Леди, которая любила лошадей
Часть 42 из 70 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
- Это ты про кого? – Вещерский устроился в кресле и ногу за ногу закинул. Взгляд его блуждал по опустевшей комнате, а сам он казался донельзя задумчивым.
Но ответа он не получил.
Некромант, поднеся амулет к носу, понюхал его и скривился.
- На крови делан.
Черная плесень теперь гляделась еще более черной, да и не покидало явное ощущение, что прикасаться к ней, что вовсе приближаться – дурная затея.
- Положи, - попросил Демьян.
Ладислав кивнул, показывая, что просьба была услышана. Но вот расставаться с амулетом он не спешил, пусть и отодвинул, но разглядывал, поворачивая то в одну, то в другую сторону.
- Насчет заклятья ты прав, поставлено, - заметил Вещерский. – Только не понятно, как уживается… я подал запрос по той экспедиции.
- И что?
- И ничего… батюшка звонить изволил, пытался выяснить, зачем оно мне. А как выяснил, ругался… в жизни не слышал, чтобы батюшка изъяснялся столь… вычурно. Но обещал поспособствовать, да…
- И когда?
- Завтра курьер прибудет.
Наверное, тогда что-то да изменится.
- Полагаете, ей нарочно всучили?
- Никанор Бальтазарович утверждает, что купчиха эта вовсе даже и не больна, что здоровее многих будет, что, если и есть в ней какая зараза, то такого свойства, которое ему не доступно. А я весьма даже сомневаюсь, что ему что-то недоступно. А вы ничего не увидели?
- Боюсь, что нет.
- Что ж… - Ладислав все-таки положил амулет на сукно. Это значит, что, либо она здорова, либо мы все что-то да упускаем…
- Она говорила вполне искренне.
- И вполне искренне могла верить в болезнь, - согласился Вещерский. – Помнится, моя разлюбезная тетушка, Агриппина Евстратьевна, вполне искренне верила, что неизлечимо больна, причем неизвестною науке заразой. И даже личный целитель Его императорского Величества оказался неспособен ее переубедить. Целителя она обозвала неучем, а сама занялась исследованием. И дневник завела… так и ведет с тех пор, уже двадцать третий год кряду. Записывает симптомы. Тело свое вот науке завещала. Правда, эта наука не скоро дождется, но ведь главное – намерения-с.
Ладислав хмыкнул.
- Хотя, конечно… с женщиной, убежденной, что осталось ей немного… да и не только с женщиной, любой человек слабеет во время болезни, - Вещерский вытащил портсигар и, раскрыв его, уставился на ряд тонких изящного вида сигарет. После закрыл и убрал. – Марье обещался бросить… так вот, любой слабеет духом. И тогда-то управиться с ним легче.
- Думаете, с ней желают управиться?
- Почему нет? Мои люди пытаются найти этого вот таинственного любовника, но пока безуспешно.
- Может, - Ладислав обещаний никому не давал, а потому закурил спокойно, с явным наслаждением. – Его вовсе не существует?
- Не знаю, как любовник, но динамит она точно приобретала. Через своего, заметьте, компаньона, который являлся отцом совершенно нелюбезному типу Аполлону Иннокентьевичу… - Вещерский дернул носом и мрачно произнес.- Издеваешься?
- Что ты, как можно… просто и вправду, пить нельзя, так хоть это…
- Когда он умер? – Демьян не курил, и запах дыма был ему безразличен.
- В том и дело, что не так давно. Аккурат после возвращения единственного сына и наследника из Австрии, где тот проживал…
- …и, похоже, сполна проникся тамошним духом, - поддержал Ладислав.
- И связи нужные заимел… к слову, он весьма тесно приятельствовал с неким Потоцким, который учился на медикуса и по возвращении пытался открыть собственную аптеку. Однако что-то да не заладилось.
- И где он? – поинтересовался Демьян.
- А вот это пытаются выяснить. Думаю, что стоит наведаться в гости к Аполлону Иннокентьевичу. Мои люди за ним приглядывают, но… личные визиты порой многое дают.
- Не спугнут?
- Что ты… они издали, осторожненько, - Вещерский помахал рукой перед носом и с удивлением произнес: - А и вправду воняет. Шел бы ты, друг мой, курить в сад.
- В саду, думаешь, меньше вонять будет?
- Мне – да, а сверчкам, полагаю, все едино… а мы пока побеседуем, - и взгляд его, направленный на Демьяна, был до крайности многообещающим. Вот только взгляд этот Демьян выдержал с легкостью. И даже не покраснел.
Кажется.
Смутился, не без того.
А Вещерский знай себе, усмехается.
- Верно, понимаете, что беседа у нас с вами предстоит приватная, в которой свидетели, сколь бы близкими друзьями они ни были, лишнее…
Демьян поклонился.
- К вашим…
- Бросьте эти глупости. Услугам… мне от вас услуги не надобны, а служите вы так, что дай-то Господь прочим. В ваших бумагах не один орден потерялся, вот только…
- Родом не вышел?
- Скорее чем-то весьма не угодили Бельцевским.
- А это кто?
Имя Демьян слышал не то, чтобы впервые, все ж столь славный род в Империи был известен, как и прочие, входившие в первую боярскую сотню, но…
- А это… это вы, думаю, сами знаете.
- Я ни на что не претендую.
- Вы и не можете. Пусть бумаги об отлучении они и прячут престарательнейшим образом, однако это скорее по привычке, нежели из желания и вправду что-то скрыть. Родовые книги ведутся через Геральдическую палату. Там и отсечение от рода Бельцевского Алексея Васильевича имеется, за его, к слову, подписью, потому при всем желании претендовать на что-либо у вас не выйдет. Документы оформлены верно.
Алексей?
Выходит, отца отречение задело, если сменил он не только фамилию, но и имя, которым наречен был, не говоря уже об отчестве.
- Да я и не собирался… даже выяснять.
- Уж извините, коли влез, но речь идет о моей своячнице. Да и не люблю я сюрпризов в ближних людях.
Демьян пожал плечами.
Бельцевские… и странно, что от новости этой ничего-то в груди не дрогнуло. Демьян попытался было представить, как он встречается с родней, но не вышло. Воображения не хватило. Не оттого ли, что сама родня явно к этакой встрече не стремится.
- Если вы хотите знать…
- Не хочу.
- …то именно они причастны к тому, что вас отослали из Петербурга, - Вещерский смотрел выжидающе. – А после и из Москвы, хотя там-то ваш начальник, любезнейший Аскофьев, весьма подобному решению противился. Просил оставить… злитесь?
- А надо?
Демьян извлек собственный портсигар, возможно, не столь роскошный, как у Вещерского, но любимый, памятный, Павлушей с ребятами поднесенный на годовщину.
- И правильно, не надо… нет, если у вас имеется желание, то я вполне устрою перевод, хоть в Москву, хоть в Петербург. И о чине похлопочу.
- Не стоит, - вот чего Демьян не любил, так это чинов, которыми обзаводились не по собственным заслугам, но в результате этаких вот хлопотаний. Вещерский кивнул. – Да и… что мне там делать?
Когда-то оно, конечно, обидно было.
И остаться хотелось.
И карьера манила, кружила голову небывалыми высотами, которых он, Демьян, несомненно достигнет, ибо неглуп, одарен и ко всему старателен. Начальство ценило, малые чины… не сказать, чтобы любили, да и лишнее это вовсе, но уважали, не без того.
Он уже и на повышение надеялся.
И квартирку приглядывал, чтобы попристойней. И даже за девицею одной ухаживать начал с пресерьезными намерениями. А та к ухаживаниям отнеслась благосклонно. И как знать, не приди вдруг приказ о переводе, может, все-то бы у них сладилось с любезною Калерией Митрофановной.
Свадьбу бы сыграли.
И жили бы душа в душу… но нет, отослали. И она, верная слову, честно писала Демьяну проникновенные письма, а он отвечал, вымучивая из себя витиеватые фразы.
Слал сухие цветы.
И сласти.
А потом как-то все само и попритихло, унялось. В Москве же… все повторилось. И вновь была обида. И непонимание, чем же он, Демьян, заслужил подобную немилость.
Выходит, что ничем.
- Кто ж знает. Толковый человек везде пригодится. Да вы курите, курите… я подышу хоть. На вас Марья ругаться не станет… - Вещерский вздохнул с притворною печалью. – Хотите, к себе заберу. Все ж нынешний дар ваш весьма, оказывается, полезен. А нет, то и на свою должность вернетесь. Или даже повысить могу.
Но ответа он не получил.
Некромант, поднеся амулет к носу, понюхал его и скривился.
- На крови делан.
Черная плесень теперь гляделась еще более черной, да и не покидало явное ощущение, что прикасаться к ней, что вовсе приближаться – дурная затея.
- Положи, - попросил Демьян.
Ладислав кивнул, показывая, что просьба была услышана. Но вот расставаться с амулетом он не спешил, пусть и отодвинул, но разглядывал, поворачивая то в одну, то в другую сторону.
- Насчет заклятья ты прав, поставлено, - заметил Вещерский. – Только не понятно, как уживается… я подал запрос по той экспедиции.
- И что?
- И ничего… батюшка звонить изволил, пытался выяснить, зачем оно мне. А как выяснил, ругался… в жизни не слышал, чтобы батюшка изъяснялся столь… вычурно. Но обещал поспособствовать, да…
- И когда?
- Завтра курьер прибудет.
Наверное, тогда что-то да изменится.
- Полагаете, ей нарочно всучили?
- Никанор Бальтазарович утверждает, что купчиха эта вовсе даже и не больна, что здоровее многих будет, что, если и есть в ней какая зараза, то такого свойства, которое ему не доступно. А я весьма даже сомневаюсь, что ему что-то недоступно. А вы ничего не увидели?
- Боюсь, что нет.
- Что ж… - Ладислав все-таки положил амулет на сукно. Это значит, что, либо она здорова, либо мы все что-то да упускаем…
- Она говорила вполне искренне.
- И вполне искренне могла верить в болезнь, - согласился Вещерский. – Помнится, моя разлюбезная тетушка, Агриппина Евстратьевна, вполне искренне верила, что неизлечимо больна, причем неизвестною науке заразой. И даже личный целитель Его императорского Величества оказался неспособен ее переубедить. Целителя она обозвала неучем, а сама занялась исследованием. И дневник завела… так и ведет с тех пор, уже двадцать третий год кряду. Записывает симптомы. Тело свое вот науке завещала. Правда, эта наука не скоро дождется, но ведь главное – намерения-с.
Ладислав хмыкнул.
- Хотя, конечно… с женщиной, убежденной, что осталось ей немного… да и не только с женщиной, любой человек слабеет во время болезни, - Вещерский вытащил портсигар и, раскрыв его, уставился на ряд тонких изящного вида сигарет. После закрыл и убрал. – Марье обещался бросить… так вот, любой слабеет духом. И тогда-то управиться с ним легче.
- Думаете, с ней желают управиться?
- Почему нет? Мои люди пытаются найти этого вот таинственного любовника, но пока безуспешно.
- Может, - Ладислав обещаний никому не давал, а потому закурил спокойно, с явным наслаждением. – Его вовсе не существует?
- Не знаю, как любовник, но динамит она точно приобретала. Через своего, заметьте, компаньона, который являлся отцом совершенно нелюбезному типу Аполлону Иннокентьевичу… - Вещерский дернул носом и мрачно произнес.- Издеваешься?
- Что ты, как можно… просто и вправду, пить нельзя, так хоть это…
- Когда он умер? – Демьян не курил, и запах дыма был ему безразличен.
- В том и дело, что не так давно. Аккурат после возвращения единственного сына и наследника из Австрии, где тот проживал…
- …и, похоже, сполна проникся тамошним духом, - поддержал Ладислав.
- И связи нужные заимел… к слову, он весьма тесно приятельствовал с неким Потоцким, который учился на медикуса и по возвращении пытался открыть собственную аптеку. Однако что-то да не заладилось.
- И где он? – поинтересовался Демьян.
- А вот это пытаются выяснить. Думаю, что стоит наведаться в гости к Аполлону Иннокентьевичу. Мои люди за ним приглядывают, но… личные визиты порой многое дают.
- Не спугнут?
- Что ты… они издали, осторожненько, - Вещерский помахал рукой перед носом и с удивлением произнес: - А и вправду воняет. Шел бы ты, друг мой, курить в сад.
- В саду, думаешь, меньше вонять будет?
- Мне – да, а сверчкам, полагаю, все едино… а мы пока побеседуем, - и взгляд его, направленный на Демьяна, был до крайности многообещающим. Вот только взгляд этот Демьян выдержал с легкостью. И даже не покраснел.
Кажется.
Смутился, не без того.
А Вещерский знай себе, усмехается.
- Верно, понимаете, что беседа у нас с вами предстоит приватная, в которой свидетели, сколь бы близкими друзьями они ни были, лишнее…
Демьян поклонился.
- К вашим…
- Бросьте эти глупости. Услугам… мне от вас услуги не надобны, а служите вы так, что дай-то Господь прочим. В ваших бумагах не один орден потерялся, вот только…
- Родом не вышел?
- Скорее чем-то весьма не угодили Бельцевским.
- А это кто?
Имя Демьян слышал не то, чтобы впервые, все ж столь славный род в Империи был известен, как и прочие, входившие в первую боярскую сотню, но…
- А это… это вы, думаю, сами знаете.
- Я ни на что не претендую.
- Вы и не можете. Пусть бумаги об отлучении они и прячут престарательнейшим образом, однако это скорее по привычке, нежели из желания и вправду что-то скрыть. Родовые книги ведутся через Геральдическую палату. Там и отсечение от рода Бельцевского Алексея Васильевича имеется, за его, к слову, подписью, потому при всем желании претендовать на что-либо у вас не выйдет. Документы оформлены верно.
Алексей?
Выходит, отца отречение задело, если сменил он не только фамилию, но и имя, которым наречен был, не говоря уже об отчестве.
- Да я и не собирался… даже выяснять.
- Уж извините, коли влез, но речь идет о моей своячнице. Да и не люблю я сюрпризов в ближних людях.
Демьян пожал плечами.
Бельцевские… и странно, что от новости этой ничего-то в груди не дрогнуло. Демьян попытался было представить, как он встречается с родней, но не вышло. Воображения не хватило. Не оттого ли, что сама родня явно к этакой встрече не стремится.
- Если вы хотите знать…
- Не хочу.
- …то именно они причастны к тому, что вас отослали из Петербурга, - Вещерский смотрел выжидающе. – А после и из Москвы, хотя там-то ваш начальник, любезнейший Аскофьев, весьма подобному решению противился. Просил оставить… злитесь?
- А надо?
Демьян извлек собственный портсигар, возможно, не столь роскошный, как у Вещерского, но любимый, памятный, Павлушей с ребятами поднесенный на годовщину.
- И правильно, не надо… нет, если у вас имеется желание, то я вполне устрою перевод, хоть в Москву, хоть в Петербург. И о чине похлопочу.
- Не стоит, - вот чего Демьян не любил, так это чинов, которыми обзаводились не по собственным заслугам, но в результате этаких вот хлопотаний. Вещерский кивнул. – Да и… что мне там делать?
Когда-то оно, конечно, обидно было.
И остаться хотелось.
И карьера манила, кружила голову небывалыми высотами, которых он, Демьян, несомненно достигнет, ибо неглуп, одарен и ко всему старателен. Начальство ценило, малые чины… не сказать, чтобы любили, да и лишнее это вовсе, но уважали, не без того.
Он уже и на повышение надеялся.
И квартирку приглядывал, чтобы попристойней. И даже за девицею одной ухаживать начал с пресерьезными намерениями. А та к ухаживаниям отнеслась благосклонно. И как знать, не приди вдруг приказ о переводе, может, все-то бы у них сладилось с любезною Калерией Митрофановной.
Свадьбу бы сыграли.
И жили бы душа в душу… но нет, отослали. И она, верная слову, честно писала Демьяну проникновенные письма, а он отвечал, вымучивая из себя витиеватые фразы.
Слал сухие цветы.
И сласти.
А потом как-то все само и попритихло, унялось. В Москве же… все повторилось. И вновь была обида. И непонимание, чем же он, Демьян, заслужил подобную немилость.
Выходит, что ничем.
- Кто ж знает. Толковый человек везде пригодится. Да вы курите, курите… я подышу хоть. На вас Марья ругаться не станет… - Вещерский вздохнул с притворною печалью. – Хотите, к себе заберу. Все ж нынешний дар ваш весьма, оказывается, полезен. А нет, то и на свою должность вернетесь. Или даже повысить могу.