Кукольная королева

– Ещё легко отделались. Хотя не исключаю, что в продолжение беседы она снова подпалит шкаф. Или зеркало добьёт, – резюмировал Алексас, когда из коридора они безотлагательно нырнули в дом магистра Торнори. – Вернись в спальню, будь добр.

Джеми уныло кивнул, пытаясь сориентироваться, куда именно их закинули чары. Опознав коридор первого этажа, побрёл к лестнице.

– Стало быть, магистр рассказал Герланду, – продолжил Алексас, пока Джеми переставлял длинные ноги по узким каменным ступенькам, изгибавшимся винтом. – О своих предчувствиях.

– Думаешь?

– Если бы в городе действительно объявились кеары, мы бы уже были не здесь, как и Бэрри. Зеркальный проход у фехтовального зала не просто так сделали, – устало напомнил брат. – Нас бы первыми отправили подальше от капкана дорогого узурпатора.

– Герланд… солгал?

– Как будто ему впервой.

Джеми медлил с ответом до самой спальни.

– Но магистр… может ошибаться, – мучительно признал он, когда они с братом оказались за надёжным пристанищем закрытой двери.

– Контроль верни. – Раздражённо стряхнув пыль с рубашки, Алексас подошёл к платяному шкафу. Тот был немногим меньше гардероба сестры – и без всяких подпалин. – Герланд не подставит Бэрри под удар, даже если тот лишь возможен. Но излишне паниковать и отсылать её в Адамант он тоже не будет. Бросить штаб-квартиру на произвол судьбы Герланд не может, и у него под боком Бэрри в большей безопасности.

– Потому ей и не дают участвовать в делах сообщества? Для её же безопасности? – глазами, подчинявшимися не ему, Джеми следил, как брат придирчиво раздвигает вешалки в поисках сменной рубашки. – А почему тебе в таком случае не сказали безвылазно сидеть дома?

– Ею он дорожит больше, чем мной.

Слова прозвучали без зависти, без злости. Простой констатацией факта. Злиться на этот факт Алексас перестал давным-давно. Или, может, ему казалось, что перестал: обмануть себя куда проще других.

В одном Алексас себя не обманывал – насчёт причины, по которой он так рано и так рьяно начал рваться на задания. В надежде увидеть в лице Герланда одобрение, которое однажды сменит нечто большее. Нечто, похожее на то, что проявлялось в его глазах, когда он смотрел на дочь.

Глупая, глупая Бэрри…

– Тебе, братишка, не помешало бы искать встреч не только с девушками из печатных строчек, – сказал Алексас, даже не пытаясь сменить тему более изящно. – Я в шестнадцать лет не стал бы краснеть лишь потому, что названая сестра чмокнула меня в щёку.

– При чём тут это?

– При том, что я с ужасом думаю о твоей первой брачной ночи. Без боя супружеский долг ты точно не отдашь.

– Смейся-смейся, – буркнул Джеми. – Вот дорасту до магистра, найду способ дать тебе другое тело, разберусь с узурпатором и…

– И?

– И стану паладином!

Хохот Алексаса долго звенел под потолком, отражаясь от ажурного плафона металлической люстры.

– Что, прямо как твой любимый Рикон? – вымолвил Алексас, когда смог перевести дух. Он наконец выдернул из шкафа свежую рубашку из чёрного флеона – знаменитая цвергская ткань была гладкой, как шёлк, но плотнее и куда практичнее. – Работёнка как раз для тебя, не спорю. Одна маленькая деталь: паладины уже двести лет как перевелись.

– Орден – формальность! Паладином можно и нужно быть по сути, а не по званию, и я буду! Буду странствовать по Долине, и благодарные люди дадут мне кров! Буду очищать Аллигран от нечисти, от гнусных эйрдалей и мерзких оборотней, что прячутся под масками добропорядочных господ, буду спасать дев, попавших в беду, и…

– Попадись мне этот твой Джорданесс!.. – Алексас тоскливо бросил рубашку на кровать. – А дальше ты с этими девами что будешь делать? Ты ведь обет безбрачия дашь, не забывай.

– Это только для тебя любовь от постели неотделима! Ты и сейчас выряжаешься, потому что опять на балконный штурм собрался, не отрицай!

– И не думал. Завтра вечером уже совет, мне может быть немного не до того.

– А вот Рикон в «Правилах» любил свою Лайю, но любовью чистой и…

– Да-да, – скептически улыбнувшись, Алексас изобразил ладонью нечто похожее на смыкающиеся челюсти. – Повзрослеешь, поймёшь.

– Если это значит стать таким, как ты, я лучше не буду взрослеть.

– Знаешь, порой мне кажется, что тебе всё ещё семь.

Джеми обиделся и замолчал.

Надолго, впрочем, его не хватило.

– Сюда-то тебе снова зачем? – не вытерпел он, когда Алексас, прихорошившись, вновь переместился в штаб-квартиру.

– Шейный платок утром в тренировочном зале забыл, – невозмутимо откликнулся тот, оглашая шагами широкий гулкий коридор: в отличие от обители магистра, здесь стены без окон отделали деревянными панелями.

– У тебя в шкафу ещё десять штук.

– Тот лучше подходит к зелёной куртке.


Джеми только фыркнул.

У лестницы, разбегавшейся пролётами выше и ниже, Алексас приостановился, чтобы привычно склонить голову перед королевским семейством. Последний портрет Бьорков висел здесь, неустанно напоминая обитателям дома, за что они борются. Его написали уже после свадьбы принцессы, так что на картине юная и счастливая Ленмариэль Бьорк стояла между мужем и отцом; забавно, но в тонких девичьи чертах прослеживалось куда больше общего с королём, чем с королевой. Ленмариэль гордо вскинула голову, увенчанную серебряным венцом наследницы трона, её руку держал муж – Тариш Морли, последний княжич старой династии, до восстания правившей Заречной. Белокурый принц-консорт дивно смотрелся подле темноволосой и темноглазой принцессы: день и ночь, свет и тьма, две контрастные части неразделимого целого.

Алексас смутно помнил обоих. От короля и королевы его отделяла длинная дистанция придворных церемоний, барьер, неумолимо встававший между взрослыми и детьми, монархами и слугами – важными, особенными, исключительными, но всё же слугами. Те, кому лишь предстояло однажды наследовать трон, существовали куда ближе к маленькому Алексасу Сэмперу. Ленмариэль осталась в памяти облаком цветочных духов, изящными нервными пальцами, карамельной сладостью – принцесса любила угощать конфетами милого сынишку папиных кеаров. Тариш – звонким смехом, твёрдой рукой на макушке, серебристым взглядом, где светилось то же обещание, что принц дал ему вслух: «Ты станешь славным рыцарем, мальчик».

Их не разделила даже смерть. В новое перерождение Ленмариэль и Тариш отправились в один и тот же час, в одну и ту же ночь, выкрасившую багрянцем коридоры королевского дворца.

Когда писался этот портрет, едва ли кто-то из светлейшего семейства знал, что пару месяцев спустя никого из них уже не будет в живых.

– Алексас…

– М?

– То, что говорят про последних Бьорков… это ведь неправда?

Когда Алексас отвернулся от портрета, ресницы его слегка дрожали.

– Естественно, это ложь, – сказал старший из братьев Сэмперов, продолжив путь к залу, где он столько раз получал синяки, что и самый педантичный педант сбился бы со счёта. – Король Ралендон был хорошим правителем и прекрасным человеком, повинным лишь в том, что слишком доверял своему Первому Советнику. Бьорки должны сидеть на престоле. Им даровал корону сам Ликбер Великий, от него они ведут свой род, а Ликбер был ниспослан нам Богиней, в этом нет сомнений. Власть Бьорков определена нам свыше. Что за странные вопросы?

– Да я и сам всё это знаю, но… – Джеми неловко закашлялся, – конечно, я ненавижу Шейлиреара, но… иногда я сомневаюсь, что «Тёмный венец»… что мы, то, что мы делаем… что это правильно.

– Не сомневайся. Мы на правой стороне.

– Просто Бэрри сказала… а, ладно, ты прав. Лезут в голову глупости всякие. – Брат вздохнул. – Иди уже на свой штурм.

– Благодарю. Без твоего великодушного разрешения никак не осмелился бы.

– Вот отберу контроль в самый неподходящий момент, будешь знать, насколько я в самом деле великодушен.

Проходя мимо зеркала в тяжёлой дубовой раме, ждавшего своего часа у входа в фехтовальный зал – часа, которому лучше было никогда не наступать, – Алексас не стал смотреть, как то отражает его улыбку. Джеми мог чувствовать, как растягиваются их общие губы, но серебряное стекло издевательски честно явило бы скрытую в этом горечь.

В конце концов, Джеми ещё слишком юн, чтобы понимать: в жизни всё далеко не так однозначно, как в книжках. И слишком хороший, чтобы успешно преодолевать обострённое чувство справедливости ради общего блага.





Глава четвёртая

Тайны и истины





Дэй простился с Ташей у ворот приграничного трактира, рассыпавшись в благодарностях и отсыпавшись горстью медяков.

– Мне было нетрудно, святой отец. – Держа Принца под уздцы, Таша склонила голову. Небо над ними уже густело летними сумерками. – Удачи вам с вашим делом.

– Как и вам… с вашим. – Дэй поднял ладонь в благословляющем жесте. – Да хранит вас Богиня, Фаргори-лэн.

Таша, сглотнув, кивнула – отогнав смутное ощущение, что ему точно известно, что за дело ей предстоит. Ступив за деревянные ворота, направилась к конюшне, оставляя дэя за спиной.

Поначалу угрюмый бородатый конюх, рассёдлывавший Принца, не особо радовался нежданной гостье в своей вотчине. Но Таша, придерживая коня, с такой льстивой беззаботностью болтала о лошадях, трудностях работы конюха и как превосходно её собеседник с этой работой справляется, что вскоре в бороде его помалу проявился намёк на улыбку.

– Хотела спросить, – заметив это, Таша рискнула заговорить о главном, – вы не видели троих…

…это походило на поцелуй холодного ветра, на рывок нитки, привязанной к руке. Просто что-то вдруг заставило Ташу обернуться – и встретить взгляд серых, светлых, внимательных глаз.

На смуглой щеке их обладателя белели три полоски рваного шрама.

Она замерла, чувствуя себя птицей, застывшей в вершке от силка, но убийца её матери просто скользнул по ней равнодушными глазами. Мельком посмотрев на Принца и конюха, он продолжил путь мимо открытых дверей конюшни. Двое наёмников – один длинный, как жердь, другой приземистый, но оба в не слишком уместных летом кожаных куртках – следовали за ним на почтительном и слегка опасливом расстоянии.

Он не приглядывался к ней. Он даже не остановился. Просто для Таши то мгновение, на которое они встретились взглядами, растянулось в вечность.

– …троих кого?

Удивлённый голос конюха вывел Ташу из оцепенения – очень вовремя.

Попрощавшись мелкой монеткой и торопливой благодарностью, она выскочила из конюшни – как раз вовремя, чтобы увидеть, как все трое скрываются за дверью таверны. Поесть решили, стало быть… а Лив наверняка в комнате оставили, чтобы лишнее внимание не привлекать…

…неужели догнала, неужели – шанс? Так быстро, так просто…

Удержаться от того, чтобы не побежать в трактир вприпрыжку, стоило Таше немалых усилий: ей привлекать лишнее внимание тоже было ни к чему.