Курок

– Когда я опять встречусь с тобой? – робко поинтересовалась девушка.

Я не знал, как ответить. Завтра я буду занят, а через пару дней вернусь обратно в колледж.

Мы еще увидимся.

Или…

Возможно. Я понятия не имел.

Господи, почему она спрашивала? Мы теперь в отношениях или типа того? Это было свидание?

Знал ведь, что это случится. Что у нее появятся надежды.

Да, я хотел вновь видеть Уинтер. Она принадлежала мне. В нашем тайном мирке она была моей.

Я хотел смотреть, как Уинтер танцует. Хотел вот так похищать ее еще тысячи раз, чтобы почувствовать ее восторг и страх. Смотреть на мир сквозь призму ее ранимости и нежности, но…

В то же время желал сохранить Уинтер счастливой, чистой и невинной. Я не хотел ее уничтожить.

Чем больше времени мы будем проводить вместе, чем старше она станет, тем сильнее усложнится ситуация. В конце концов, мы трахнемся, и она начнет предъявлять требования, которые я не смогу выполнить.

Узнав, кто я на самом деле, она сбежит.

– Во всем виновата моя слепота? – спросила девушка надломившимся голосом. – Поэтому ты скрываешься от меня?

Я бросил на нее взгляд, негодуя из-за слез, блестевших в ее глазах, пока она старательно пыталась скрыть дрожь своего подбородка. Такая милая. Такая печальная.

– Она была права, да? – задумчиво произнесла Уинтер со странной решительностью в голосе. – Несмотря на свои желания, я не смогу воспротивиться тем, кто будет мешать мне их осуществить.

Девушка имела в виду свою начальницу, которая завуалированно сказала, будто Уинтер не могла получить все, чего хотела. Она хотела меня. Даже имея возможность бороться за свои цели, расположение людей не всегда удавалось завоевать. По крайней мере, так она думала. Уинтер считала, что я стыдился ее. Что не хотел водить ее на свидания или быть с ней при свете дня.

Лицо девушки исказилось, она закусила губы, сдерживаясь, чтобы не расплакаться, и разгладила юбку на бедрах. Но слезы все равно пролились.

Я ведь предупреждал, что рано или поздно причиню тебе боль.

Она достала из сумки брелок, сняла с него ключ от дома и бросила в подстаканник.

– Оставь его себе. Мне нравится думать, что ты когда-нибудь вернешься.

После этих слов Уинтер вылезла из машины, нашла путь к двери и вошла в дом.

Опустив глаза и сжав руль, я смотрел на ключ, словно на проклятый наркотик.

Я хотел этого. Знал, что воспользуюсь им.

Меня тянуло воспользоваться им сию же секунду.

Черт бы ее побрал.

Осторожно тронувшись и не включив фары, я выехал на шоссе, врубил музыку, переключился сначала на третью передачу, потом сразу на пятую.

Вдруг я резко свернул к обочине и затормозил.

Будь она проклята. Черт!

Какого хрена?

Что она со мной делала?

Где мой мозг?

Я прокручивал в памяти последние два года. То, как наблюдал за ней со стороны, понимая, что Уинтер будет моим героином, что моя одержимость, озабоченность ею останется такой же безнадежной, когда я вернусь.

Мне хотелось быть с этой девчонкой. Прикасаться к ней. Продолжать наши игры.

И в то же время я хотел, чтобы ей всегда было четырнадцать. Чтобы она навсегда осталась юной, прекрасной, невинной. Единственной незапятнанной частью моей жизни.

Только Уинтер уже давно не четырнадцать лет.

Она росла и превращалась в женщину, которую будут желать мужчины.

Которую я желал.

Бросив взгляд на ключ, золотой и острый, лежавший на моей приборной доске и кричавший на меня громче музыки… я просто…


Я пока не хотел уходить.

Мне хотелось спрятаться в темном и тихом месте, ощущать ее шепот на своих губах и чувствовать мятный аромат ее шампуня.

К черту все.

Развернув тачку так быстро, что шины скрипнули по асфальту, я поехал обратно к дому и остановился перед воротами. Затем схватил ключ, взял свой телефон с консоли, собираясь написать парням, что проведу остаток ночи дома, но тот оказался разряжен. Я отсоединил от зарядного устройства наш групповой мобильник, с помощью которого мы снимали свои выходки в Ночь Дьявола, отправил эсэмэски друзьям, чтобы они меня не ждали, сунул его в карман, а свой поставил заряжаться.

Я запер машину, пробрался на территорию дома, стараясь держаться в тени, и двинулся к заднему двору. На первом этаже свет не горел, зато наверху несколько комнат были освещены.

Подойдя к черному ходу, я достал ключ, оставленный Уинтер, и на мгновение замер, вспомнив, что раньше они не пользовались охранной сигнализацией. Надеюсь, ничего не изменилось.

Я вставил ключ в замок, повернул его и открыл дверь. В темной кухне меня встретила полнейшая тишина. Однако длилась она недолго.

– Уинтер, мне нужно ехать в аэропорт в пять утра! – закричал кто-то на втором этаже. – Ты не могла позвонить?

Осмотревшись, я убедился, что кухня пустовала. Тихо закрыв за собой дверь, я как можно тише прошел по коридору в фойе, держась ближе к лестнице для прикрытия.

– Извини, – послышался ответ девушки.

Отец с матерью рассердились из-за того, что она пришла поздно и не позвонила им.

– Ты плакала? – спросила мать раздраженным тоном.

Уинтер не успела ничего сказать, прежде чем ее отец заорал с противоположного конца коридора:

– Тебе повезло, что я не позвонил в полицию! Если ты не способна проявить элементарную вежливость, то уйдешь с этой работы. С любой работы, раз уж на то пошло. – После чего добавил: – Все равно это абсолютно бессмысленно.

Сукин сын. Неудивительно, что ей так отчаянно хотелось хоть какой-то свободы. Родители считали ее слишком глупой и несамостоятельной.

– Я сама разберусь. Иди спать, – сказала ему жена.

– Не затыкай мне рот. Она не только твоя, но и моя дочь.

Уинтер не принадлежит ни одному из вас. Они ей никто.

– Вот поэтому тебе будет лучше в Монреале, – продолжил мужчина. – Та школа обеспечит для тебя безопасное и комфортное окружение, поможет найти колледж и работу с частичной занятостью, если захочешь.

Девушка промолчала. Я представил, как она сидела на своей кровати и просто позволяла им говорить все, что они думают, словно не видела смысла в возражениях.

Ничего подобного.

Ее предки занудные. А она удивительная.

– Ладно, – вмешалась мать, – главное, с тобой все в порядке. Мы поговорим об этом, когда я вернусь домой на следующей неделе. Мне необходимо поспать хотя бы несколько часов. Я иду в постель.

Следующие несколько минут я ждал. Наконец, шаги стихли, свет выключился, двери закрылись. Спустя еще минуту я медленно прокрался вверх по лестнице, оставаясь настороже.

Уинтер пересекла коридор, направившись в ванную. Едва она вошла, включила воду и музыку, я рванул вслед за ней, закрыл дверь и схватил ее. Резко развернувшись, девушка поймала ртом воздух.

Я поцеловал ее, заглушив крик. Она перестала сопротивляться, сообразив, что это был я.

Когда я подхватил Уинтер на руки, она обвила меня ногами. Завладев ее полными губами, я прикусил нижнюю и оттянул, ощущая вкус слез на ее щеках.

– Что ты делаешь? – спросила Уинтер, вероятно, переживая, что меня поймают.

В ответ я лишь покачал головой и тихо, на случай, если ее родители по-прежнему не уснули, произнес:

– Не знаю, детка. Только не отпускай меня, хорошо?

Не сдержавшись, она опять заплакала и, обхватив меня крепче, поцеловала.

Свет был выключен, но луна освещала пол. Просунув руку под юбку, я дал Уинтер знать, что хотел ее. Мое поведение не имело никакого отношения к ее неспособности меня увидеть. Я не тщеславен. Все гораздо сложнее, чем она могла себе представить. Надеюсь, Уинтер никогда не узнает.

Мы заслужили одну ночь. Несколько минут или несколько часов. Еще немного.

Я понимал, что поступаю плохо. Понимал, что я ненормальный.

Она ненавидела меня. Ее семья меня ненавидела.

Эта девушка – одна из немногих, кого я не хотел обидеть.

Мне девятнадцать, а она слишком юна.