Кулинарная битва

Не открывать ей дверь у Барбары нет никаких причин. Так что она или не слышит стука, или ее нет дома. Уже почти десять вечера. Куда она может отправиться так поздно? Открыто сейчас только в «Диллонс», да и там через полчаса закроются. Нет, скорее всего, она просто не открывает. Никому, ни в коем случае дверь не открывать и никого в дом не пускать всегда было главной заповедью матери. «Посторонним в доме не место». Этому правилу следовали поколение за поколением все, кто когда-либо жил в их доме вместе с Барбарой: сначала прабабушка Мими и двоюродная прабабушка Мэри-Кэт, а теперь и Эйда.

Мэй нарушила его только один раз. Но и одного раза хватило, чтобы все изменилось, по крайней мере для нее. Как-то раз Барбара повезла Мэри-Кэт позубоскалить над старинной приятельницей. Восьмидесяти девяти лет и на целое десятилетие Мэри-Кэт младше, она упала и сломала бедро. Мэй тогда было шесть, а Аманде почти пять. Обе они поклялись маме не трогать плиту. Не выходить из дома. Сидеть в кухне, рисовать в книжках-раскрасках на свободном пятачке барной стойки и не использовать клей. С гордостью и новым взрослым чувством ответственности они держали данное матери слово, когда вдруг раздался звонок в дверь.

Их дверной звонок не звонил никогда. Может быть, всего раз или два. И тогда мать открывала дверь, прикрыв ее за собой, выходила за порог, сразу же возвращалась и качала головой: «Опять мормоны ходят».

Если мама дверь открывает, значит, можно и ей. Мэй подумала и нерешительно отперла. Кто такие мормоны, она понятия не имела. Мормоны казались ей похожими на жевунов из «Волшебника Изумрудного города». Стоявший снаружи высокий человек был так не похож на мормона, что, забыв выйти на крыльцо, забыв прикрыть за собой дверь, она замерла на пороге.

Высокий человек опустился перед ней на корточки и протянул руку. Мэй отступила и оказалась в доме.

– Ты Мэй? – спросил дядька.

Она кивнула и взяла его за руку. Рука была горячая, сухая и жесткая. Дядька сжал ее ручку.

– Мэй, ты знаешь, что я твой папа.

Она яростно затрясла головой. Нет, этого она не знала. И не очень понимала, верить ему или нет. Конечно же, она частенько спрашивала Барбару, почему у нее и Аманды нет отца. На что мать обычно резко бросала:

– Потому что он идиот. Идиот и слабак. Нам без него лучше. И старушки-сестры, старая Мими и Мэри-Кэт, если они были рядом, согласно кивали.

На слабака дядька тоже был совсем не похож – он был громадный и немножечко страшный. Он выпрямился в полный рост так же внезапно, как и присел на корточки, а затем, возвышаясь над ней, просунул голову в дверь. Он произнес какое-то слово, которого она не знала, но по его лицу она поняла – он удивлен, и к тому же удивлен неприятно. Она потянулась закрыть дверь – увы, слишком поздно. Дядька прислонился к косяку и захлопнуть дверь не давал.

– Боже мой! – пробормотал он и сильнее толкнул дверь. – Фрэнк! Погляди!

Во дворе Мэй увидела второго дядьку. Этого она узнала. Это был хозяин «Фрэнни». У него была большая машина. На большой красной машине без крыши он целое лето разъезжал по городу, а на заднем сиденье был мальчик из ее детского сада, и он всегда ел мороженое. Дядька, владелец красной машины, подошел и заглянул в дом из-за спины того, первого, который толкал дверь и пытался протиснуться внутрь.

Дверь полностью не открывалась. Если б они спросили, Мэй бы им объяснила. За дверью стояли коробки, к коробкам был прислонен отрезанный кусок столешницы, а сверху сидела кукла в шляпе с пером, которую Мэй не любила. Голова, ноги и руки у куклы были сделаны из чулок. Чулки чем-то набили, и в нужных местах прошили грубой ниткой – получились нос, подбородок и пальцы. Там еще много всего лежало, но дверь мешали открыть в основном эти предметы.

Мэй попробовала заградить «папе» дорогу, но он ее отстранил и шагнул в дом. Побежав за ним, она увидела, что Аманда закончила раскраску, пытается отодвинуть свой высокий стул и слезть на пол.

– Манда, подожди! – крикнула Мэй.

– Я сейчас приду к тебе, – откликнулась Аманда и, раскачавшись, изо всех сил оттолкнулась от барной стойки. Стул начал падать назад, Аманда завизжала, но позади стоял стол, возле стола тоже громоздилась гора коробок. Она-то и остановила стул, так что Аманда скатилась через коробки, перелетела через подлокотник дивана, а потом с дивана шлепнулась на пол. Дядька оттолкнул Мэй, бросился к Аманде, но споткнулся и упал сам – почти свалился на Аманду. Та заорала во все горло.

– Не бойся, – старался перекричать Аманду незнакомец. – Ударилась? Где больно?

Аманда, перекатившись на спину, задрыгала ногами и так сильно двинула его под подбородок, что он сдавленно вскрикнул и рухнул на диван. Удивленная успехом, Аманда замолчала, но тише от этого в комнате не стало, потому что Барбара, тогда еще молодая, тогда еще стройная и злая, с силой распахнула дверь, отчего посыпалось все сваленное в углу у стены.

– Гэри?

Лицо у нее было белым от гнева, и, когда второй дядька попробовал войти за ней следом, она саданула ему локтем под дых.

– Убирайся отсюда вон, Фрэнк Погочиелло. Я знаю, тебя сюда твой папаша прислал, но входить в мой дом у тебя никаких прав нет. Так и запомни – никаких. Этот дом не продается!

Мэй сразу поняла – мама страшно сердится. Такой сердитой Мэй еще никогда ее не видела. И, поняв это, она обежала вокруг свалившегося дядьки, заградила Аманду и, как щит, встала перед младшей сестренкой.

На мужчину в доме Барбара не кричала. Даже наоборот. Тихо-тихо она прошипела:

– И ты, Гэри Логан, пошел вон. Чтоб духу твоего здесь не было! Сейчас же, пока я не придумала, что сделаю, если ты задержишься здесь хоть на секунду.

– Я только хочу с тобой поговорить. И с девочками повидаться.

– Не вздумай у нас появляться! Ни чтоб поговорить, ни чтоб повидаться. И не вздумай появляться поблизости. А ну пошел! Немедленно! Хочешь поговорить и повидаться – звони, а там посмотрим. И чтоб в мое отсутствие ты сюда нос не совал!

Мужчина встал на ноги.

– Я думал, ты дома, – сказал он. – Фрэнк, ты слышишь? Ее не было дома, и ребенок открыл нам дверь. Ребенок открыл дверь двум первым встречным.

– Я была дома, – быстро-быстро заговорила Барбара. – Я была в задней части дома. Я слышала, как вы сюда прокрались.

Пробравшись сквозь коробки, дядька протиснулся мимо Барбары и выглянул во входную дверь:

– Этой машины здесь раньше не было.

Мэри-Кэт медленно шла по дорожке.

– Была! – Барбара уперла руки в бока. – Вы ее не заметили – ваши проблемы.

Он перевел взгляд на Мэй и спросил:

– Мэй, ведь правда, мамы не было дома?

Мэй всегда быстро соображала и хорошо знала свою мать. Если Барбара обманывает – она тоже будет обманывать. Она тоже уперла руки в бока:


– Была.

Мэй почувствовала, как у нее за спиной зашевелилась Аманда. Аманда говорила только правду – всегда. Понять, что иногда лучше, чтобы взрослые и чужие не знали, что происходит на самом деле, она была не в состоянии. Что теперь предпринять, Мэй сообразила мгновенно. Она подняла ногу, согнула ее и, не оборачиваясь, со всей силы лягнула сестру – есть контакт! Аманда опять завопила, шлепнулась, прижала к животу руки и принялась кататься по полу из стороны в сторону. Мэй повернулась и в надежде, что Аманда все поймет и лягать ее еще раз не придется, состроила ей самую страшную рожу, на которую только была способна. Их глаза встретились, и Аманда, закрыв рот, осталась лежать на полу молча.

– Я была на заднем дворе, – еще раз повторила Барбара, – цветы сажала.

Она сделала шаг вперед, встала между девочками и незнакомцем и принялась наступать, тесня его к двери.

Мэри-Кэт отошла в сторону, словно уступая ему дорогу. Казалось, она тоже знает этого человека.

– Гэри, – сказала она. – Ты, кажется, уже уходишь?

Дядька не обратил на нее никакого внимания и повернулся к Барбаре:

– Это не дом, а свинарник. Это… Что у тебя тут за свалка?

Порядка в доме Барбары, может, и не было, но с головой у нее был полный порядок. Она смахнула несуществующие пылинки с блузки на груди и заявила:

– Мы недавно кое-что получили в наследство – я даже коробки распаковать не успела. Но, поскольку ты здесь не задержишься, они тебе не помешают.

Гэри Логан поддал ногой гору коробок, с которой тут же свалилась кукла.

– Это кукла твоей матери, – сказал он. – А мать твоя, Барб, пять лет назад умерла. Что за дрянь ты тут хранишь, скажи на милость?

Он повернулся заглянуть в коридор, а Барбара, воспользовавшись моментом, взяла его за плечи, вытолкала за порог и с грохотом захлопнула дверь. Что происходило затем во дворе, Мэй не видела – мешали задернутые занавески. Она только слышала, что мама кричала.

Аманда села на полу:

– Он ушел?

– Не думаю.

– Ты меня лягнула. А мамы дома не было. Ты же знаешь, что не было.

– Знаю.

– Она наврала. И ты тоже наврала.

Мэй пожала плечами. Конечно, она наврала. И, даже не зная почему, она была уверена, что сделала все правильно. Услышав шаги Барбары, сестры стремительно вскарабкались на свои стулья и как ни в чем не бывало склонились над раскрасками.

– Кто из вас его впустил? – Голос у матери был тихий и сердитый.

Мэй не оторвала глаз от бумаги:

– Я… Аманда упала со стула… Я открыла дверь, а Аманда упала со стула, и он вошел.

Мэй знала – даже если случившееся они с сестрой увидели по-разному, Аманда теперь ничего не скажет. Врать она не врала, но иногда все-таки держала язык за зубами.

– Я же сказала, чтоб вы не смели открывать дверь! Когда меня нет дома, я вам запретила открывать дверь кому бы то ни было. Никому, что бы вам ни говорили.

Мэй думала, что нельзя никого в дом впускать, а дверь открывать можно, но спорить не стала. Мэри-Кэт, не обращая на них никакого внимания, достала из раковины стакан, сполоснула его и открыла холодильник, а Барбара приказала им сквозь зубы:

– Надевайте туфли. Садитесь в машину.

Обескураженные, Мэй и Аманда не шевельнулись.

– Я вас больше здесь не оставлю. Живо!

Они приехали к большому дому, в котором жила мамина лучшая подруга, и, наказав им ждать в машине, Барбара вошла внутрь. Немного спустя они вернулись вместе с Патти, и несколько шагов от машины до их дома подруга матери вела девочек за руки.

Мэй дала сестренке ее раскраску, но Аманда книжку даже не открыла – только прижала к себе покрепче. Рисовать сестры не стали, а стали смотреть, как Барбара и Патти, а потом и еще какие-то взрослые наполняют коробки и мешки, выносят их из дому, снова возвращаются, снова наполняют и выносят, и так много-много раз. Голова Аманды тяжело навалилась Мэй на плечо, а в конце концов и вовсе упала ей на колени. Размышляя о том, что происходит вокруг, Мэй и сама прислонилась к сестре. Всего на минутку.

Когда она проснулась, комната была такой пустой, что Мэй ее не узнала. Вот диван, сбоку кресло, а перед ними стеклянный столик – кажется, она его раньше где-то видела. На столике аккуратная тонкая стопка журналов и пустая пепельница. Поверх истертого коврового покрытия постелен ковер. Возле стены этажерка – тоже стеклянная: на нижней полке только телевизор, а выше книжки. Их с обеих сторон подпирают статуэтки двух обезьянок – одна прикрывает лапкой глаза, а другая рот. Вся комната сияет и переливается: и стекло на полках и на столике, и серебристые металлические ножки.

Ничего красивее Мэй в своей жизни не видела. Она встала и прошлась по комнате, засовывая голову под стеклянные поверхности и глядя из-под них на потолок. Стекло было такое прозрачное, что она все-все видела совершенно ясно. Она легла посреди комнаты, раскинула руки и стала водить ими вверх-вниз, рисуя на ковре, как на снегу, крылья ангела, а потом принялась кататься по полу, наслаждаясь тем, как много места теперь в комнате. До сих пор она и не подозревала, как не хватало ей этой свободы.

Интересно, весь остальной дом тоже так выглядит? Из кухни послышались голоса, и она пошла туда, семеня по убранной комнате на цыпочках.

Патти стояла на стуле и мыла навесные кухонные шкафчики, а мама внизу протирала стеклянные стаканы с нарисованными на них яркими смурфиками, готовясь расставить их по местам. Кухня была такой же чистой, как и гостиная. Мэй хотелось есть за чистым столом, пить из чистых стаканов, хотелось остаться в кухне навсегда.

– Можно мне немножко гранолы?

Мать обернулась, и один стакан, самый красивый, с нарядной смурфом Сластеной, выскользнул у нее из рук и разбился. Мать уставилась на осколки, а Мэй застыла, потому что Барбара размахнулась и швырнула на пол еще один стакан.

– Барбара… – Патти осторожно слезла со стула. На ней были туфли. Барбара стояла в чулках, а Мэй босиком. – Мэй, детка, не шевелись. Ни шагу!