Крылья феникса

Ты в пламени не сгоришь…





Как это обычно бывало, стихи пришли неожиданно и в самый неподходящий момент… А может, как раз в подходящий? Может, они — ключ к тем самым чувствам и интуиции, которым я так долго не давала себя проявлять?

Да, эта ночь и впрямь была сплошным безумием. Моим личным безумием. Иначе как объяснить то, что я, неотрывно глядя на танцующий смертоносный танец огонь, шагнула к нему? Непроизвольно, завороженно, как мотылек, которого влечет неукротимое яркое пламя.

В груди появилось знакомое жжение, стремительно распространяющееся по всему телу. Как и пару дней назад, стоя у камина, я чувствовала, что все внутри стремительно нагревается, как само мое тело становится приятно горячим.

Еще один шаг. И еще один… И впрямь безумие.

Должно быть, я действительно сошла с ума, если мне кажется, что окруживший Фина огонь — живой. Буйный, но любопытный, готовый договориться и пропустить, если ты знаешь, как нужно с ним разговаривать.

— А это еще кто?! — прозвучало где-то позади.

— Стой, идиотка! Да что ж кругом одни самоубийцы…

Остановить меня никто не успел. Подталкиваемая не то какой-то неведомой силой, не то живущим во мне самой знанием, сделала решающий шаг.

В эту самую ночь, в эти пропахшие гарью и дымом мгновения я, увязая в замедлившемся времени, шагнула прямо в огонь.





ГЛАВА 14




Пламя негодующе взвилось, вздыбилось, словно тысячи ядовитых змей, и… не обожгло. Сейчас оно напоминало мне ветер — теплый и сильный. Времени задумываться над тем, что я творю, не было. Да и не в состоянии я была задумываться ни о чем подобном, потому что если бы стала, уже точно сошла бы с ума.

Ногу Фина придавил обломок деревянной полуистлевшей балки. Заплаканный и перепуганный паренек лежал на земле, обхватив пострадавшую голень и тщетно пытаясь ее освободить. Когда он меня увидел, в его глазах отразилась непередаваемая смесь ужаса, паники, шока и чего-то, очень похожего на восхищение.

— Ты… — сипло выдохнул он. — Ты…

Закончить предложение Фин оказался не в состоянии и только хватал ртом жаркий воздух, как выброшенная на берег рыба. Кольцо огня с каждым мгновением становилось все плотнее, и я понимала, что действовать нужно быстро. Языки пламени подрагивали, окрашивали все в рыжие тона, вплетались в мои волосы, как подвижные ленты, цеплялись за подол платья. И тянулись к выбранной жертве, оказавшейся совершенно беспомощной перед буйством стихии. Огонь хотел поглотить маленького человека в смешной, съехавшей набекрень кепке. Хотел лизнуть его, распробовать на вкус и насладиться законной добычей, которая гораздо вкуснее надоевшего дерева.

— Помоги мне! — опустившись рядом с Фином, я взялась за край балки. — Попробуй поднять вместе со мной!

Балка оказалась неимоверно тяжелой. Лоб сделался влажным от прикладываемых усилий, дыхание сбивалось от волнения, на руках выступили вены.

Сил не хватало. Фин окончательно ослабел и предавался панике, а у меня одной ничего не получалось. Сдвинуть этот тяжеленный обломок дерева не представлялось возможным, но я все равно не оставляла попыток. Потому что прекратить сейчас означало обречь мальчика на смерть. Старательно заталкивая чувства в самые глубины души, я заставляла себя не думать о том, что он сейчас испытывает. Через какие моральные и физические муки проходит. О том, что стало с его придавленной ногой и какую боль это ему доставляет.

— Ну давай же, — прошептала горячими, пересохшими губами. — Ну, пожалуйста…

Где-то по ту сторону огня продолжали раздаваться крики, стук колес, плеск воды и шипение пламени, на которое она попадала. Огню не нравилась вода, и он ярился еще больше, все сильнее бросаясь на тех, до кого мог дотянуться. И до меня дотягивался тоже — только не яростно обрушивался, а ластился, словно ища поддержки и понимания.

Время все еще воспринималось замедленным. Вряд ли прошло больше минуты с тех пор, как я вошла в пламя, но по ощущениям минул долгий час. И каждая секунда утекала, как та самая вода, — быстро, неминуемо, неотвратимо…

— Зря я тебя не послушал, — внезапно произнес Фин.

В его голосе было столько спокойствия и какого-то по-настоящему взрослого смирения перед неизбежным, что меня пробрала дрожь.

— Нужно было вернуться домой, — добавил он.

И сдался — это было видно и по его лицу, и по потухшему взгляду, и по безвольно опустившимся рукам. Этот мальчишка, в сущности еще ребенок, собирался умереть здесь и сейчас страшной смертью, толком не повидав жизнь.

А я не могла ничего сделать! Какой прок в том, что пришла сюда, если ни на что большее не способна?!

— Феникс! — неожиданно раздалось среди царящего за огненной пеленой шума.

Это восклицание тут же подхватили, голоса зазвучали громче, и я в один миг преисполнилась надеждой. В этот момент не думала ни о чем, кроме того, что у Фина появился шанс на спасение. Зато он этого, кажется, не понимал. Оставался безучастным, словно не слыша ничего, что происходит вокруг.

Обернувшись, я увидела появившийся в пламени силуэт. Феникс двигался быстро и решительно, но для меня, все еще вязнувшей в неестественно растянувшемся времени, его шаг воспринимался слишком медлительным.

Пламя признавало того, кто уверенно шел сквозь него. Признавало его власть и силу, расступалось, не смея причинять вред. С каждым мгновением силуэт становился отчетливее, принимая все более узнаваемые черты.

Преодолев огонь, Кайл Снэш остановился и взглянул на Фина. Но уже через миг его взгляд направился на меня. Невозможно передать и понять, что отразилось в его глазах в этот момент.

Пресветлый, ну почему из всех живущих в Дрейдере фениксов здесь оказался именно он?! Хотя о чем это я? Хоть сам риах пускай приходит, лишь бы помог!


Если раньше для меня часам равнялись минуты, то теперь растягивались доли секунд. Показалось, что прошло невероятно много времени перед тем, как Кайл подошел к Фину и, ничего не говоря, с легкостью поднял и отшвырнул в сторону балку, не физической силой — магией. И, все так же не говоря ни слова, не церемонясь, поднял Фина за шкирку и перекинул через плечо.

Не глядя на меня, он небрежно взмахнул рукой, и в огне образовался проход, через который он прошел вместе со своей пребывающей в глубоком потрясении ношей.

Какой-то моей части хотелось сбежать, но я все-таки последовала за фениксом. Где-то глубоко внутри питала глупую надежду, что он больше не станет обращать на меня внимания, не услышит, что говорят в толпе, и просто уйдет. Но вместе с тем я понимала, что этого ждать не стоит и никакого «просто» не будет. Собственно, «просто» уже вообще ничего не будет.

Я со скачущими туда-сюда искрами едва смирилась, а теперь еще и хождение через огонь в копилку добавилось. Впрочем, в настоящий момент своим внутренним состоянием я мало отличалась от Фина — словно бы впала в своего рода анабиоз и передвигалась машинально, как сомнамбула.

Нас… то есть Кайла Снэша встретили громогласным ликованием. Увеличившаяся толпа буквально взревела, а потом от нее вдруг отделился один высокий, крепко сбитый мужчина, выбежавший нам навстречу.

— Фин? — Гамма чувств, отразившаяся в его голосе, не поддавалась описанию. — Сынок, это ты?!

Паренек мгновенно встрепенулся и, словно не веря сам себе, выдохнул:

— Папаня?

Заметив «папаню», феникс передал ему спасенного парня и остался равнодушным к последовавшим за этим благодарностям. Я уж было подумала, что обо мне действительно забыли, и тихонько попятилась в сторону своего дома. Но стоило мне сдвинуться с места, как пригвоздивший к земле взгляд вновь направился на меня. И, говоря «пригвоздивший», я ничуть не преувеличивала, — способность двигаться мгновенно меня покинула. Да и бегство в данной ситуации было откровенно глупым, бессмысленным и трусливым поступком.

Храня молчание, Кайл Снэш приблизился ко мне и с той же бесцеремонностью, с какой только что взваливал на плечо Фина, взял меня за запястья. Развернул мои кисти ладонями вверх и вперился в них немигающим взглядом. Только в этот момент я вдруг осознала, что боль от ожогов совсем не чувствуется, — она отсутствовала и когда я пыталась поднять балку, и теперь.

Как же так? Когда ожоги успели исчезнуть?

— А девчонка-то молодец! Прямо в огонь за ним пошла! — снова раздалось где-то в толпе.

— Да только как она прошла-то? — подхватил другой голос. — Вон даже пожарные подойти к нему не могли!

— Да небось артефакт какой-нибудь дорогущий…

— Гляньте, это ж та самая девушка, которую на Церемонии избрания выбрали!

— Да ну, не она это…

— А я говорю — она! Лично в лицо ее видел!

Еще никогда всеобщее внимание не казалось мне таким нежеланным и неуместным. Люди возбужденно обсуждали случившееся, но ко мне не подходили, хотя многим явно хотелось. А не подходили они, потому что рядом, ровно напротив меня все еще стоял феникс. И о чем он в этот момент думал, оставалось только гадать. По бесстрастному, лишенному эмоций лицу было совершенно непонятно, какие мысли роятся в его голове. Наверное, только по взгляду можно было что-то прочесть, но смотреть Кайлу Снэшу в глаза я избегала — провоцировать его сейчас точно не стоило.

Когда повисшая пауза стала затягиваться, я не выдержала и глухо спросила:

— Я могу идти?

Он молчал неимоверно долго — по крайней мере, в моем мире, где время текло слишком медленно, это молчание длилось целые часы.

— Нет, — наконец прозвучал ответ. И, спустя еще одну, уже чуть менее длинную паузу, феникс пояснил: — Пока не скажешь, откуда у тебя такая же редкая способность, как у моего брата.

Забывшись, в глаза я ему все-таки посмотрела и растерянно переспросила:

— Редкая способность?

— Проходить сквозь пламя, — уточнил он, не сводя с меня пристального взгляда. — Все фениксы могут воздействовать на огонь, заставляя его подчиняться и не обжигать. Но каждому фениксу от рождения достается какая-то особенность. У Нора их несколько. И одна из них — полная, бесконтрольная огнеустойчивость. Ему не нужно прикладывать никаких усилий, не нужно использовать внутренний свет, чтобы проходить сквозь пламя и не сгорать. Ты тоже не использовала ни внутренние искры, ни артефакты — я бы почувствовал их остаточную магию. Поэтому повторяю вопрос.

Третья пауза была еще короче, а последовавшие за ней повторившиеся слова — еще более резкими:

— Откуда у простой девчонки эта способность?

Ответить я бы не смогла при всем желании. Хотя бы потому, что сама задавалась тем же вопросом и была откровенно потрясена. Я совершенно не понимала, как такое возможно, что со мной происходит и что со всем этим делать. А Кайл Снэш, подливая масло в огонь моего внутреннего напряжения, продолжал испепелять меня тяжелым взглядом.

— Я не знаю, — ответила чистую правду. — Мне…

— Не знаешь? — не дослушав, перебил он. — Или смеешь мне врать? У маленькой мышки есть большие секреты… По крайней мере, теперь понятно, почему ты привлекла к себе внимание Нора.

Если бы существовала шкала, определяющая уровень подавляющей силы, Кайл Снэш добрался бы до самой ее верхушки. Не знаю, как бы повел себя кто-нибудь другой на моем месте, — возможно, трясся бы от страха, пытался оправдываться или доказывал, что действительно ничего не знает. Мне тоже хотелось делать и первое, и второе, и третье, но я заставила себя собраться.

Это было трудно. Очень трудно. Но, вновь посмотрев ему в глаза, я выдержала адресованный мне взгляд. И внутреннюю дрожь подавила, и оправдываться не стала, потому что тем, кто оправдывается, никогда не верят. А граница между попытками доказать свою невиновность и оправданиями, как правило, очень тонка.

Повисшее между нами молчание было тягостным. И инородным на фоне окружающей, подсвеченной бликами пламени суеты. Спустя некоторое время глаза феникса как-то странно блеснули, и не успела я сообразить, что это значит, как нас окутал яркий, но холодный свет.

Уже сбилась со счета, в который раз за этот день совершала такой переход. Кажется, еще немного — и начну к этому привыкать.

Далеко Кайл нас не перенес. Мы очутились в соседнем квартале, где к этому времени уже полностью потушили огонь и улица утопала в остатках серого дыма. Как когда-то в коридоре, я оказалась стоящей спиной к стене одного из уцелевших зданий — цирюльни, кажется, а феникс вновь нависал надо мной, окруженный ореолом холодного света.

У меня не было времени, чтобы сообразить, что он собирается сделать. Но как только холодный свет сгустился вокруг меня, как только стал проникать под кожу, впитываться в кровь, стремясь добраться до самого сердца, — поняла. Не разумом — скорее таким обострившимся сегодня шестым чувством.

Кайл Снэш хотел увидеть мои искры. Не спрашивая разрешения, без моего согласия, что в высших кругах являлось недопустимым. Но я ведь не из высших кругов — с какой стати ему заботиться о чувствах какой-то «мышки»?