а прицеп из бабы с мелким нахлебником ему и даром не нужен. И вообще, еще неизвестно, чей это ребенок. Вскоре его посадили за кражу, а мама, после моего рождения, быстро покатилась по наклонной. Мужчины, спиртное, травка, потом — наркотики. Тетя Фима рассказывала, что, когда она приехала в Томск и вошла в коммуналку, я тихо сидела в углу и мусолила сухую баранку, мама спала в обнимку с каким-то парнем, а на полу валялись пустые бутылки и использованные шприцы. «Я как это увидела, чуть с ума не сошла, — вздыхала тетя Фима. — Схватила тебя в охапку и выскочила из этого притона. А потом позвонила Лелечке и попросила помочь оформить опекунство». Лелечка, или Ольга Андреевна, была тетиной подругой детства, и занимала какой-то видный пост в администрации города. Не знаю, на какие рычаги она надавила, но уже спустя пару недель все необходимые бумаги были у тети Фимы на руках, и мы с ней уехали в Питер. Строго говоря, Серафима Никодимовна приходилась мне не родной, а двоюродной тетей. Но все эти тонкости я узнала намного позже, когда подросла и заинтересовалась своей родословной. К тому времени мамы уже не было в живых, а моя родная бабушка знать не хотела ни о каком «отродье», заявив, что с таким отцом мне прямая дорога в тюрьму. «Ты, Фима, деньги-то дома не храни, — советовала она во время одного из разговоров по скайпу. — А то однажды эта бандитка тебя ножичком пырнет, выгребет все подчистую, да и сбежит». Тетя Фима тогда молча закрыла ноутбук и больше никогда не общалась с моей бабкой, а я дала себе слово, что вырасту и докажу всем, что плохая наследственность ничего не значит. А еще я пообещала, что получу самое лучшее образование, и тетя Фима обязательно сможет мною гордиться. Именно это обещание заставило меня окончить школу с золотой медалью и поступить в университет на бюджет. И оно же давало мне силы учиться и работать одновременно, хоть это и оказалось очень нелегко. До сих пор помню, как спала по пять часов в сутки, и ела на ходу, чтобы все успеть.

— Белла, ты меня слушаешь? — вклинился в мои размышления голос Давенпорта.

— Что? Да, конечно. Значит, мои родители были магами. А я? У меня есть какой-нибудь дар?

Я затаила дыхание, в ожидании ответа.

— Нет, — коротко ответил опекун, даже не пытаясь подсластить горькую пилюлю. — Твой уровень магии слишком мал, чтобы всерьез говорить о даре.

— Значит, пустышка, — тихо пробормотала я.

Давенпорт промолчал. И это молчание оказалось удивительно обидным. Нет, я все понимала, и ни на что не рассчитывала, но в душе все равно жила крохотная надежда, что у меня есть магия, и я сумею ею воспользоваться. А теперь выходит, что надеяться можно только на себя. Впрочем, как и всегда.

— Поверь, Белла, наличие сильной магии не делает человека счастливым, — тихо произнес Давенпорт. — Скорее, наоборот. Большинство магов — одиночки, не способные на сильные привязанности и чувства. И редко кому из нас удается создать нормальную семью.

Он обернулся, и я увидела, как по его губам скользнула грустная улыбка.

— Нет, Изабелла, тебе не нужна магия. Без нее намного проще.

— А почему я называла леди Летицию тетей? Если она — тетка моего отца, то мне должна была приходиться бабушкой?

Когда я была маленькой, тетя Фима часто рассказывала о нашей с ней общей родословной, с удовольствием посвящая меня в тонкости семейных связей. А я слушала ее, выспрашивала значение непонятных слов и запоминала, кто кому приходится деверем или золовкой, и почему я должна называть бабушкой некую Ариадну Аркадьевну, в то время как сама числюсь ее двоюродной внучатой племянницей.

— Так хотела сама леди Летиция, — ответил Давенпорт.

Он мельком взглянул на циферблат и поморщился.

— К сожалению, мне уже пора. Если с тобой все в порядке…

Он не договорил, внимательно посмотрев мне в глаза. И в коричневой глубине снова мелькнуло что-то теплое, живое, настоящее. То, чему я не могла подобрать названия, но что заставляло совсем по-другому воспринимать этого холодного и сдержанного мужчину.

— Со мной все хорошо, — поторопилась заверить опекуна.

— Присси останется на ночь в твоей комнате. Вечером придет Штерн, он собирался сделать тебе массаж. Постарайся ни о чем не волноваться, и помни – в доме безопасно, — с нажимом произнес Давенпорт и уже тише добавил: — Что ж, я пойду.

Он покрутил в руках часы, захлопнул крышку и решительно распрямился.

— Да, пойду, — повторил он и быстро, не дожидаясь ответа, направился к выходу.

— Лорд Давенпорт! — поддавшись импульсу, окликнула опекуна.

Впервые за время нашего общения, Давенпорт открылся с другой стороны, и мне захотелось узнать его получше, понять, что стоит за вечным недовольством, и как он на самом деле относится к Белле.

— Да?

В темных глазах мелькнула настороженность.

— У вас найдется немного свободного времени? Может, прогуляемся по городу? Мне так хочется выбраться за пределы особняка, посмотреть на людей, попытаться вспомнить прошлое.

Давенпорт ненадолго задумался, прикидывая что-то, а потом спросил:

— Уверена, что тебе это по силам?

— Конечно.


— Что ж, хорошо. Постараюсь завтра освободиться пораньше.

Опекун провел большим пальцем по крышке часов, обводя линии гравировки, и добавил:

— Только оденься потеплее.

Мне достался нечитаемый взгляд, и Давенпорт вышел из комнаты.

***

Он от души выругался и ударил кулаком по сиденью мобиля. Снова неудача! Снова ложный след! А ведь, казалось, именно в этот раз ему повезет. Им всем повезет! Но нет. Судьба снова и снова проверяет его на прочность. Артенид, украденный Бавесом, оказался подделкой. Пустышкой. Копией.

Он устало потер глаза. Вторые сутки без сна. Сначала поездка на побережье, потом переговоры с Келлером, которые правильнее было бы назвать попойкой. Ну а дорога от Кранца вымотала его окончательно.

Он посмотрел на неспешно прогуливающихся людей и почувствовал, как в душе что-то шевельнулось. Давненько он вот так не гулял. Без цели, без спешки, без постоянного поиска. Надо бы пройтись немного. Глядишь, свежий воздух разгонит туман в голове и поможет понять, что делать дальше. Да и размяться не помешает, а то от долгого сидения спина затекла.

Он вылез из мобиля, захлопнул дверцу и пошел в сторону Аушвайгской площади.





Глава 4




Снег тихо кружил в воздухе и оседал на остроконечных крышах домов, кованых крылечках и чугунных фонарях. Вдоль тротуаров стояли вазоны, отделяющие проезжую часть от пешеходной зоны. Растущие в них вечнозеленые кустарники смешно выглядывали из-под снежных шапок, напоминая сердитых гномов, провожающих машину Давенпорта недоверчивыми взглядами.

Опекун сидел впереди, рядом с шофером, а я с интересом смотрела в окно, разглядывая проплывающую за стеклом столицу. Бреголь напоминал один из городов Европы, снимками которых завален весь интернет. Те же проплешины красной черепицы, такие же каменные дома — небольшие, уютные, с забавными флюгерочками и фонариками; сверкающие огнями витрины кондитерских и магазинов, узкие улочки и присыпанная снегом брусчатка мостовой.

Когда-то я и мечтать не могла побывать за границей, а сейчас наблюдала за проплывающими мимо каретами и старомодными машинами, рассматривала неторопливо идущих прохожих, жадно разглядывала их одежду и пыталась определить, к какой эпохе она принадлежит. Вот, например, две молодые женщины, застывшие у одной из витрин. Симпатичные, улыбчивые, они выглядели почти современно: юбки чуть ниже середины икры, просторные меховые жакеты с покатыми плечами, малюсенькие шляпки, кокетливо сдвинутые набок, завитые тугими локонами волосы. А рядом с дамами сгорбился мужчина в длинном плаще, похожем на те, что носили средневековые рыцари. И шляпа его выглядела странной, с пышным изогнутым пером и широкими полями. Или взять старую даму, вышедшую из кондитерской. Ее длинное платье со шлейфом, поверх которого была надета подбитая мехом накидка, наводило на мысли о позапрошлом веке. Интересно, и не сложно мадам передвигаться с таким неудобным «хвостом»?

— Лорд Давенпорт, а какой сейчас год? — разглядывая проплывающую за окном заснеженную площадь, спросила опекуна.

Чугунные фонари мелькали черными солдатиками, огромный памятник, напоминающий Медного всадника с Сенатской площади, собирал падающие белые хлопья бронзовым плащом, а смеющиеся дети бегали вокруг высокого постамента и закидывали друг друга снежками.

— Двадцать второй, — ответил Давенпорт.

— Тысяча девятьсот двадцать второй?

Я прикинула в уме, что помню из истории о двадцатых годах позапрошлого века. Окончание первой мировой, звуковое кино, нэп в России, красная помада и стрижки под мальчика. В общем, веселое времечко. Интересно, история этого мира развивается так же? Хотя, глядя на окружающих, я бы решила, что сейчас не двадцатый век, а конец девятнадцатого. И коротких стрижек тут еще точно нет. По крайней мере, я пока не заметила ни одной дамы с обрезанными выше плеч волосами.

— Неужели ты и этого не помнишь?

Давенпорт обернулся и пристально уставился мне в глаза.

— Увы.

Я вздохнула, но тут же поторопилась задать следующий вопрос:

— А почему люди одеты так… по-разному? Вот тот старик, например. Он же выглядит, будто на дворе не двадцатый век, а семнадцатый.

— Маги из старой знати живут долго, и многие из них одеваются так, как было принято во времена их молодости, — Давенпорт проводил взглядом остановившегося на перекрестке пожилого мужчину, и добавил: — Вот как лорд Баксли. Если не ошибаюсь, ему не так давно перевалило за двести. Его плащу, похоже, тоже.

Давенпорт едва заметно усмехнулся, а я в который раз поразилась тому, как меняется его лицо под влиянием эмоций. Может же быть нормальным человеком, когда захочет!

Я окинула опекуна внимательным взглядом. Судя по одежде, Давенпорт тоже предпочитает прошлое. Интересно, сколько ему лет?

— А сколько живут маги?

— По-разному. От ста до пятисот. Все зависит от уровня дара, — ответил опекун, и не успела я толком осознать сказанное, как машина остановилась. — Эрни, достань кресло леди Бернстоф, — велел шоферу Давенпорт.

Худощавый молчаливый Эрнест только кивнул в ответ. Я наблюдала, как он вытащил из отделения, напоминающего багажник, коляску, подкатил ее и открыл дверцу с моей стороны.

— Вы позволите, миледи?

Шофер помог мне сесть и распрямился, старательно избегая моего взгляда.

— Эрни, где плед? — выйдя из машины, спросил Давенпорт.

Снег заскрипел под его начищенными до блеска туфлями.

— Сейчас, милорд.