Крылья
Часть 26 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Эм-м-м… – ошарашенно ответила я. – Ну, если твоя свора не будет ошиваться слишком близко.
– Динка и Ленка? Да, я знаю. Они выглядят ужасно. Эти шмотки уже не первый раз надевают. Конечно, с одной стороны, я на их фоне лучше выгляжу, но, с другой стороны, они мне просто портят настроение своим тряпьем, – запричитала Мерцалова, вцепившись в мою руку своими хищными накладными когтями и увлекая меня к столику с напитками.
«Да она чокнутая».
– А вот у тебя, кстати, платье супер. Это что? «Донна Каран»? «Версаче»? Кажется, в последней коллекции весна-лето я что-то такое видела..
– Это «Фелис» из ЦУМа, – насмешливо выдала я, наслаждаясь ее реакцией.
– «Фе-лис»? – поморщилась Мерцалова, прищурив глаза. – Ах да! Что-то очень знакомое…
Отчего-то мне стало противно. Когда же пустое бессмысленное поклонение тряпкам и косметике успело стать смыслом ее жизни? Ведь ей всего семнадцать.
– Зато кулон наверняка стоит кучу денег? – затараторила она, припадая губами к стакану с ром-колой и ощупывая взглядом серебристого ангела у меня на шее. – Это он его подарил?
– Нет. Чижов мне ничего не дарил.
– Да я не этого дурачка имею в виду, – махнула рукой Светка. – А того, на «ауди».
Мое едкое веселье враз испарилось. Феликс был последним, о ком бы я могла спокойно поболтать с этой говорящей куклой.
– Нет, не он, – холодно отстранилась я, начиная понимать истинную причину перемены ее отношения ко мне.
– Да ладно тебе морозиться, Вернер, – нетерпеливо рванула Мерцалова. – Слушай, ну я ошиблась, когда подумала, что ты невзрачная нудная заучка, я признаю эту ошибку. Теперь мне кажется, мы с тобой очень похожи, – она помолчала, усиленно подыскивая сходства, – красивые волосы, ухоженная кожа, умение выбирать правильные духи и парней. Я вообще думаю, что мы могли бы стать конкретными подругами!
Кажется, отрешенное, старательно выглаженное выражение лица подвело меня, потому что Мерцалова вдруг перешла на галоп:
– Нет, я серьезно! Я могу с тобой дружить! У меня классный дом, классная тачка. Не такая, конечно, как у твоего парня, но это временно. Я скоро буду просить родоков купить другую. У меня есть пропуск во все закрытые элитные клубы, там часто зависают знаменитости, вот, например, вчера…
– Он мне не парень! – оборвала ее я. – Никогда им не был и не будет. Так что успокойся.
– Чего? – вытаращилась Мерцалова. – Нет, подожди… То есть вы как бы знакомы, но не… Да?
– Да, мы просто знакомы.
«Были», – добавила я про себя.
– ВАУ! Так, может, ты нас познакомишь? Если ты, конечно, не претендуешь. Просто он такой красивый и все-такое.
Я сжала челюсти.
– Если ты не смогла его объездить, то у меня точно получится. А я тебе взамен подгоню кого-то из знакомых парней, хочешь? Богатые и смазливые.
Я в очередной раз поразилась этому тошнотворному портрету ее идеального мужчины. Как будто это были первые и единственные качества, которые имели значение.
– Не выйдет. Он уехал, и у меня нет никаких его координат. Но даже если бы были, – я набрала побольше воздуха в легкие, – ты бы не получила ничего. Просто потому что он достоин намного большего, чем могла бы дать ему ты.
– Да я бы могла дать ему все и прямо сейчас, – насмешливо улыбнулась Мерцалова, и по ее хищной манящей улыбке стало ясно, что она имеет в виду.
– О господи, Света… Я говорю о любви, дружбе, поддержке во всем, нежности, понимании, о готовности быть с ним рядом всегда и везде, что бы ни случилось, готовности жить для него, дышать им, защищать его, ценить его как самое лучшее, что тебе могла дать жизнь… Какие-то из этих слов тебе знакомы?
– Ты что, женских романов обожралась? Ха-ха, да им всем нужно одно и то же. И чем раньше поймешь, что именно, тем меньше синяков себе наставишь! Или, подожди, – Светка ошарашенно затрепетала накладными ресницами. – Тю, Вернер! Да ты вклеилась в него по уши! Сказала бы сразу, делов-то. А то я тут типа по полу перед тобой растеклась от уважения, а ты, оказывается, всего лишь очередная простофиля с какой-то романтической кашей в голове.
Я испытала досадное отвращение от того, что эта пустая самовлюбленная Барби смогла так легко влезть в самое сокровенное и теперь возила своими пластмассовыми лапами по самым потайным струнам моей души. У меня чесались руки вылить содержимое своего стакана ей за пазуху. Но, впрочем, я была сама виновата: нашла перед кем метать бисер о любви и нежности.
– Каша в моей голове никого не касается. И тебя в первую очередь. Лучше позаботься о своей. Кажется, она уже покрылась плесенью.
Я резко развернулась и пошла прочь. И чем дальше уходила, тем быстрей ускоряла шаг. Но не успела я сделать и десяти шагов, как вдруг услышала нечто, что заставило меня прирасти к полу.
Мелодия.
Мягкий аккорд и бархатный голос певицы… Это была та самая песня, которая звучала в машине у Феликса, когда нас накрыла гроза. Та самая!
Я так резко рванула сквозь толпу, расталкивая людей и наступая им на ноги, что мне вслед посыпались ругательства. Казалось, этой толпе не будет конца. Я добралась до стола диджея и едва не повисла на нем:
– Максим, что это за песня?!
– Да хрен его знает, что это. Мне это дали пять минут назад, и я слышу это впервые. А что?
Кажется, мое сердце остановилось.
– Кто дал?
– Я ее не знаю, какая-то женщина.
– Подожди, Макс, – вдруг вздрогнула я. – Ты сказал «женщина»? Какая еще женщина на этой детской вечеринке?
– Без понятия. Сначала подумал, что, может, Гренкины оставили кого-то присматривать за домом, чтоб мы тут ничего не наворотили. Но потом передумал. Посмотри, что она мне дала за одну песню, – и он повертел перед моим носом купюрой в пятьдесят евро. – Неплохо, а, для этого говенного городишки?
И тогда мне стало совсем не по себе.
– Где она? – пластмассовым голосом сказала я.
– А что? Тоже хочешь подзаработать? – хохотнул Макс.
– Максим! Говори, или дискотека сейчас накроется медным тазом, потому что диджей будет в отключке! – зашипела я, хватая его за одежду.
– Не смеши меня, Вернер, – криво хмыкнул тот и стряхнул мою руку.
И тогда я сжала пальцы в кулак и размахнулась, намереваясь стереть эту идиотскую ухмылку с этого идиотского лица.
– Не стоит, маникюр дороже, – прозвучало позади меня и запястье тут же оказалось в чьей-то руке. Я резко обернулась и тут же напоролась на испепеляюще-черные глаза, которые – я ни секунду не сомневалась – могли бы прожечь во мне две маленькие круглые дырки.
* * *
Ту, которой принадлежали эти глаза, я смогла рассмотреть только секунду спустя, когда схлынуло впечатление от этого завораживающего гипнотического взгляда. Передо мной стояла красивая женщина лет тридцати со смуглой кожей и прямыми угольно-черными волосами. Я не слишком разбиралась в тонкостях этнических особенностей: она легко могла быть татаркой, испанкой или какой-нибудь бразильянкой, так что единственным словом, которое характеризовало ее внешность более-менее сносно, было слово «экзотическая». Не говоря ни слова, она бросила диджею смятую бумажку, которую он не смог поймать на лету и за которой тут же пополз на четвереньках под стол, – и потянула меня за собой, уверенно прокладывая в толпе дорожку к выходу.
10. Хоть на край света
Чем дальше мы шагали от дома, тем плотней становилась темнота и громче трещание ночных насекомых. Я шла за незнакомкой, изучая ее одежду – джинсы и черную кожаную куртку, ее решительную походку и прямую спину. Ее черные, блестящие, как шелк, волосы стекали по ее плечам. Я видела такие восхитительные волосы только однажды: у одной из посетительниц цветочного магазина, в котором я работала прошлым летом. Та остановила свой белый «лексус» у самых дверей, заскочила внутрь и громко спросила: «У вас есть фиалки?!» И пока я отсчитывала ей сдачу с новенькой, свежеотпечатанной купюры в пятьсот гривен – эта девушка стояла у прилавка и наматывала на палец восхитительный локон: блестящий, будто сделанный из тончайших нитей стекла…
– Судя по всему, эта мелодия что-то значит для тебя? – бросила мне через плечо незнакомка.
– Вы от него?
– Смотря кого понимать под ним.
– От Феликса?
Незнакомка остановилась и повернулась ко мне. Высокий лоб, кожа цвета корицы, глаза, щедро подведенные черным: Нефертити, восставшая из мертвых. Только вот это удивительное лицо ничего не выражало.
«Покерфейс» – лицо игрока в покер: не дай бог, кто-нибудь догадается, что за карты ты держишь в своей руке. Я поймала себя на мысли, что Феликс тоже часто смотрел именно так.
– Я зову его по-другому, но сейчас это не важно. Да, меня заставил приехать он.
Я сцепила влажные, заледеневшие пальцы и приготовилась ловить каждое ее слово.
– Меня заставил приехать он, но он об этом приезде ничего не знает.
– Как это?
Нефертити помолчала, глядя на меня с каким-то сомнением. Как на карту, которая не имела никакой ценности, но была последней в колоде.
– Мне нужна твоя помощь, Лика.
Звук моего имени, которое она знала заранее, заставил меня вздрогнуть.
– Да, все что угодно, – охрипла я.
– Ему осталось три года.
Я моргнула, отказываясь верить тому, что услышала.
– Что значит «три года»?
– Три года, а потом тело сложат в ящик. Так понятней?
– Динка и Ленка? Да, я знаю. Они выглядят ужасно. Эти шмотки уже не первый раз надевают. Конечно, с одной стороны, я на их фоне лучше выгляжу, но, с другой стороны, они мне просто портят настроение своим тряпьем, – запричитала Мерцалова, вцепившись в мою руку своими хищными накладными когтями и увлекая меня к столику с напитками.
«Да она чокнутая».
– А вот у тебя, кстати, платье супер. Это что? «Донна Каран»? «Версаче»? Кажется, в последней коллекции весна-лето я что-то такое видела..
– Это «Фелис» из ЦУМа, – насмешливо выдала я, наслаждаясь ее реакцией.
– «Фе-лис»? – поморщилась Мерцалова, прищурив глаза. – Ах да! Что-то очень знакомое…
Отчего-то мне стало противно. Когда же пустое бессмысленное поклонение тряпкам и косметике успело стать смыслом ее жизни? Ведь ей всего семнадцать.
– Зато кулон наверняка стоит кучу денег? – затараторила она, припадая губами к стакану с ром-колой и ощупывая взглядом серебристого ангела у меня на шее. – Это он его подарил?
– Нет. Чижов мне ничего не дарил.
– Да я не этого дурачка имею в виду, – махнула рукой Светка. – А того, на «ауди».
Мое едкое веселье враз испарилось. Феликс был последним, о ком бы я могла спокойно поболтать с этой говорящей куклой.
– Нет, не он, – холодно отстранилась я, начиная понимать истинную причину перемены ее отношения ко мне.
– Да ладно тебе морозиться, Вернер, – нетерпеливо рванула Мерцалова. – Слушай, ну я ошиблась, когда подумала, что ты невзрачная нудная заучка, я признаю эту ошибку. Теперь мне кажется, мы с тобой очень похожи, – она помолчала, усиленно подыскивая сходства, – красивые волосы, ухоженная кожа, умение выбирать правильные духи и парней. Я вообще думаю, что мы могли бы стать конкретными подругами!
Кажется, отрешенное, старательно выглаженное выражение лица подвело меня, потому что Мерцалова вдруг перешла на галоп:
– Нет, я серьезно! Я могу с тобой дружить! У меня классный дом, классная тачка. Не такая, конечно, как у твоего парня, но это временно. Я скоро буду просить родоков купить другую. У меня есть пропуск во все закрытые элитные клубы, там часто зависают знаменитости, вот, например, вчера…
– Он мне не парень! – оборвала ее я. – Никогда им не был и не будет. Так что успокойся.
– Чего? – вытаращилась Мерцалова. – Нет, подожди… То есть вы как бы знакомы, но не… Да?
– Да, мы просто знакомы.
«Были», – добавила я про себя.
– ВАУ! Так, может, ты нас познакомишь? Если ты, конечно, не претендуешь. Просто он такой красивый и все-такое.
Я сжала челюсти.
– Если ты не смогла его объездить, то у меня точно получится. А я тебе взамен подгоню кого-то из знакомых парней, хочешь? Богатые и смазливые.
Я в очередной раз поразилась этому тошнотворному портрету ее идеального мужчины. Как будто это были первые и единственные качества, которые имели значение.
– Не выйдет. Он уехал, и у меня нет никаких его координат. Но даже если бы были, – я набрала побольше воздуха в легкие, – ты бы не получила ничего. Просто потому что он достоин намного большего, чем могла бы дать ему ты.
– Да я бы могла дать ему все и прямо сейчас, – насмешливо улыбнулась Мерцалова, и по ее хищной манящей улыбке стало ясно, что она имеет в виду.
– О господи, Света… Я говорю о любви, дружбе, поддержке во всем, нежности, понимании, о готовности быть с ним рядом всегда и везде, что бы ни случилось, готовности жить для него, дышать им, защищать его, ценить его как самое лучшее, что тебе могла дать жизнь… Какие-то из этих слов тебе знакомы?
– Ты что, женских романов обожралась? Ха-ха, да им всем нужно одно и то же. И чем раньше поймешь, что именно, тем меньше синяков себе наставишь! Или, подожди, – Светка ошарашенно затрепетала накладными ресницами. – Тю, Вернер! Да ты вклеилась в него по уши! Сказала бы сразу, делов-то. А то я тут типа по полу перед тобой растеклась от уважения, а ты, оказывается, всего лишь очередная простофиля с какой-то романтической кашей в голове.
Я испытала досадное отвращение от того, что эта пустая самовлюбленная Барби смогла так легко влезть в самое сокровенное и теперь возила своими пластмассовыми лапами по самым потайным струнам моей души. У меня чесались руки вылить содержимое своего стакана ей за пазуху. Но, впрочем, я была сама виновата: нашла перед кем метать бисер о любви и нежности.
– Каша в моей голове никого не касается. И тебя в первую очередь. Лучше позаботься о своей. Кажется, она уже покрылась плесенью.
Я резко развернулась и пошла прочь. И чем дальше уходила, тем быстрей ускоряла шаг. Но не успела я сделать и десяти шагов, как вдруг услышала нечто, что заставило меня прирасти к полу.
Мелодия.
Мягкий аккорд и бархатный голос певицы… Это была та самая песня, которая звучала в машине у Феликса, когда нас накрыла гроза. Та самая!
Я так резко рванула сквозь толпу, расталкивая людей и наступая им на ноги, что мне вслед посыпались ругательства. Казалось, этой толпе не будет конца. Я добралась до стола диджея и едва не повисла на нем:
– Максим, что это за песня?!
– Да хрен его знает, что это. Мне это дали пять минут назад, и я слышу это впервые. А что?
Кажется, мое сердце остановилось.
– Кто дал?
– Я ее не знаю, какая-то женщина.
– Подожди, Макс, – вдруг вздрогнула я. – Ты сказал «женщина»? Какая еще женщина на этой детской вечеринке?
– Без понятия. Сначала подумал, что, может, Гренкины оставили кого-то присматривать за домом, чтоб мы тут ничего не наворотили. Но потом передумал. Посмотри, что она мне дала за одну песню, – и он повертел перед моим носом купюрой в пятьдесят евро. – Неплохо, а, для этого говенного городишки?
И тогда мне стало совсем не по себе.
– Где она? – пластмассовым голосом сказала я.
– А что? Тоже хочешь подзаработать? – хохотнул Макс.
– Максим! Говори, или дискотека сейчас накроется медным тазом, потому что диджей будет в отключке! – зашипела я, хватая его за одежду.
– Не смеши меня, Вернер, – криво хмыкнул тот и стряхнул мою руку.
И тогда я сжала пальцы в кулак и размахнулась, намереваясь стереть эту идиотскую ухмылку с этого идиотского лица.
– Не стоит, маникюр дороже, – прозвучало позади меня и запястье тут же оказалось в чьей-то руке. Я резко обернулась и тут же напоролась на испепеляюще-черные глаза, которые – я ни секунду не сомневалась – могли бы прожечь во мне две маленькие круглые дырки.
* * *
Ту, которой принадлежали эти глаза, я смогла рассмотреть только секунду спустя, когда схлынуло впечатление от этого завораживающего гипнотического взгляда. Передо мной стояла красивая женщина лет тридцати со смуглой кожей и прямыми угольно-черными волосами. Я не слишком разбиралась в тонкостях этнических особенностей: она легко могла быть татаркой, испанкой или какой-нибудь бразильянкой, так что единственным словом, которое характеризовало ее внешность более-менее сносно, было слово «экзотическая». Не говоря ни слова, она бросила диджею смятую бумажку, которую он не смог поймать на лету и за которой тут же пополз на четвереньках под стол, – и потянула меня за собой, уверенно прокладывая в толпе дорожку к выходу.
10. Хоть на край света
Чем дальше мы шагали от дома, тем плотней становилась темнота и громче трещание ночных насекомых. Я шла за незнакомкой, изучая ее одежду – джинсы и черную кожаную куртку, ее решительную походку и прямую спину. Ее черные, блестящие, как шелк, волосы стекали по ее плечам. Я видела такие восхитительные волосы только однажды: у одной из посетительниц цветочного магазина, в котором я работала прошлым летом. Та остановила свой белый «лексус» у самых дверей, заскочила внутрь и громко спросила: «У вас есть фиалки?!» И пока я отсчитывала ей сдачу с новенькой, свежеотпечатанной купюры в пятьсот гривен – эта девушка стояла у прилавка и наматывала на палец восхитительный локон: блестящий, будто сделанный из тончайших нитей стекла…
– Судя по всему, эта мелодия что-то значит для тебя? – бросила мне через плечо незнакомка.
– Вы от него?
– Смотря кого понимать под ним.
– От Феликса?
Незнакомка остановилась и повернулась ко мне. Высокий лоб, кожа цвета корицы, глаза, щедро подведенные черным: Нефертити, восставшая из мертвых. Только вот это удивительное лицо ничего не выражало.
«Покерфейс» – лицо игрока в покер: не дай бог, кто-нибудь догадается, что за карты ты держишь в своей руке. Я поймала себя на мысли, что Феликс тоже часто смотрел именно так.
– Я зову его по-другому, но сейчас это не важно. Да, меня заставил приехать он.
Я сцепила влажные, заледеневшие пальцы и приготовилась ловить каждое ее слово.
– Меня заставил приехать он, но он об этом приезде ничего не знает.
– Как это?
Нефертити помолчала, глядя на меня с каким-то сомнением. Как на карту, которая не имела никакой ценности, но была последней в колоде.
– Мне нужна твоя помощь, Лика.
Звук моего имени, которое она знала заранее, заставил меня вздрогнуть.
– Да, все что угодно, – охрипла я.
– Ему осталось три года.
Я моргнула, отказываясь верить тому, что услышала.
– Что значит «три года»?
– Три года, а потом тело сложат в ящик. Так понятней?