Кулинарная битва
Часть 10 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В аэропорту Ла-Гуардиа на посадке на самый ранний рейс из Нью-Йорка в Канзас Мэй была одета именно так, как она хотела выглядеть в Меринаке: просто, практично и со вкусом. На ней была густо-розовая, с треугольным вырезом трикотажная кофточка, заправленная в присборенную юбку цвета хаки и полотняный ремень, который не просят снимать на контроле безопасности. Наряд классический, без претензий, уместный и в Джоплине в пункте аренды автомобилей, и в Бруклине при посадке в такси. Посадку в такси она, кстати, конечно же, успела запечатлеть и даже загрузить фотографии в Инстаграм. Кто на них ни посмотрит, каждый скажет: «Когда-то у нас была девчонка, а теперь глядите, какую карьеру сделала и при этом родной городок навещает». А если спросят, чем она таким в своих нью-йорках занималась, вот и ответ готов: двое симпатичных воспитанных ребятишек и обложка книжки – мол, читайте, если хотите.
У Мэй имелся железный план: в «Кулинарных войнах» она добавит «Цыплятам Мими» чуточку бруклинского лоска. Ее подписчики обожают блюда из свежих продуктов и с местным колоритом. Они ценят все подлинное и естественное. Стремятся проводить время в кругу семьи. Образ ее подписчика ей детально обрисовало «Маркетинговое профилирование целевой аудитории социальных сетей с целью построения бренда номер 101». а ее канзасское прошлое, скорее всего, добавит ей поклонников. Непонятно, почему она раньше об этом не подумала?
Да нет, конечно, она обо всем подумала. Просто у нее были причины оставить в прошлом этот ранний эпизод своей биографии. Но раз сделать это все равно не получается, надо, по крайней мере, представить его в нужном свете. Правда, теперь, после двух отложенных рейсов, после трехчасового ожидания в Чикаго на плавящемся от жары асфальте взлетной полосы, после двухчасовой поездки в арендованной машине с совершенно осатаневшими детьми она была вымотана, измята и больше напоминала не возвращающуюся с триумфом героиню, а тряпку, какой в «Мими» вытирают посуду. Джесса вежливо напомнила ей, что по вечерам она не работает, и Мэй сначала завезла ее в гостиницу на окраине города, а уж потом отправилась в «Мими». Дети дремали на заднем сиденье, и Мэй была не в силах заставить себя их разбудить. Когда придет время укладывать их спать, она об этом, конечно же, пожалеет.
На подъезде к Меринаку на шоссе было такое место, проехав которое Мэй чувствовала себя уже почти дома. Пока училась в университете в Далласе и потом из Джоплинского аэропорта она всегда возвращалась этой дорогой. И каждый раз на съезде с шоссе выдыхала: «Вот оно, начинается».
Сейчас опять заведут старую песню: «Эта дочка Барбары, от нее одни неприятности»; «Слишком она нос задирает». Опять набегут все те, кто еще в школе понавешивал на нее ярлыков. а что она с тех пор могла измениться, им и в голову не приходит. В родном городе Мэй всегда надевала защитную броню, и эта броня к ней приросла, как ее собственная кожа.
После той заводи на шоссе, где отдыхали грузовые фуры, каждый поворот что-нибудь значил. Направо – к пивнушке, дальше – недалеко плотина, светофор – на перекрестке у школы, потом поворот к дому Кеннета, а вот новая дорога к молу – там раньше была просто тропинка: они по ней в Альбертсоновскую кофейню бегали. Она уже свернула на Главную улицу к «Мими», когда в своем креслице на заднем сиденье заерзал Райдер.
– Мама, мне на горшочек нужно.
– Сейчас, мой сладкий, сейчас приедем.
– Мне сейчас. Сейчас! Вот уже! Мама, уже!
– Одну минутку потерпи. – Она уже свернула на стоянку возле «Мими». – Даже меньше минутки. Миленький, я уже паркуюсь.
– Не могу!
Райдер извивался, стараясь выбраться из-под ремня безопасности, а Медисон, нагибаясь к нему со своего креслица, пыталась ухватить его за руки.
– Ой-ой-ой! Уже! – вопил Райдер. – Все!
– Райдер! – взвизгнула Мэдисон. – Райдер, вонючка! Фу-у-у!
С перелетами у Райдера вечные проблемы. Следующий шаг планировать было некогда. Мэй действовала стремительно и инстинктивно. Чуть ли не одновременно повернула ключ зажигания, отстегнула свой ремень, открыла дверцу.
– Ничего-ничего, Райдер. Сиди смирно. Райдер! Нет!
Райдер запустил руку в штанишки под попку, достал руку, само собой разумеется, мокрую и коричневую, и, выкарабкавшись со своего места, в панике обтер ее о спинку водительского сиденья.
– Мамочка, я грязный! Помой! Помой! Маааамочка!
Стараясь держать сына от себя подальше, она тащила его из машины, а он изо всех сил цеплялся за маму, запустив пальцы ей в волосы. На вытянутых руках она качнула его в сторону – промашка: низ футболки и юбка спереди оказались в том же бедственном состоянии, как и все, что было надето на Райдере.
– Райдер! Не смей! Не шевелись! – Она рывком поставила малыша на ноги.
– Я грязный! Мамочка, помой меня. Мне новые штанишки нужно. Штанишки! Не хочу эти штанишки! Не люблю эти штанишки!
– И новое креслице для машины тоже, – грустно добавила Мэдисон.
Еще что? Сколько можно! Проклятие! Одежда у нее есть. Чистой рукой она осторожно достала из багажника меньший из чемоданов. Теперь нужна вода, много воды. Отличное у нее получается возвращение в «Мими». Сама в говне, сынок в говне, и вокруг скачет дочка и радостно оповещает о случившемся всех вокруг.
– Мама? Мама, а как мы машину помоем? А бабушка нам поможет? Я бабушке расскажу, как Райдер в машине обкакался.
Медленно, потому что взять Мэдисон за руку Мэй не могла, они двинулись вокруг дома. Держась поближе к забору стоянки, обошли стороной крыльцо и пробрались наконец к черному ходу. Даже в нынешней ситуации, полностью сосредоточенная на детях, она не могла не заметить, как все здесь обветшало. Куда больше, чем она ожидала. Трава не стрижена. Хотя у крыльца стоит урна, посетители бросают мусор прямо на землю. Оптимизм ее стремительно таял. По крайней мере, задняя дверь открыта.
Кивком головы Мэй велела Мэдисон ждать во дворе, а сама, взяв Райдера сзади за обе руки, чтоб ловчее держать его подальше от всего, до чего он мог дотронуться, направилась вместе с ним внутрь «Мими».
– Мама?
Возле плиты стоял парень под два метра ростом, такой же высокий, как Джей, только раза в два мощнее. Поверх черной футболки с шортами на нем был белый фартук, а на ногах – оранжевые резиновые сандалии типа тех, что носят повара у Марио Батали. Матери нигде не было видно. Зато, как в раме картины, в проеме двери, ведущей в зал для посетителей, она увидела Сабрину Скелли – последнего человека, которого ей хотелось сейчас встретить. Теперь понятно, чей это кабриолет и что за шикарный вэн на забитой машинами парковке. Надо было сразу догадаться, что они окажутся здесь раньше ее. Скорее назад, в машину. Мэй только было попятилсь к выходу, как за ее спиной раздался голосок Мэдисон:
– Я хочу картошки фри!
Не выпуская Райдера из рук и резко вильнув бедром, Мэй пихнула дочку, та шлепнулась на пол и театрально зарыдала:
– Больно! Картошки фри! Ты обещала жареного цыпленка с картошкой – вот я и хочу жареного цыпленка с картошкой! Где бабушка?
Повар обернулся на ее вопли, но, чертыхнувшись, шагнул назад, к плите. Снял с комфорки сковороду с цыпленком, быстро положил его на тарелку и взял два верхних квитка из пачки лежавших перед ним заказов.
Девица, которую Мэй не узнала, выглянула из зала в окошечко в кухню:
– Чем я могу вам помочь?
Но парень у гриля подпихнул ей тарелку с цыпленком, мол, займись своим делом, а сам бросил через плечо:
– Вход с другой стороны. Здесь кухня. Идите вокруг.
– Сама знаю, что кухня, – отрезала Мэй. – И где куда вход, тоже знаю. Я к матери, к Барбаре. К Барбаре! – громко повторила она. На раскаленных сковородках громко шипит и шкворчит масло, так что, наверное, ее плохо слышно. Но скорее всего, этот парень просто-напросто ее игнорирует. Что он вообще о себе думает? – Барбара – моя мать. Она здесь?
Полный отчаяния взгляд Мэй устремился на дверь между кухней и обеденным залом. Что, если Сабрина ее услышала?
– Значит, ты и есть Мэй, – сказал повар и повернулся на сто восемьдесят градусов. Что-либо понять по его виду было трудно, но Мэй показалось, что у него в глазах промелькнуло любопытство.
– Наконец-то. Твоя мать здесь долго торчала – тебя дожидалась. А потом домой ушла. – Он протянул руку. – Энди.
Пошел он… Он над ней издевается. Знал же прекрасно, кто она. А Барбара, значит, ушла. Какого черта! Но ответить Энди Мэй не успела. В кухне появилась Сабрина: неизбежная камера внимательно фиксировала сиявшее на ее лице выражение полного восторга.
– Мэй! Мэй Мор! – Она бросилась Мэй навстречу, готовая ее обнять, а та, подняв руки вверх, в смятении отступала прочь – и от Сабрины, и от Энди.
– Не могу! Никак не могу! – Она показала на сына, и по лицу ведущей поняла, что запах уже сделал излишними всякие объяснения.
Энди, весело усмехаясь, повернулся к Сабрине и ее команде.
– Ребенок наделал в штаны, – сказал он. Сабрина бросила на Райдера взгляд женщины, не имеющей никакого представления о детях, а Мэй закивала, проклиная себя за согласие оставить Джессу в гостинице. Она бы сейчас любые деньги отдала, только бы спихнуть на нее Райдера, поздороваться с Сабриной, как подобает коллегам, и установить на следующие несколько дней нужный профессиональный тон.
– Подождите минуточку. Мы сейчас немного помоемся, – оправдывалась она. Камера переехала на нее, и она опустила руки, стараясь сделать вид, что это всего-навсего незначительный эпизод, а не до боли очевидная всем присутствующим полномасштабная крупногабаритная авария. У Райдера, однако, были совсем другие планы.
– Нам надо смыть какашки, – громогласно объявил он и прошествовал через кухню.
Мэй сдалась и взяла его на руки, будто все было в порядке.
– Отлично ты все объясняешь, – сказала она, обворожительно улыбаясь камере.
Надо засмеяться. Она точно знает, что надо засмеяться. Вот она, обыкновенная мать, разбирающаяся с повседневным маленьким непредвиденным беспорядком. Но как может какой-либо беспорядок иметь отношение к Мэй Мор? Не может! Поэтому натянутая улыбка – это все, что она смогла из себя выдавить.
– Мы ща, простите, пожалуйста.
Боже, что это за «ща»! Что она делает? Надо отсюда скорей сматываться.
Энди взял Мэдисон за руку:
– Пусть она лучше здесь подождет. В офисе места мало.
– Знаю, что мало, – начала было Мэй. В ее голосе прорвалось нараставшее раздражение против него и против всего происходящего. К тому же ей показалось, что он усмехается. – Пойдем со мной, Мэдисон.
Надо любой ценой убраться подальше от Сабрины и от ее камеры.
– Как хочешь, – сказал Энди. – А у меня есть картошка фри.
Он высыпал немного на тарелку и протянул ее Мэдисон. Дочка снизу вверх вопросительно посмотрела на Мэй. Той было не до благодарности, и она досадливо отмахнулась:
– Так и быть, оставайся. Мы с Райдером туда надолго.
– Я тоже хочу картошки, – заскулил Райдер.
– Райди, иди с мамочкой, – Мэдисон посмотрела на Энди. – Я тебе немножко картошки оставлю.
Сабрина опустилась перед девочкой на колени. Мэй махнула рукой – будь что будет. Пусть побеседуют. Даже Сабрина (Мэй уже лет сто знала и ее саму, и разные слухи о ней) не станет в отсутствие родителей выпытывать лишнего у шестилетнего ребенка. Она не намеревалась ни секундой дольше торчать перед камерой с обкаканным Райдером. Но картошка фри, похоже, что надо – этого она не могла не заметить. Когда она сама работала на кухне, они покупали замороженный полуфабрикат, а эту, кажется, сами чистят и сами режут. Барбара не сказала ей, что наняла повара. «Зачем матери кто-то понадобился?» – ломала голову Мэй. На мать такое было совсем не похоже. По крайней мере, этот парень убедил ее хоть что-то поменять к лучшему.
Через пятнадцать отвратительных минут Мэй была готова к своему дебюту в «Кулинарных войнах». В кухне Сабрина и оператор с камерой, гулькая от умиления, наблюдали за тем, как еще один незнакомый Мэй дядька невысокого роста учит Мэдисон брызгать мылом на тарелки и ставить их в посудомоечную машину.
– Спасибо, Зевс. Мамочка, смотри, что я умею!
Мэй, видно, выглядела удивленной, потому что стоящая за прилавком молодая, хорошенькая жизнерадостная девица рассмеялась и, высунув голову в окошко кухни, представилась:
– Я Анжелика. А у посудомойки Зевс. Его вообще-то Иезус зовут, – она произнесла имя на испанский манер, – но повар, который здесь раньше работал, называл его «Зевс». Вот «Зевс» к нему и приклеилось.
Райдеру была обещана его собственная порция картошки фри, и Мэй усадила сына рисовать на улице за столом для пикника, тем самым, за которым они с Амандой проводили каждое лето. Там они и на глазах у матери были, и под ногами не путались. Анжелика принесла картонные стаканчики с цветными карандашами. Стаканчики чуточку сплющены, чтобы можно было вставить между деревяшками столешницы – они с Амандой так сами всегда делали. И стол тот же самый, еще из их детства. И запах карандашей в вощеном стаканчике тот же. Может, и карандаши те же.
На Мэй нахлынули воспоминания, но присутствие Сабрины не позволило ей отвлечься на них. Ведущая уже возникла вместе с Мэдисон и камерой и тут же склонилась над страничкой-раскраской, а один из ее помощников пододвинул Мэй целую папку похожих раскрасок.
– Это твоя сестра рисовала?
Сабрине уже все известно: и кто такая Мэй, и то, что она должна приехать, и их с Амандой история, и бог весть что еще. Сейчас начнут раскапывать всю подноготную. Не вчитываясь, Мэй подписала разрешение на съемки – эти документы все одинаковые – и подняла глаза на камеру.
– Да, она. – Мэй тщательно выбирала слова. – Аманда всегда хорошо рисовала. Она не ожидала, что речь об Аманде зайдет так быстро, еще прежде чем они с сестрой смогут увидеться. Хорошо бы узнать, что там Аманда про нее наговорила? А с Барбарой Сабрина уже беседовала? Не в первый раз Мэй кляла и задержки рейсов, и нежелание матери и сестры скоординировать действия по телефону. Подойди они к делу с умом – ума-то у них хватает, – они вполне бы могли ограничить любопытство «Войн» цыплятами, и только цыплятами. Они с Амандой когда-то всегда действовали заодно. Правда, в последние годы у них пошли непонятные трения. Что с того? Прошлое пора оставить в прошлом. Теперь у них общие цели. Вот дьявол! Если бы только знать, что Барбара с Амандой наговорили Сабрине.
– Забавно, что вы до сих пор ее рисунки используете, – сказала Сабрина.
Ловушку готовит? В опасном направлении ее подталкивает? Мэй мысленно улыбнулась: она не так проста, ее голыми руками не возьмешь. Кому-кому, а Сабрине это должно быть известно.
– Почему бы и нет? Аманда и вывеску когда-то нарисовала.