Лагерь

– Так, – говорит Эшли. – Кое-что из этого может сработать. Просто надо подобрать другое сочетание. Менее продуманное.

– Мы что, собираемся устроить показ мод? – вопрошает Джордж. Остальные ребята в домике, готовящиеся к плаванию, замолкают и таращатся на нас.

– Показ мод? – переспрашивает Монтгомери, худой рыжий семнадцатилетний парнишка, который, рассказывая о своей учебе в Лос-Анджелесе, четыре раза назвал себя «та еще сука».

– Не надо дразниться, – предостерегает Паз. Ей тоже семнадцать, у нее обритая голова и темная кожа.

– Показ мод! – скандируют остальные. – Показ мод!

Эшли улыбается, они с Джорджем начинают перебирать мою одежду и бросают мне одну вещь за другой.

– Монтаж! – кричит Монтгомери, и в течение следующих двадцати минут я демонстрирую им разные прикиды под комментарии вроде «О да, детка, красавчик!». Даже Марк, которого поначалу раздражало все это, в конце концов, вступает в игру, хотя, похоже, он подстебывает меня, когда включает «Как хорошо быть женщиной». Но, может быть, это просто название песни из спектакля. Несмотря на в высшей степени неподходящее музыкальное сопровождение, мне нравится демонстрировать одежду, соответствуя тому мужественному образу, который я вырабатывал целый год: широко расставленные при ходьбе ноги, бедра вперед, кивки подбородком. Я даже поигрываю мышцами брюшного пресса и хвастаю бицепсами, что умудрился нарастить. Некоторые мальчики смотрят на меня теперь немного иначе – словно я не я, а какой-то новый для них человек. Собственно, именно этого я и добивался.

Когда показ мод заканчивается, у меня имеется другой набор образов. Они… не фонтан, если честно. Хотя готов признать: они сексуальны на некий небрежный манер. Но цвета сочетаются плохо, все какое-то неаккуратное и нелогичное. Если тут и может идти речь о стиле, то я не углядываю его или, по крайней мере, он вовсе не мой. Но все уверяют меня, что дело сделано. И, в общем-то, что такое одежда по сравнению с любовью?

– Ну, повеселились и пора к бассейну, – говорит Марк. – Вперед! Никто здесь не остается.

Я переодеваюсь в черный купальный костюм, беру полотенце и вместе со всеми иду вниз по лестнице к нижнему ярусу лагеря. Отсюда хорошо видно, что наш лагерь очень большой. Не знаю точно, насколько он велик, но простирается он на несколько миль в разных направлениях. С лестницы увидеть реку нельзя – она на дальнем конце территории. Но, думаю, из театрального домика видна столовая – хотя она и домик тоже расположены на двух других противоположных концах овала, в который заключен лагерь. Бассейн находится прямо у лестницы, и в нем уже полно вскрикивающих и плещущихся ребят. Вода, похоже, превосходная. Когда мы подходим ближе, Эшли хватает меня и Джорджа за руки. Я смотрю на нее. Она смотрит на спасателя. Я тоже смотрю на этого человека и наконец узнаю ее.

– Дженис, – шепчет Эшли.

– Дорогая, все в порядке, – пытается успокоить ее Джордж.

Почти весь персонал лагеря «Открытая страна» – квиры, кроме спасателей и работников кухни, которые должны иметь сертификаты местного штата, а найти среди местного населения работников, да еще и квиров, трудно (по крайней мере, так объяснил нам это Марк несколько лет тому назад), вот Джоан и прибегает к услугам компании по подбору кадров. Разумеется, она наблюдает за этими работниками. «Она способна распознать гомофоба за сто ярдов, – утверждает Марк. – А иначе как объяснить ее постоянно усталый вид?»

Потому многие спасатели – натуралы. Даже Дженис Анкэс с ее длинными лавандовыми кудрями и кольцом в губе, которая старше нас всего на год. Прошлым летом Эшли была достаточно близка с ней. Не в сексуальном смысле, а просто слегка влюбилась в нее. А небольшая влюбленность в девушку-натуралку означает, насколько я могу судить, большие страдания в течение всего лета.

– Да все в порядке, – заверяю я Эшли. – Она – твой друг. Ты же пережила свое увлечение, верно? – В ноябре Эшли прислала каждому из нас длинное письмо с рассказом об этом.

– Ну да, – соглашается Эшли. – Просто… я не думала, что она опять будет здесь. Думала, она проведет лето с бабушкой и дедушкой в племени мохеганов. Так она мне сказала.

– Ну, наверное, обстоятельства изменились, – предполагаю я.

– Она машет нам, – говорит Джордж. – Давайте помашем ей в ответ.

Сделав это, мы идем дальше.

– Просто я не хочу повторения, – жалуется Эшли. – Собираюсь сохранять дистанцию. Буду с ней вежлива, но не стану ее лучшей подругой, как в прошлом году.

– Хороший план, – одобрительно киваю я.

– Мы поддержим тебя, – обещает Джордж.

– О’кей, – Эшли подтягивает лямку черного купальника с изображениями черепов. Мы минуем ограждение бассейна и раздевалки, подходим к воде, и Джордж ныряет. Я тут же замечаю Хадсона. Он в синем купальном костюме, то есть, я хочу сказать, плавках. Я прыгаю в воду прежде, чем он замечает меня, и потому он не видит мои не вполне соответствующие моему новому имиджу плавки. Вода чуть холодновата, но воздух теплый, находиться в бассейне очень приятно, и скоро я погружаюсь в воду по шею.

– Дорогой, продемонстрируй свои мышцы, – советует Джордж. – Он направляется сюда.

Хадсон действительно плывет к нам, его темные волосы прилипли ко лбу. Рядом с ним Брэд, и очень скоро они предстают передо мной, Эшли и Джорджем. Я довольно долго лицезрею Хадсона без рубашки – выступающие, но не слишком, кубики брюшного пресса, сильные плечи, на которых, должно быть, очень хорошо спать, – а он, в свою очередь, изучает меня, проходясь взглядом по дорожке волос, идущей от пупка вниз. Я краснею и ныряю, а несколькими секундами позже снова оказываюсь на поверхности.

– Вы двое любуетесь друг другом? – спрашивает у них Джордж.

– Я любуюсь тобой, – отвечает ему Брэд.

– Стоит твоему телу немного обрасти волосами, и тебя начинают замечать, – объясняет Джордж Эшли. Она тем временем, не обращая на нас никакого внимания, смотрит на Дженис.

– Я, Джордж, заметил тебя еще до того, – заверяет Брэд. Джордж слегка удивляется тому, что он знает, как его зовут. – Тебе идет волосатость. Мне бы хотелось лизнуть…

– Иногда чем меньше, тем лучше, дорогой, – перебивает его Джордж. – Но все равно спасибо. – Он улыбается и моргает, демонстрируя свои ресницы. Брэд закусывает нижнюю губу, а потом тоже улыбается.

– Не стоит благодарности. Как вы провели этот год? – интересуется он, и Хадсон говорит ему:

– Брэд, Дал здесь новенький.

– Кто, Дал? – переспрашивает Брэд.

– Дорогой, – внезапно встревает Джордж, – почему бы нам не обсудить те чудеса, что пубертат сотворил с моим телом, на другом конце бассейна, на глубине?

– Да? – улыбается Брэд. – Конечно. – Я бросаю Джорджу благодарный взгляд. Надеюсь, он сможет удержать Брэда от того, чтобы тот разрушил мой план.

Они плывут прочь, и Эшли, не отрывая глаз от Дженис, делает то же самое, пробормотав:

– Я хочу поговорить с ней.


– Нет! Ты же сказала… – начинаю я, но тут Хадсон кладет руку мне на плечо – на мое обнаженное плечо, – и я на какое-то время лишаюсь дара речи. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он улыбается. Глаза у него темно-серые, слегка отсвечивающие синевой, вода отражается в них, и они кажутся усыпанными блестками.

– Ну, – говорит он. – Я рад, что они оставили нас одних.

– Ага, – соглашаюсь я.

– Так значит, ты сделал каминг-аут совсем недавно? – спрашивает он, облокотившись на край бассейна и погрузившись в воду по шею. Я следую его примеру, и атмосфера становится более интимной – наши головы над водой, тела под ней, и благодаря игре света и тени создается впечатление, будто мы касаемся друг друга.

– Нет, – отвечаю я, – это случилось, когда мне было двенадцать. – Всегда проще придерживаться правды.

– Значит, твои родители не хотели посылать тебя в этот лагерь? Боялись, что здесь сплошные оргии и шоу трансвеститов? Мои этого боялись.

– Что-то вроде того, – вру я. Мои родители всегда ужасно радовались моему пребыванию здесь. Именно они отыскали этот лагерь и четыре года тому назад предложили мне поехать сюда. Но это можно объяснить и позже. А пока он будет считать, что я здесь впервые, и я не собираюсь разубеждать его.

– Я просто сказал им, что тут все так же, как в других лагерях. Вот только никто не будет бояться заходить в бассейн одновременно со мной.

– Кто может бояться этого? – удивляюсь я.

– Ну, скажем, некоторые ребята из моей школы. Я тоже совершил каминг-аут, когда мне было двенадцать. Точнее, все, кроме моих родителей, узнали о моей ориентации без моего на то желания. Это прошло не слишком-то гладко. Школа на задворках Западной Виргинии не может быть суперлиберальной. Так что здесь у меня что-то вроде… каникул. Ты понимаешь, о чем я?

– Конечно. В Огайо все то же самое. Но мне не приходилось так плохо, как тебе. Меня просто не замечали и продолжают не замечать.

– Мне трудно это представить, – вздергивает брови Хадсон, его колено под водой поглаживает мое, и я опускаю лицо, дабы он не заметил, что я покраснел.

– Тем не менее. И мне очень жаль, что тебя травили.

– Не то чтобы травили, – уточняет он. – Мне не нравится это слово, оно звучит чересчур уж драматично, словно я жертва. Но давай не будем говорить о таких вещах. Ведь мы с тобой в лагере для квиров! И все у нас хорошо.

– Ага, – говорю я. Наши колени теперь плотно прижаты друг к другу. – Все замечательно.

Джордж внезапно, как пушечное ядро, плюхается в воду в нескольких футах от меня и Хадсона, и нас обдает брызгами. Брэд вытворяет то же самое с правой стороны. Джордж с прищуренными глазами подплывает к нам.

– Где Эшли? – спрашивает он.

– Она пошла… – Тут я вспоминаю, что она вытворила, и это так огорошивает меня, что кажется, я вот-вот пойду ко дну. – Она разговаривает с Дженис. Я пытался остановить ее, но у меня не получилось.

– Похоже, ты не очень сильно старался, – Джордж уже вылез из бассейна. – Пошли, надо прекратить это.

– Подождите, в чем дело? – не понимает Хадсон.

– Прости, – говорю я, следуя за Джорджем. – Она взяла с нас обещание.

– Может, мне пойти с вами?

– Нет, – возражает Джордж. – Ты будешь отвлекать нас.

– Возвращайтесь скорее. – Хадсон скрещивает руки на краю бассейна и кладет на них голову.

– Хорошо, – отвечаю я. – Или увидимся за ужином.

– О’кей.

– Брэд будет держать рот на замке, скажи мне спасибо, – тихо сообщает Джордж. Мы с ним идем, а не бежим. – Я сказал ему, что ты ударился головой.

– Что? – полушепчу-полукричу я.

– Я придумал это, потому что вспомнил слова Марка, – говорит он, шутливо вскидывая руки, словно защищается от меня. – Ты кое-что помнишь, но далеко не все. А если тебе напомнить о чем-то, у тебя может случиться нервный срыв. Вот мы и решили: пусть Хадсон считает тебя новеньким.

– Ну с какой стати ты наболтал такое?! – возмущаюсь я, но тут мы подходим к сидящим с опущенными в воду ногами Эшли и Дженис. Дженис не восседает на специальном стуле для спасателей (его оккупировал парень постарше), но на ней солнечные очки, и она внимательно следит за происходящим в бассейне. Она сосредоточена на этом занятии, но тем не менее улыбается тому, что говорит ей Эшли, а потом они обе смеются.

– Это так забавно, – произносит Дженис, когда мы усаживаемся рядом с Эшли. Эшли смотрит на нас и слегка хмурится.

– Что забавно? – интересуется Джордж.

– Эшли рассказывала мне о парне, который пытался пригласить ее на свидание, – отвечает Дженис. – И это было смешно.

– Он не понимал моих намеков, – говорит Эшли, – и, в конце концов, я призвала на помощь мою самую близкую подругу-натуралку и сказала ей: «Мы можем целоваться в его присутствии до тех пор, пока он не исчезнет?» И она все поняла и согласилась на это, ну и когда он снова начал приставать ко мне, я начала «приставать» к ней, и он так разобиделся! Сказал: «Ты должна была предупредить меня», словно того, что я неоднократно говорила ему, что я демисексуальная лесбиянка, было недостаточно. Он обозвал нас ковырялками и растрепал обо мне в Инстаграме, но о свидании больше не заикался.

– Да, это смешно, – кивает Джордж, бросая на меня выразительный взгляд. Мы оба понимаем, что история об ее «отношениях» с натуралкой не просто так к слову пришлась. – Но, Эшли, нам надо возвращаться в домик. Ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались?

Эшли опять хмурится, она прекрасно знает, что в домике нам делать нечего.

– Помнишь, – вторю я Джорджу, – ты заставила нас пообещать…

– Ну да, – наконец выдавливает из себя Эшли. – Прости, Дженис. Мне действительно лучше вернуться.