Леди, которая любила лошадей
Часть 36 из 70 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ни проклятью.
Сколько она так стояла, Василиса не знала. Наверняка долго, потому как сперва вернулась способность дышать, потом отступили и слезы. Оказалось, что нисколько они не бесконечны. Потом… потом вдруг стало немного неудобно.
И появился страх, что кто-то да увидит.
Вздохнул Хмурый…
- Почему щит не поставила? – Демьян глядел строго, и поневоле Василиса ощутила себя виноватой. А еще глупой. И вправду, можно было бы спешиться и щит… или вот амулет. У нее этих амулетов целая связка имеется, а она…
- З-забыла, - это слово далось Василисе не без труда. Клацнули зубы, едва не прикусив язык. Господи, теперь он подумает, что Василиса мало того, что безответственная, так еще и дура кромешная. А она и вправду забыла. Растерялась. И вообще… – Как ты… тут…
- За тобой ехал, - руки разжались, и Василисе позволено было отступить, впрочем, недалеко, ибо ноги ее все-таки еще не держали. И подумалось, что сама-то она и шага теперь не сделает.
Но нет, сделала.
И еще один.
И до дороги добралась, и даже присела на камень.
- За мной?
- Видел, как ты приехала… извини, сразу выйти не получилось. Ладислав пытается понять, как у них выходит, живое с мертвым завязать.
Василиса кивнула.
А Демьян сел рядом, прямо на траву, и ноги скрестил.
- А ты…
- Надо же на ком-то опыты ставить, - он улыбнулся, показывая, что шутит.
Возможно, шутит.
- Я как вышел, так только и успел заметить, что ты отъезжаешь. Решил вот приглядеть, а то мало ли.
Много.
Господи, какая же она… и руки тоже дрожат. И, кажется, теперь Василиса понимает Марью с ее боязнью лошадей. Хотя, конечно, волки куда как страшнее.
- Я тебя не видела.
- Я не прятался, - Демьян подал платок, и Василиса взяла, вытерла щеки, которые наверняка раскраснелись. И глаза опухли. И в носу теперь пренеприятно хлюпает. – Думал окликнуть, но после решил не мешаться. Мало ли…
Мало.
И много.
И, кажется, Василиса окончательно успокоилась. Почти. Руки еще дрожат, но самую малость. Только платок она не возвращает. И говорить не говорит, потому как сказать нечего. А тишина становится тяжелою. Стрекочут в траве кузнечики, где-то высоко, прячась в облаках, поет жаворонок.
Солнце припекает.
И время-то близится к полудню.
- Все хорошо? – тихо спросил Демьян.
- Да. Наверное. Не знаю. Кажется, я опять запуталась, - Василиса огляделась и, убедившись, что Хмурый рядом, что, пусть и не спокоен, стоит, прядет ушами, прислушиваясь к тому, что происходит рядом, но бежать не собирается.
Надо бы подпругу ослабить.
И выходить, чтобы беды не случилось. Но сил нет встать.
Демьянова лошадь, солового вида мерин, держится с куда большим спокойствием, то ли волков не почуял, то ли верил, что люди сумеют с этою напастью справиться.
- Надо… идти, - Василиса все-таки встала. И Демьян вскочил, подал руку. А она оперлась, и показалось вдруг, что нет в мире опоры надежней, чем эта вот рука. От него пахло порохом, и запах этот вновь же не пугал, напротив, казался естественным и правильным, как и сам Демьян. – Просто… когда ходишь, легче как-то… и кони…
Десять шагов до Хмурого дались нелегко, но с каждым становилось легче.
А подпругу ослабил Демьян.
И он же взял лошадей под уздцы. Предложил:
- Давайте в седло.
Но Василиса покачала головой.
- Тогда если устанете, скажете?
- Скажу.
- Хорошо, - он не стал спорить или уговаривать, за что Василиса была несказанно благодарна. На спор у нее не хватило бы сил.
Сперва она просто шла, сосредоточившись на том, чтобы не упасть. Потом… потом идти стало скучно, и Василиса заговорила первой:
- Марья заругается, если узнает… и точно запрет дома. Заставит выбирать ткани на обивку. И на портьеры. И на остальное тоже.
- А вы не хотите?
- Не хочу. И хочу тоже. Но… у Марьи идеальный вкус. Она точно знает, что сейчас модно, а что давно уже из моды вышло.
- Это важно? – Демьян погладил солового по носу.
- Тоже не знаю… и, кажется, я совершенно ничего не знаю. Но… она давно занималась домом. Сперва нашим, потом и своим, но и нашим тоже… и у нее опыт. А я?
- А вы?
- А у меня опыта нет, - прозвучало так, будто Василиса жалуется. А потом она поняла, что и вправду жалуется, пусть это невероятнейшая глупость, потому как если на кого и жаловаться, то на себя.
- И не будет, - сказал Демьян, срывая веточку лаванды. И к ней другую, а затем и третью. – Если вы и дальше останетесь в стороне. Он ведь не берется из ниоткуда, этот опыт…
Демьян остановился и, оглядевшись, – поле расстилалось во все стороны, хрупкие стебельки качались на ветру, и казалось, что на поле это накинули чудеснейшую муаровую шаль – сказал:
- Вам стоит отдохнуть.
И Василиса согласилась, не потому как устала, вовсе нет, просто… если они будут идти, то куда-нибудь да придут, к людям, где надобно вести себя соответственно и уж точно не будет возможности говорить. А говорить хотелось.
То ли пережитый страх повлиял.
То ли просто намолчалась она за годы, но собственное одиночество, к которому она, казалось, привыкла, ныне стало совершенно невыносимым.
- Погодите, - Демьян протянул букетик из тонких стебельков, сам же стянул куртку и бросил ее на землю. – Присаживайтесь.
Василиса и присела.
И цветы не вернула.
Лаванда пахла… лавандой. И в былые времена она с тетушкой поднималась сюда, на верхнюю гряду, и Лялю брали, и тетушкину пожилую камеристку, и еще служанок, которые срезали эти вот стебельки, аккуратно складывая их в корзины, чтобы после спустить вниз. И уже дома из стебельков связывали веники, отправляя их сушиться на чердак, а как высохнут, так и собирали букеты.
- Просто подумайте, хотите ли вы заниматься чем-то подобным, - Демьян опустился на землю рядом. Как-то… слишком уж близко.
И одновременно чересчур далеко.
Василиса и не представляла, что такое возможно.
- Если хотите, то… княжна показалась мне разумным человеком. Возможно, чрезмерно напористым, но если вы скажете, что это ваш дом, спорить она не станет.
Нет, не станет.
И даже если обидится на этакое, а она обязательно обидится, потому как сама Василиса определенно обиделась бы, то виду не подаст.
- У нее получится лучше, - сказала она, подумав. – Она точно знает, что делать, чтобы дом был… идеальным. Только…
- Это будет не ваш идеал?
- Именно, - Василиса обрадовалась, сколь точно удалось ему сказать. – Не мой.
- Тогда скажите ей.
- Что не хочу ее помощи?
- Почему? – Демьян щурился, и теперь было видно, что он совсем даже не молод. Не стар, конечно, но и не молод. И еще его определенно нельзя назвать красивым.
И Василиса даже не могла бы сказать, что это новое лицо так уж отличается от старого. То есть, отличается, конечно, но в чем именно, она понять неспособна. И главное, что ей на самом-то деле совершенно безразлично, новое это лицо или прежнее.
Главное, Василисе рядом с этим человеком спокойно.
- Помощи как раз просить не стыдно. Только трудно. Но… помощь – это одно, а делать за кого-то – совсем другое. Просто поймите, чего нужно именно вам.
Если бы…
Сколько она так стояла, Василиса не знала. Наверняка долго, потому как сперва вернулась способность дышать, потом отступили и слезы. Оказалось, что нисколько они не бесконечны. Потом… потом вдруг стало немного неудобно.
И появился страх, что кто-то да увидит.
Вздохнул Хмурый…
- Почему щит не поставила? – Демьян глядел строго, и поневоле Василиса ощутила себя виноватой. А еще глупой. И вправду, можно было бы спешиться и щит… или вот амулет. У нее этих амулетов целая связка имеется, а она…
- З-забыла, - это слово далось Василисе не без труда. Клацнули зубы, едва не прикусив язык. Господи, теперь он подумает, что Василиса мало того, что безответственная, так еще и дура кромешная. А она и вправду забыла. Растерялась. И вообще… – Как ты… тут…
- За тобой ехал, - руки разжались, и Василисе позволено было отступить, впрочем, недалеко, ибо ноги ее все-таки еще не держали. И подумалось, что сама-то она и шага теперь не сделает.
Но нет, сделала.
И еще один.
И до дороги добралась, и даже присела на камень.
- За мной?
- Видел, как ты приехала… извини, сразу выйти не получилось. Ладислав пытается понять, как у них выходит, живое с мертвым завязать.
Василиса кивнула.
А Демьян сел рядом, прямо на траву, и ноги скрестил.
- А ты…
- Надо же на ком-то опыты ставить, - он улыбнулся, показывая, что шутит.
Возможно, шутит.
- Я как вышел, так только и успел заметить, что ты отъезжаешь. Решил вот приглядеть, а то мало ли.
Много.
Господи, какая же она… и руки тоже дрожат. И, кажется, теперь Василиса понимает Марью с ее боязнью лошадей. Хотя, конечно, волки куда как страшнее.
- Я тебя не видела.
- Я не прятался, - Демьян подал платок, и Василиса взяла, вытерла щеки, которые наверняка раскраснелись. И глаза опухли. И в носу теперь пренеприятно хлюпает. – Думал окликнуть, но после решил не мешаться. Мало ли…
Мало.
И много.
И, кажется, Василиса окончательно успокоилась. Почти. Руки еще дрожат, но самую малость. Только платок она не возвращает. И говорить не говорит, потому как сказать нечего. А тишина становится тяжелою. Стрекочут в траве кузнечики, где-то высоко, прячась в облаках, поет жаворонок.
Солнце припекает.
И время-то близится к полудню.
- Все хорошо? – тихо спросил Демьян.
- Да. Наверное. Не знаю. Кажется, я опять запуталась, - Василиса огляделась и, убедившись, что Хмурый рядом, что, пусть и не спокоен, стоит, прядет ушами, прислушиваясь к тому, что происходит рядом, но бежать не собирается.
Надо бы подпругу ослабить.
И выходить, чтобы беды не случилось. Но сил нет встать.
Демьянова лошадь, солового вида мерин, держится с куда большим спокойствием, то ли волков не почуял, то ли верил, что люди сумеют с этою напастью справиться.
- Надо… идти, - Василиса все-таки встала. И Демьян вскочил, подал руку. А она оперлась, и показалось вдруг, что нет в мире опоры надежней, чем эта вот рука. От него пахло порохом, и запах этот вновь же не пугал, напротив, казался естественным и правильным, как и сам Демьян. – Просто… когда ходишь, легче как-то… и кони…
Десять шагов до Хмурого дались нелегко, но с каждым становилось легче.
А подпругу ослабил Демьян.
И он же взял лошадей под уздцы. Предложил:
- Давайте в седло.
Но Василиса покачала головой.
- Тогда если устанете, скажете?
- Скажу.
- Хорошо, - он не стал спорить или уговаривать, за что Василиса была несказанно благодарна. На спор у нее не хватило бы сил.
Сперва она просто шла, сосредоточившись на том, чтобы не упасть. Потом… потом идти стало скучно, и Василиса заговорила первой:
- Марья заругается, если узнает… и точно запрет дома. Заставит выбирать ткани на обивку. И на портьеры. И на остальное тоже.
- А вы не хотите?
- Не хочу. И хочу тоже. Но… у Марьи идеальный вкус. Она точно знает, что сейчас модно, а что давно уже из моды вышло.
- Это важно? – Демьян погладил солового по носу.
- Тоже не знаю… и, кажется, я совершенно ничего не знаю. Но… она давно занималась домом. Сперва нашим, потом и своим, но и нашим тоже… и у нее опыт. А я?
- А вы?
- А у меня опыта нет, - прозвучало так, будто Василиса жалуется. А потом она поняла, что и вправду жалуется, пусть это невероятнейшая глупость, потому как если на кого и жаловаться, то на себя.
- И не будет, - сказал Демьян, срывая веточку лаванды. И к ней другую, а затем и третью. – Если вы и дальше останетесь в стороне. Он ведь не берется из ниоткуда, этот опыт…
Демьян остановился и, оглядевшись, – поле расстилалось во все стороны, хрупкие стебельки качались на ветру, и казалось, что на поле это накинули чудеснейшую муаровую шаль – сказал:
- Вам стоит отдохнуть.
И Василиса согласилась, не потому как устала, вовсе нет, просто… если они будут идти, то куда-нибудь да придут, к людям, где надобно вести себя соответственно и уж точно не будет возможности говорить. А говорить хотелось.
То ли пережитый страх повлиял.
То ли просто намолчалась она за годы, но собственное одиночество, к которому она, казалось, привыкла, ныне стало совершенно невыносимым.
- Погодите, - Демьян протянул букетик из тонких стебельков, сам же стянул куртку и бросил ее на землю. – Присаживайтесь.
Василиса и присела.
И цветы не вернула.
Лаванда пахла… лавандой. И в былые времена она с тетушкой поднималась сюда, на верхнюю гряду, и Лялю брали, и тетушкину пожилую камеристку, и еще служанок, которые срезали эти вот стебельки, аккуратно складывая их в корзины, чтобы после спустить вниз. И уже дома из стебельков связывали веники, отправляя их сушиться на чердак, а как высохнут, так и собирали букеты.
- Просто подумайте, хотите ли вы заниматься чем-то подобным, - Демьян опустился на землю рядом. Как-то… слишком уж близко.
И одновременно чересчур далеко.
Василиса и не представляла, что такое возможно.
- Если хотите, то… княжна показалась мне разумным человеком. Возможно, чрезмерно напористым, но если вы скажете, что это ваш дом, спорить она не станет.
Нет, не станет.
И даже если обидится на этакое, а она обязательно обидится, потому как сама Василиса определенно обиделась бы, то виду не подаст.
- У нее получится лучше, - сказала она, подумав. – Она точно знает, что делать, чтобы дом был… идеальным. Только…
- Это будет не ваш идеал?
- Именно, - Василиса обрадовалась, сколь точно удалось ему сказать. – Не мой.
- Тогда скажите ей.
- Что не хочу ее помощи?
- Почему? – Демьян щурился, и теперь было видно, что он совсем даже не молод. Не стар, конечно, но и не молод. И еще его определенно нельзя назвать красивым.
И Василиса даже не могла бы сказать, что это новое лицо так уж отличается от старого. То есть, отличается, конечно, но в чем именно, она понять неспособна. И главное, что ей на самом-то деле совершенно безразлично, новое это лицо или прежнее.
Главное, Василисе рядом с этим человеком спокойно.
- Помощи как раз просить не стыдно. Только трудно. Но… помощь – это одно, а делать за кого-то – совсем другое. Просто поймите, чего нужно именно вам.
Если бы…