Кукольная королева

– К чему вы это?

Леогран чуть улыбнулся, и Таша запоздало поняла: вопрос прозвучал резче, чем ей хотелось.

– Да так, ни к чему. – Неожиданно остановившись у окна в сад, стеклышки которого были вплетены в замысловатый решетчатый узор, юноша коротко постучал в стену рядом с ним. – Только почему-то у меня возникло ощущение, что отец Кармайкл не из тех людей, что дают себя узнать.

На сей раз не было даже раздвигающихся булыжников: просто миг спустя в стене возник полукруглый проход, ведущий на крытый мост-галерею. Стеклянную, как с удивлением отметила Таша миг спустя, осознав, что ей не чудится прозрачность блестящей поверхности, по которой расплескались лунные блики.

– Короткий путь к восточному крылу, где расположена ваша башня, – пояснил Леогран. – Галерея проложена над садом и соединяет два крыла.

Таша посмотрела в окно по соседству с проходом. Замок выстроили квадратом без одной стороны; оконный проём как раз выходил во внутренний двор, над которым по идее тянулся ажурный хрустальный мост. Только вот на картинке, открывавшейся взгляду за фигурным переплётом, никакого моста не было – лишь противоположное крыло Клаусхебера да сад, залитый светом Никадоры.

Прятавшие галерею чары позволяли увидеть её, лишь если ты смотрел на неё сквозь проход в стене. И никак больше.

– Она невидимая или?..

– Скорее существует только для тех, кто стучится в неё изнутри. Из замка. – Прежде чем ступить на мост, Леогран улыбнулся почти сочувственно. – Некоторые секреты Клаусхебер открывает лишь своим хозяевам, но даже мы не пытаемся понять их все.

Таша молчала всё время, пока они шли по глянцевому стеклу мимо тонких витых колонн, подпиравших крышу, будто вырезанную изо льда. И просто старалась не смотреть вниз, где в саду прямо под подошвами её туфель шептались в ночи старые ивы и вязы, словно пытаясь поведать, какие ещё тайны скрывает замок, воздвигнутый великим волшебником сотни лет назад.

Ей трудно было избавиться от ощущения, что она шагает по пружинистому воздуху, притворившемуся хрусталём на то короткое время, пока они с Леограном не достигнут восточного крыла. И оставалось лишь надеяться, что он не вздумает вернуться в естественное состояние раньше положенного.

– Кем были ваши родные родители, если не секрет? – нарушил молчание Леогран, когда они благополучно вышли на другом конце моста. Стена за их спинами сомкнулась, едва они вновь оказались под крышей замка, надёжно скрывая галерею от посторонних взглядов. – Простите моё любопытство. Просто в вас, в том, как вы держитесь, видна… порода. Как и в вашем брате, если на то пошло.

– Моя мать из опальных аристократов, – сказала Таша, не видя смысла это скрывать. – Служила королевской фрейлиной.

– Вот как. – Щурясь, Леогран кивнул на картину, висевшую прямо напротив тайного прохода, из которого они вышли. – Не из рода Морли случаем?

Таша посмотрела на полотно, оказавшееся семейным портретом.

Понимание, на кого она смотрит, пришло не сразу. Сперва подумалось только, что светловолосая женщина в центре с княжеским венцом на челе (она единственная сидела, держа руки на подлокотниках кресла, словно на троне) чем-то похожа на неё.

Следом Таша всмотрелась в двух мужчин и двух девушек, обступивших её кресло со всех сторон.

Лишь одно лицо из четырёх обрамляла медь вместо золота. Красная медь Норманов – соседствовавшая с бледным золотом кудрей Морли, которое Таша каждый день видела в зеркале.

– Последний прижизненный портрет нашей тёти Нириэны, – сказал Леогран, глядя на рыжеволосую девушку по левую руку венценосной женщины. – Его сделали вскоре после того, как она вошла в семью Морли. – Он поочерёдно указал на царственную особу в кресле и двух юношей за её спиной: – Княгиня Заречной Кирелла Морли, её наследник, чьей женой стала Нириэна, и Тариш Морли. Младший сын, который впоследствии женился на принцессе Ленмариэль Бьорк.

– Вот как, – тихо сказала Таша, глядя на отца, никогда не виданного прежде.

На портрете Тариш был старше неё – лет на пять, не меньше, – но они и правда оказались до боли похожи. Серебряные глаза смотрели на неё, смеясь, словно Тариш тоже находил забавным, что они с дочерью смогут увидеть друг друга лишь на портрете, висящем в чужом замке.

– Ко двору Бьорков с Таришем Морли отправилась его сестра, чтобы войти в свиту принцессы. – Рука с ледяной меткой, точно платком обвивавшей мужскую кисть, почти коснулась юбки второй девушки, улыбавшейся рядом с Таришем: пухленькой, окутанной фисташковым облаком кружевных оборок. – Она пропала Кровеснежной ночью. Её сочли погибшей. О смерти принцессы и принца-консорта вы, полагаю, знаете. Потеряв двух детей, Княгиня пошла против Шейлиреара, а старший сын встал на её сторону – вместе с женой. За это все они поплатились жизнью, и род Морли объявили опальным, но портрет мы не убрали. – Леогран качнул головой, наконец переводя взгляд с полотна на Ташу. – Я не помню Нириэну, но мама очень её любила. Тоску по ней она пронесла сквозь все годы до собственной смерти. Как и горечь из-за того, что Кровеснежная ночь развела их по разные стороны баррикад.

– Понимаю.

– Вы – дочь Линдены Морли, верно? Сестры Тариша? Её тело так и не нашли в Альденвейтсе, и мама надеялась, что хотя бы ей удалось бежать и спрятаться где-нибудь… у цвергов, быть может. Ей было печально думать, что род, частью которого стала Нириэна, истребили.

– Я не знаю. Поверьте. Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой, поручив меня заботам Арона. Я не помню её, Арон лишь рассказывал мне, что она королевская фрейлина из опального рода. И кто мой настоящий отец, мне неизвестно. – Ложь высказалась легко и естественно. – Надеюсь, вы никому не скажете о своих подозрениях. Сами понимаете, почему обо мне не должны узнать, если они правдивы.

– Что вы. Я никогда не подвергну опасности того, кто может приходиться мне родственницей, пусть и не кровной, – заверил Леогран, продолжая путь к месту, где Таша смогла бы наконец преклонить усталую голову, приключений на которую ей сегодня хватило с лихвой. – Как причудливо Богиня плетёт гобелен наших судеб… Кто бы мог подумать, что однажды в наш дом случайно забредёт последняя из рода Морли.

Таша не произнесла ни слова.

Она не была уверена, какое из всех событий с той ночи, когда она собственными руками копала могилу матери, можно назвать случайностью – помимо встречи с Ароном или Нирулин. Однако знакомство с Норманами едва ли могло продолжить этот ряд.

– Думаю, отсюда вы дойдёте одна, – молвил Леогран, учтиво распахивая перед ней дверь гостевой башни. – А, лампадки на лестнице опять погасли… Магический фон в замке нестабилен, они вскоре зажгутся сами собой. Пока возьмите фонарь.

Таша заглянула во мрак лестничного колодца, готовый принять её в удушающие страхом объятия.

Предложение было слишком заманчивым, чтобы она могла отказаться. Но…

– А как же вы?

– Вы – моя гостья. Я знаю каждую неровную ступеньку, а вы – нет. Клаусхебер бережёт своих хозяев, чего не скажешь о пришлых. Возьмите, я настаиваю.

Благодарно приняв из руки Леограна тонкую фонарную дужку, Таша побежала наверх.

Лампадки в комнате тоже не горели – и загораться не желали, как бы усердно Таша ни стучала по металлическим оправам. Надеясь, что магия восстановится прежде, чем свеча в фонаре закончит своё существование, она поставила стеклянный шестиугольник на подоконник; оперлась ладонями на гранит по соседству, глядя в небесную мглу с рассыпанным по ней звёздным крошевом.

…всё это как-то причастно к игре. Как-то. Чем-то. К игре, где нет правил, а условия можно лишь угадать. Её ждали в Пвилле, и теперь она оказалась в Клаусхебере, в семье, связанной с её родными, не случайно. Но зачем?.. Ответ на этот вопрос едва ли знает даже Арон. По крайней мере, сейчас. А когда догадается, может быть уже поздно.

Таша опустила взгляд на свечу, плакавшую воском в фонаре.


…забавно, конечно. Она вернулась за Ароном с того света, зная о нём лишь то, что он пастырь в деревеньке у озера Лариэт, чтец, целитель и человек, потерявший возлюбленную. О тех же братьях Сэмперах ей известно куда больше, но ни один из них не смог бы похвастаться тем абсолютным, безоговорочным доверием, которое связывало её с дэем.

Ей самой это кажется правильным, но назовёт ли это таковым хоть кто-то ещё?..

По-прежнему сжимая в ладони деревянный крестик, Таша смотрела на золотистый лепесток пламени, пытаясь понять, что в этом зрелище её смущает.

…отражение. Отражение свечного огонька в окне волновалось на несуществующем ветру – пока настоящий ровно, почти неподвижно тянулся к потолку.

Таша вгляделась в тёмное застеколье старинного окна с мелким фигурным переплётом, распускавшим жёлтые ирисы на фоне ночного неба. Различила в колебании призрачного пламени некий ритм, точно его сбивало чьё-то дыхание.

Подняла взгляд на своё отражение – и осознала, что её глаза не могут светиться мягкой осенней синевой.

Когда она отшатнулась, пламя обеих свечей – по ту и другую сторону стеклянной грани – рванулось вбок и погасло. Тьма нахлынула разом, оставляя Ташу слепой, глухой, беспомощной, судорожно цепляющейся за деревянный крест в руке.

Мгновением позже мрак сменился светом, залившим комнату, когда все лампадки одновременно вспыхнули – позволяя Таше снова ощутить сладость воздуха в своих лёгких и холод липкого пота, выступившего на лбу.

Она не сразу смогла поверить в то, что дух Раксэны Норман ушёл. Но даже если сейчас мёртвая женщина оставила гостью в покое, то едва ли надолго.





* * *


– Не думал, что однажды проведу ночь в девичьей спальне, не приблизившись не только к постели, но и к её обладательнице, – сказал Алексас, когда они наконец вышли из покоев Лавиэлль навстречу восходящему солнцу. – И ни в коем случае не осуждаю чужие пристрастия, поскольку в число моих собственных затесалась парочка таких, о которых не говорят в приличном обществе, однако подглядывание за спящими девушками до сего момента не входило в список моих излюбленных занятий.

– Я не был уверен, что эйрдаль не решит покормиться сегодня, пользуясь тем, что мы отвлечены призраком, – голос дэя умудрялся оставаться равнодушным и непробиваемо дружелюбным одновременно. – Лучше побыть чересчур осторожными, чем недостаточно.

Удаляясь от двери, украшенной гербовыми ирисами Норманов, Алексас посмотрел в окна, сквозь которые просачивался рассвет, заливавший коридоры Клаусхебера блеклой розовой пастелью. Сперва они долго шатались по замку, надеясь на новую встречу с не-совсем-покойницей. Затем с помощью Джеми прикрылись чарами, отводящими глаза сторонних наблюдателей, и вопреки всем законам гостеприимства проскользнули в комнату спящей Лавиэлль, чтобы скоротать там оставшиеся ночные часы.

Хорошо бы их с братом общее тело оказалось достаточно вымотанным, чтобы заснуть при свете. Отсутствие сна во время охоты на нечисть могло привести к роковой ошибке.

– Возвращайтесь в башню. Вам нужно отдохнуть, – сказал дэй.

– А вы?

– Прогуляюсь немного по саду. Рассветные пейзажи и рождённое ими умиротворение неплохо очищают мысли. Чистый ум пригодится мне, чтобы свести в этой истории концы с концами.

«И влезать в другие умы, дабы сделать их не такими чистыми», – едва не произнёс Алексас. Впрочем, вполне возможно, слова услышали и без того, чтобы он произносил их вслух – и было в этом некое мстительное удовольствие.

– Как пожелаете.

Демонстративно откланявшись, Алексас завернул за угол. Пройдя совсем немного, замер и потоптался на одном месте, старательно имитируя удаляющиеся шаги.

Затем, неслышно скользнув обратно к повороту, только что оставленному за спиной, выглянул в коридор – и увидел, как дэй скрывается в синем полумраке на противоположном его конце.

Следить за таким, как Арондель Кармайкл, определённо было не лучшей идеей. Но Арон упорно казался Алексасу слишком подозрительным, чтобы он отказался попробовать.

Оставалось надеяться, что дэй всё же читает собеседников по необходимости, а не круглые сутки.

Вслед за Ароном Алексас крался беззвучно и плавно, очень убедительно изображая просто беспокойный сгусток темноты, то и дело сливающийся с окружающими тенями почти совершенно. Крался достаточно быстро, чтобы не потерять след, но не настолько, чтобы нашуметь или попасться на глаза, вздумай Арондель Кармайкл оглянуться. И, конечно, пришлось игнорировать Джеми, ожидаемо решившего прочесть лекцию о том, до чего подобное поведение глупо и бесчестно.

Алексас был бы только рад оказаться неправым. И то, что за жизнь он не раз оказывался таковым, не мешало ему снова и снова доверять себе и своему чутью больше, чем любым доводам брата и здравого смысла.

Хотя бы в одном он был с дэем согласен: проявить излишнюю осторожность, а после признать свою ошибку проще, чем не проявить – и пожалеть об этом.

Когда Арон вышел из замка и приблизился к ограде, Алексас притаился за шершавым стволом раскидистой ивы, под сенью ветвей, струившихся к земле серебристо-зелёной волной. В рассветной мгле чёрная фигура видна была хорошо и отчётливо – как и то, что она застыла у высокой кованой изгороди, вглядываясь в нечто за пределами сада.

Алексас не сразу осознал, что причина столь пристального внимания – красные огоньки, светлячками мелькавшие среди кустов, которыми порос замковый холм за чугунными прутьями. Огоньки, очень походившие на глаза хищных теней, карауливших свою добычу, пока первые солнечные лучи ещё не загнали их в ближайшее место для пряток от света дня.

– Так кэны уже здесь? – произнёс Джеми потрясённо.

Алексас помолчал. Попытался расслышать слова, которые Арондель Кармайкл бросил в пустоту – видимо, кэнам, – но не смог. И молчал всё время, пока дэй сперва стоял у ограды, будто ожидая, что порождения кровавой магии дадут ему ответ, а затем – возвращался к замку по садовой дорожке далеко от ивы, что плачущей кроной скрывала братьев Сэмперов от их фальшивого отца.

Алексас проводил тонкую грань между фальшью и честным обманом, лучшим другом тайн и заговоров. И было в Ароне Кармайкле что-то, подозрительно напоминавшее именно фальшь – едва уловимо, как нота, врущая на долю полутона, почти неотличимая от чистой.

– Сомневаюсь, что кэны когда-либо сильно от нас отставали, – пробормотал Алексас, как только дэй вновь скрылся в дверях Клаусхебера.

– Тогда почему они не нападают? Не могут преодолеть защиту замка?..

– Или в нападении просто нет нужды. – Раздвинув занавесь ветвей, Алексас неспешно выбрался обратно на садовую дорожку. – Они пригнали нас туда, куда нужно. Теперь просто следят, чтобы мы не сбежали.

– Но зачем?! Зачем магу крови загонять потерянную наследницу трона в Пвилл, а потом сидеть тихо, пока она помогает Норманам разбираться с их проблемами? Святой отец ведь приглядывал за ней издали и сказал, что этой ночью её никто не беспокоил!