Кукольная королева

Таша не рассказала, что услышала от колдуньи в зеркальной лавке. Впрочем, рассказывать не было нужды. И Арон ни словом, ни взглядом не выразил удивления, когда Таша вернулась в магазин, где Алексас продолжал мучить продавщицу, уже уставшую таскать туда-сюда вешалки.

Молчание дэя она расценила как невысказанное «я же говорил».

Тем удивительнее было услышать это «нам нужно в Пвилл».

– Тот, кто заколдовал Лив, оставил записку, – продолжил дэй. – Из неё следует, что его можно найти в Пвилле.

– Вы его знаете? – Джеми озадаченно ковырял ковёр мыском туфли. – Кому вообще понадобилось заколдовывать вашу дочь? И как он смог… под вашим присмотром…

– Я не всемогущ.

Мальчишка хмыкнул так, словно этот тезис вызвал у него вежливое сомнение.

Впрочем, до чужих сомнений Таше дела не было. Хватало своих.

– Ты же говорил, что не нужно его искать, – тихо напомнила она.

– Говорил. Но иного выхода у нас, похоже, нет.

Вернувшаяся тишина продавливала барабанные перепонки, пока девушка, юноша и мужчина смотрели на спящую девочку.

– Ну, Пвилл теоретически по дороге в Адамант. С крюком, но по дороге, – очень бодро сказал Джеми. – А в колдовском сне можно целую луну обходиться без еды и воды. В этой разновидности сна, по крайней мере.

– Рада слышать, что моя сестра хотя бы не умрёт от голода и жажды, пока мы пытаемся выследить и убить неведомого магистра. Если успеем обернуться за один цикл Никадоры. – Прижав ладони к занывшим вискам, Таша рывком встала. – Схожу-ка я за парки. Мне нужно выпить.

Останавливать её никто не стал.

А я ведь сама хотела заехать в Пвилл, думала Таша, спускаясь по лестнице. Ноги почти не чувствовали ступеньки. Сама хотела его найти. Сама.

Сколько раз людям надо услышать «бойтесь своих желаний», прежде чем они действительно научатся бояться?..

Нирулин внизу не оказалось. Трактирщик угрюмо ответил, что служанке пришлось срочно отлучиться, но парки дорогой гостье принесут.

– Надеюсь, у Нирулин всё в порядке, – сказала Таша, выкладывая монеты на конторку.

По мрачному лицу цверга нетрудно было догадаться, что дело неладно.

– Надеюсь. – Сгребая металл, скрежетнувший по камню, господин Ридлаг неожиданно тяжело вздохнул. – Дочка у неё болеет. Худо ей. Я сперва сам её лечил, да там… всё страшнее оказалось, чем я думал.

– Ох. Но она ведь поправится?

Трактирщик помолчал.

Без единого слова открыл учётную книгу.



– Нет, мы не хотим и себе кружечку, спасибо, что спросила, – сказал Джеми, когда Таша вошла в комнату. Присмотревшись, убрал с лица ехидный оскал. – Ты что, вместо служанки на привидение наткнулась?

Чтобы помрачнеть и подняться на ноги, Арону хватило беглого взгляда в её глаза.

Как всё же здорово, когда не нужно ничего объяснять – путаясь, заикаясь, подбирая слова…

– Так ей всё-таки стало хуже, – проговорил дэй.

– Ты видел? Что у Нирулин болеет дочка?

– Видел, конечно. Но я не думал, что всё так… – Арон осёкся, задумавшись о чём-то. Посмотрел на тёмное небо за окном. – Не уходите никуда.

Таша следила, как дэй без лишних объяснений покидает комнату.

Колебалась она недолго.

– Оставайтесь здесь, – коротко бросила она через плечо, выбегая следом. Нагнала Арона у лестницы. – Куда ты?

– Исполнить свой долг.

– Какой? Чем ты можешь помочь?

– Ты ведь идёшь со мной. Значит, увидишь.

Таша лишь головой качнула. Сколько у её новообретённого папеньки ещё припасено сюрпризов?..


Трактирщик пожелал им хорошего вечера, проводив до дверей пасмурным взглядом. Вечер был душистым и душным; мощёные дороги цвергского Приграничного поприветствовали усталые ноги сквозь тонкие подошвы новых кожаных башмачков (всё лучше непрактичных туфель). Одежду Таша тоже сменила и не пожалела. Льняные штаны и рубашка из жатого светлого хлопка определённо больше пристали лету и дальней дороге.

– Ты хоть знаешь… а, ну да, глупо спрашивать.

– Да, я знаю, куда идти. – Полы фортэньи сосредоточенно шелестели в такт шагам. Свет фонарей белой водой соскальзывал с чёрного шёлка, чтобы раствориться в окружающей темноте. – Их дом в Приграничном, в паре улиц отсюда.

– Так ты ещё и целитель?

– Кое-что в этом смыслю.

– Если то, что о вас говорили, соответствует истине, – вклиниваясь между ними, почти врезавшись в Ташину спину, пропыхтел Джеми, – это мягко сказано.

– Джеми, я, кажется, велела вам…

– Ты не королева, чтобы мне приказывать.

На миг Таше захотелось оспорить этот постулат. Потом подумалось, что даже если игра стоит свеч, сейчас явно не время и не место.

– Я запер дверь заклинанием. Твоя сестра в безопасности, – продолжил мальчишка, конечно же не заметив странного выражения её лица. – Не собираюсь пропускать такое веселье.

– В этом нет ничего весёлого. – Арон не оглянулся. – Можете идти, если будете вести себя тихо.

– Считайте, что я рыба.

– Как удачно, – задумчиво протянула Таша. – Рыбу одна из моих ипостасей просто обожает.

Она знала, что мстительное удовольствие от вытянувшейся мордашки колдуна-недоучки – не самое хорошее чувство, но настроение всё равно капельку поднялось.

Дома цвергов нетрудно было отличить от принадлежавших людям, хотя людских жилищ в цвергском Приграничном нашлось бы немного. По стенам тёмного камня распускалась искусная резьба: цветы, горы, луны, деревья и целые леса. Хлопали двери, собаки задирали лапы на углах. Когда путники свернули на соседнюю улицу, за низкой оградой одного дома захохотала о чём-то своём компания цвергов – они сидели с кружками за столом прямо в саду. Бойкая подгорная речь галькой сыпалась в уши.

Нирулин и правда жила недалеко. Серый дом, казалось, с трудом втиснулся между двумя соседними: цверги высоко ценили родственные связи и обычно строились рядом с родичами, как не замедлил объяснить Джеми. Кружево цветочных узоров на стенах гармонировало с небольшим садом, разбитым за оградой из пёстрых булыжников. Каменные цветы казались отражениями реальных – жёлтых роз, которыми обсадили дорожку от калитки до двери, белых звёздочек душистого табака, обнявшего крыльцо, дурманом кружившего голову.

Эти запахи исчезли, стоило троице пройти в полукруглую незапертую дверь. Уступили место другим запахам, которые тревожными нотками рушили уют вытянутой, скудно обставленной прихожей. Шкафы и скамейки, словно сотканные из деревянных кружев, обволакивал сладкий аромат парки, пронзительный – спирта, острый – целебного корня скинпы. И терпкий дымок тлеющих цветов эндилы: аромат смерти.

Цветы эндилы жгли над колыбелью новорожденного и постелью умирающего.

Нирулин вышла в коридор секундой позже – видимо, на стук двери. В замешательстве опустила руки, короткими пальцами вцепившись в передник – служанка так и не сменила форму, оставшись в рабочем сером платье с белым фартуком.

– Фаргори-лэн? Что вы тут…

– Я целитель, – сказал Арон, выпрямившись, макушкой почти задев балки потолка. Газовая лампа на тумбочке очертила густые людские тени на гладкой плитке, которой выложили пол и часть стены. – Мы услышали о вашей беде. И хотим помочь.

– Мы позвали лекаря. Из самого Камнестольного. Он здесь. Третью ночь уже приходит.

Видеть пустые красные глаза маленькой женщины, из которой ещё утром била любовь к жизни и всему миру, оказалось больнее, чем Таша думала.

– Лишнее мнение не повредит.

Помедлив пару секунд, Нирулин посторонилась, позволяя пройти в белёную каменную арку, за которой пряталась спальня.

Небольшую комнату, заваленную игрушками, расцвечивал пёстрый лоскутный ковёр. На постели металась девочка: лицо снежной бледности, губы с оттенком синюшности, рыжие кудряшки слиплись на лбу. Рядом сидел серокожий цверг, протирая детский лоб компрессным хлопчатником. Другой, рыжеволосый, из белых цвергов, сгорбился поодаль на трёхногом табурете, уставившись в угол.

Заметив новоприбывших, оба обернулись. Серокожий – недобро сощурив светлые, будто слепые глаза. Рыжий – муж Нирулин, не иначе – скользнул по новоприбывшим равнодушным взглядом, чтобы беспомощно посмотреть на жену.

– Что вы здесь забыть, люди?

Даже если бы Таша не видела серую кожу, чёрного цверга легко выдавал наряд. Плотный, необъятный, совершенно неуместный летом кожаный балахон с остроконечным капюшоном, откинутым за спину. Одежда, которая призвана была защитить от ненавистного света обитателя глубин.

Чёрные цверги выбирались из-под гор только ночью, но даже тогда выказывали своё презрение к небесным светилам, не расставаясь с традиционным облачением.

– Я пришёл помочь, – сказал Арон мягко, за один шаг оставив позади четверть комнаты.

– Ты ей не помочь. – Гладкое серое лицо под чёрными кудрями осталось бесстрастным, словно его владелец уже неосторожно прогулялся под солнцем. – Белая лихорадка. Меня позвать слишком поздно. Излечить тело – можно. Душа умирать – нужно отпустить.

Муж Нирулин, не выдержав, закрыл лицо руками. Плечи его страшно, беззвучно затряслись. Служанка просто стояла у комода, на котором тлели в медной курильнице цветы эндилы – слишком прямая, слишком спокойная для того, кто в полной мере осознаёт происходящее.

Таше и самой всё это казалось ещё одним странным сном.

– Эта девочка не должна умирать.

– Кто ты есть, дэй? Кто ты есть решать это?

– А вы, знахарь?

Услышав тишину, которой не было раньше, Таша посмотрела на кровать.