Квини

Глава 25




– Я думаю, пора поговорить о вашем звонке.

Я поморгала, делая вид, что не понимаю, о чем Джанет ведет речь.

Она посмотрела на меня и вздохнула. А ведь психотерапевты больше всего должны избегать вот такой своей реакции, разве нет?

– Из бассейна, – напомнила она.

– Да, а что такое? – спросила я таким тоном, из которого, на самом деле, уже давно должна была вырасти.

– Квини, вы воспитывались совсем не в тех условиях, в которых должны были, – сказала Джанет. – Вы стали свидетелем травмирующих событий, вы нуждались в любви и заботе, и мне очень жаль, что вы их не получили.

– Все нормально, вы же не виноваты, – резко ответила я. – Такое бывает. И часто бывает именно в нашей культуре. Черных девочек учат знать свое место.

– Вам не кажется, что вы до сих пор держитесь за эту установку? Что вы сами себе это навязываете? Что должны молчать, знать свое место? Звучит именно так, – с сочувствием сказала Джанет. – Возможно, вы соглашаетесь на такие действия сексуального характера, чтобы тоже не раскачивать лодку, чтобы…

– А как я могу за нее не держаться? – перебила я. Сегодня я, похоже, была в ударе.

– Мне кажется, Квини, что вы пытаетесь взвалить на себя не свой груз. Нельзя взять на себя боль всей расы.

– Я не пытаюсь взять на себя груз, он просто есть и все! – в моей груди нарастала ярость. – Я не могу взять его и бросить.

– Вы так это воспринимаете? – спросила Джанет максимально спокойным тоном, пытаясь сгладить мое раздражение.

– Это так и есть! – я начала повышать голос. – Я не могу однажды проснуться и не быть черной женщиной, Джанет. Я не могу куда-нибудь зайти и не быть черной женщиной , Джанет. В автобус, в метро, в офис, в столовую. Громкой, наглой, сволочной, злой, горластой, конфликтной сучкой!

Я перечислила все слова, которыми меня обычно называют.

– Иногда еще называют качества, которые якобы считаются хорошими: у тебя поставлена речь, ты на удивление образованна, ты экзотична. Мое любимое – «ты секси». Полагаю, я должна быть рада вообще хоть какому-то проявлению внимания. Я начинала свирепеть. – Когда я иду гулять с подругами, парни говорят им: «Я хотел бы пригласить тебя на ужин», а потом точно так же подходят ко мне, трогают меня за задницу и сообщают, что увезли бы меня к себе и трахнули, перекинув через спинку дивана. И прошедший год показал, что рядом со мной не может быть мужчины, который бы любил меня, который мог бы остановиться и подумать, что со мной происходит.

Я вцепилась ногтями в подлокотники кресла.

– Я не могу влюбиться так, чтобы не пересрать все своей боязнью быть отвергнутой просто за то, что я родилась вот такой. Знаете, каково это, Джанет?

– Нет, Квини, не знаю.

– Именно. Так что при всем уважении, не вам мне рассказывать, как обращаться с этим «грузом».

– Хорошо, Квини, постарайтесь упокоиться. Следите за дыханием, – она налила мне воды.

– А зачем мне успокаиваться? Вы же этого хотели – чтобы я перестала держать все в себе! Вот моя подруга, Кассандра, да? Та самая, которая уехала с парнем, несколько месяцев меня трахавшим, но при этом влюбленным в другую. Помните? Я так делала с ним – знаю, что это жалко, но не могла сдержаться. И хоть я ненавижу любую настоящую близость, но когда он оставался ночевать у меня, я каждый раз пыталась прижаться к его спине, пока он спал. Мне хотелось уюта, мне хотелось быть нужной человеку после секса. Как убого, да? И знаете, как он реагировал? Он каждый раз меня отпихивал. Вот кто я. Меня можно поиметь, но меня нельзя полюбить.

У меня дрожали руки.

– Так вот, если уж я позволяю себя трахать, то я сама буду контролировать ситуацию! – я кричала и не могла остановиться. – А знаете почему? Потому что я бракованная, Джанет! Мне годами говорили, что я никто, меня годами игнорировали! Так что я хватаюсь за любое проявление внимания, пусть даже это просто перепихон!

Комната вокруг меня завертелась. Дыхание перехватило. Я вскочила, замахала руками, будто пытаясь или охладиться, или помочь себе вдохнуть – я сама не понимала. Я посмотрела на Джанет, открыла рот, потом закрыла.

Пусть я знала, что именно хотела сказать, но ни слова не могла произнести. Она что-то говорила. Я не слышала. Я пыталась дышать, сосредоточиться на ее лице, считать до десяти, представить себя в безопасном месте, и всего этого было так много, что…



Я ощутила окружающую реальность еще до того, как открыла глаза и увидела ее. Я поняла, что лежу на кровати, и все. Но за прошедший год я так часто лежала в чужих кроватях, что испугалась не так сильно, как могла бы.

Я лежала на боку, кажется, даже в восстановительной позиции[16], потому что мои руки и ноги были сложены не так, как если бы я естественным образом устроилась поудобнее.

В голове пульсировало. Я открыла глаза и застонала, потому что их резанул свет от стоявшего рядом ночника.

– Эй? – прошептала я, озираясь по сторонам. Комната была маленькая, в лиловых тонах, с единственной кроватью в углу, на которой я лежала, и тумбочкой с ночником. Ни постеров, ни фотографий – никаких признаков того, что у этой комнаты был хозяин. Я медленно спустила ноги с кровати и поставила их на пол. Потом попыталась встать, но свалилась обратно на кровать.

– Квини?

Я подняла взгляд, чтобы понять, кто это зовет меня по имени, и увидела Джанет, она шла ко мне с кружкой в руке.

– Как вы себя чувствуете? Вот, попейте. Пусть только сперва немного остынет.

Она протянула кружку, потом поставила ее на тумбочку.


– Не хочу, чтобы вы еще и руки обожгли.

Джанет присела на край кровати.

– А что случилось? – спросила я. Меня трясло.

– Я достану одеяло.

Джанет открыла ящик для белья и вытащила вязаный лоскутный плед, укрыла меня и снова села.

– Мне не холодно, это просто дрожь, – сказала я.

– Это обычный всплеск адреналина. Скоро пройдет. Ничего страшного, – сказал она и глотнула чаю из своей чашки. – Вы упали в обморок, Квини.

– Такое уже бывало, когда я жила в Брикстоне, – сказала я Джанет. – Так мерзко падать на грязный пол. Но почему это случилось сейчас? Разве мне не должно становиться лучше? Что со мной не так? Со мной ведь что-то сильно не так? Мне хуже? – спросила я, усаживаясь ровно в ожидании новых вопросов.

– Нет. Абсолютно нет, – заверила меня Джанет. – Путь к выздоровлению извилист. Это не прямая дорога. Эта тропа петляет, на ней множество ухабов и поворотов. Но вы движетесь в правильном направлении.

– Это все красивые терапевтические слова, Джанет, – сказала я, потянулась за кружкой, оперлась на локоть и сделала глоток. – Господи, как сладко!

– Вы сегодня много сладкого ели? – спросила Джанет.

– Вообще не ела. Один тост и все. Аппетита не было, – ответила я и снова легла.

– Тогда пейте. До дна. Ваша бабушка уже едет.

– Простите, что? Бабушка решилась выехать из южного Лондона? – я приподнялась и поставила кружку. – Она не покидала свой район с тех пор, как поселилась там в пятидесятых, а ведь на севере города у нее родственники живут. Ох, Боже мой.

– Она ваша ближайшая родственница, – сказала Джанет. – И не беспокойтесь. Вы должны научиться замечать, когда сгущаете краски, Квини.

– У меня будут неприятности, – простонала я.

– Давайте так, – сказала Джанет, глядя мне прямо в глаза. – Квини, вы взрослая женщина. Вы сделали свой взрослый выбор обратиться к психотерапевту. Похоже, ваши близкие его приняли. Так что никаких неприятностей. Сегодня вам стало плохо, бабушка приедет и заберет вас. Я связалась с таксистом, дала ему точный адрес, так что с общественным транспортом ей воевать не придется. Домой вы тоже поедете на такси, а потом будете отдыхать и думать. Договорились?

Джанет встала и направилась к двери.

– Хорошо, – ответила я. – Черт побери, Джанет.

Джанет обернулась.

– Так говорила моя дочь. Это из «Шоу ужасов Роки Хоррора»?

– Да! Не знала, что у вас есть дочь. Простите, это ее комната? Она… ее больше нет? – испугавшись, спросила я.

– Квини. Хватит предполагать самое худшее. Она очень даже жива. Работает в Гонконге. Улетела туда в прошлом году, когда ей исполнилось двадцать пять. Очень самостоятельная. А теперь допивайте чай, отдыхайте и ждите бабушку.



Я, кажется, заснула, потому что пришла в себя, когда бабушкины костлявые пальцы начали трясти меня за плечо.

– Вставай, такси ждет, счетчик крутится.

Домой мы ехали на заднем сиденье; я вынужденно молчала, а бабушка перечисляла причины, по которым больше никогда не покинет свой район. С третьего по седьмой пункт она сообщала, почему не доверяет местной архитектуре. С восьмого по пятнадцатый речь шла о запахах. Хотя меня одолела усталость – видимо, в связи с обмороком – мне также казалось, что с моих плеч будто бы груз свалился. Веселее не стало. Но стало легче.





Глава 26




– Привет, мам, – услышала я тихий голос своей матери, входящей в дом. – Где Квини?

Я закатила глаза.

– В передней гостиной. Если уж вам так надо разговаривать именно там, не засиживайтесь. Сегодня не праздник, – сказала бабушка и ушла в кухню.

– Ты как? – спросила мама, усаживаясь на подлокотник стоявшего напротив кресла.

– Нормально, – ответила я. – А ты все еще не ешь.

– О Боже, ты вся в бабушку. В любом случае, спасибо, что нашла для меня время, – сказала она. – Ты же, наверное, занята.