Кровь данов
Часть 6 из 46 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну, может, не пол-уха. Но кусочек отрезал – точно, – пошел на попятный Остах.
– И чем все кончилось? – зевнув, спросил я.
– Да ничем, – пожал плечами Остах. – С Тьором, которому Эндир ухо повредил, подружились даже. Правда, как Векса свалили, тяжело Эндир с ним разошелся…
Я почти заснул, когда услышал вопрос Остаха:
– А тот малой, которого подослали и с которого все началось – знаешь, кто это был?
– Кто?.. – промямлил я.
– Алиас Муха, Алиас Фугг, – успел осознать я услышанное, прежде чем провалился в глубокий сон.
Атриан
Остах
Старею, что ли? Тонкослезый стал – никогда таким не был. Утром глаза открываю, смотрю – Оли сам с кровати ноги скинул и за стеночку рукой взялся. Я аж дышать перестал. А как парень встал и шаг сделал – чуть кулак не сжевал, чтоб в голос не завыть. Радоваться бы надо, а слезы душат! Я же первый шаг его, еще голозадого, помню! Зима лютая была – ужас. В Декурионе сквозняки гуляют, от камня на полу холод – сквозь сапог пробирает. А эти двое, Правый с Левым, ползают, встать норовят. Комнату выбрали потеплей, коврами укутали чуть не в три слоя, шкур натащили – весь пол застелили. Жаровен по углам наставили, сами разлеглись, пива налили, смотрим, как эти двое ползают, угукают да улыбаются. Ну и мы радуемся, кувшин за кувшином опрокидываем.
А потом давай вставать – то один, то второй. Встанут, ножки кривенькие дрожат, руками машут. Потом на попу падают. И так раз за разом. А потом приловчились вроде как, и вот младшенький постоял, потрясся чуток. Поймал равновесие – и пошел. Теп-леп – и дотелепал до Эндира, за бороду его ухватил. Крепко схватил – у дана аж слезы брызнули.
Остах улыбнулся той лютой зиме, мрачному Декуриону, комнатушке, укутанной шкурами…
Но как братья на деда похожи! В горах за делами своими и не замечал. По провинции пронеслись – не замечал. А как здесь очутились, – словно дубиной огрели. Эндир маленький в школу пошел. Живой!
О чем-то гомонили неуемные братья за перегородкой, а Остах невидящим взглядом уставился на потолочные балки. Против воли перед глазами вставала картина, которую он давным-давно запрятал в самый дальний, самый потаенный уголок своей души.
Умирал Эндир недолго. За два дня кончился. Все распоряжался, с Гимтаром шушукался. Спокойный, властный, уверенный. Словно не умирает, а отъехать собрался. А под вечер второго дня ноги отнялись, и голос пропал.
Изгнал всех из покоев, меня с Гимтаром оставил. И Рокона. Рокон стоит, губы трясутся, глаза что плошки – понять ничего не может. Эндир совсем онемел, хрипит, каркает, пальцем тычет: то в брата, то в сына.
Гимтар всегда умом быстрый был. Кивнул, на колено перед Роконом встал.
– Кинжал! – и руку протягивает.
Рокон только глазами водит туда-сюда, не поймет ничего. Гимтар сам у него кинжал из ножен вытащил, поцеловал лезвие, двумя руками протянул Рокону. Эндир сипит, кошму в кулак смял. Наследник очнулся, принял свой кинжал обратно.
Теперь в меня пальцем тычет. Ну, второй раз проще, как по накатанной. И Рокон понимать кое-что стал. А что тут понимать? Присягаем новому дану.
Как закончили, Рокон кинжал вдел в ножны – Эндир выдохнул. На подушку откинулся. Я уж думал – все, вышла из него жизнь с этим долгим выдохом. Ан нет! Глазами вращает, воздуха набрал, приподнимается… Мы с Гимтаром склонились: он с одной стороны, я с другой. Дан вдруг как схватит меня за ворот. И повис на мне. Я смотрю – а он и Гимтара так же второй рукой держит. И в глаза брату уставился. Требовательно, сипит только зло, слюна с угла рта капает. Гимтар понял, сгорбился.
– Нет, – говорит. – Не могу, дан.
Эндир сипит, слюна пузырем надувается. Уже не сип раздается, скулеж какой-то. Жилы на висках – с палец, вот-вот лопнут.
И Гимтар сломался. На меня смотрит и орет:
– Ладонь давай!
Мы с Гимтаром особо никогда не ладили. Как первая встреча не задалась, так и пошло вкривь. Но у Эндира не забалуешь.
Хотел я взбрыкнуть, но чувствую, Эндир меня за ворот трясет. Что уж тут. Протянул руку, понял, что к чему. Полоснул меня по ладони кинжалом Гимтар и себя не забыл, смешали мы кровь рукопожатием. Гьердами стали.
– Все, брат.
Только Гимтар это произнес, Эндир Законник, дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов еле заметно кивнул, смежил веки, откинулся на подушку, лицо его разгладилось, и он умер. Умер, продолжая держать одной рукой меня, другой брата. Разжать хватку даже не пробовали, тем же окровавленным кинжалом смахнули лоскуты от ворота.
С тех пор, как закусимся мы с Гимтаром, злость моя на него выше гор поднимется – дышать становится нечем. Держит нас за шею Эндир и после смерти держит. А то уже давно поубивали бы друг друга.
Олтер
– Эй, Оли, проснись. – Меня грубо тряхнули за плечо.
– А?.. Мм? – промычал я, распахивая глаза.
Рядом с кроватью стоял растрепанный Остах.
– Там этот, петух пришел… Проспали мы, как есть проспали. Каракатицу братьям в зад…
Какой петух, какая каракатица? Что за бред? Я помотал головой.
– Распорядителя за тобой прислали, петуха этого разнаряженного. На пир зовет. Ты прикорнул, ну и я, старый… А эти оболтусы наш сон охраняли. Нет чтобы поднять…
Я мигом все понял, тряхнул головой и громко хлопнул в ладоши. Резкое и громкое движение разогнало остатки сна, и я поднялся с кровати. Вышел в гостиную. Барат с Йолташем стояли навытяжку у двери – видно, попали Остаху под горячую руку. У стола стояло мое передвижное кресло, придвинутое к столешнице. Ну вот, а дядька возмущается, что братья без дела сидели! Нашли же каталку и обратно привезли!
– Где он? – спросил я.
– Кто? – не понял Барат, но брат ткнул его кулаком в бок и ответил:
– Ждет. За заборчиком.
– Не сюда же его пускать, – подхватил Барат.
И то правда. Этого еще не хватало.
– Где тут вода? Умыться бы… – спросил я.
Йолташ в ответ повернулся и открыл дверь, махнув рукой. Я последовал за ним. У калитки мялся посланник от наместника. Я узнал раба-распорядителя, который встречал нас при въезде в город. Ну, с рабом все проще. Не обращая внимания на вскинутые брови распорядителя, я последовал за Йолташем. Тот спустился с крыльца и обогнул край дома.
Пройдя по тропинке, я увидел маленькую закрытую лужайку, ограниченную высокой каменной изгородью. С краю находилась маленькая дверь, закрытая на широкий поперечный засов. В противоположном углу, дальнем от дома, приютилась небольшая будочка знакомой всем дачникам формы. Я уверенно направился к ней, по легкому характерному запаху догадываясь, что не ошибся.
В центре лужайки в небольшой каменной чаше приютился маленький фонтанчик. Из краев чаши струйки воды брызгали вверх, собираясь единой струей по центру чаши и плюхаясь вниз. Пока я посещал туалет, Йолташ зачерпнул кожаным ведерком воды из фонтана и наполнил рукомойник. Я умылся, пригладил мокрыми руками волосы и оглядел себя. Спал я крепко, потому не ворочался во сне и одежда не помялась.
– Я готов! – сообщил я, и мы двинулись.
Едва приблизились к калитке, распорядитель глубоко мне поклонился и произнес, не разгибаясь:
– Сиятельнейший Сивен Грис, наместник провинции Атариан, приглашает тебя, Олтер, сын Рокона, наследник дана Дорчариан, посетить его дом и разделить с ним вечернюю трапезу.
Я пожал плечами и сделал шаг вперед. Распорядитель поклонился еще ниже и добавил:
– Приглашение только для наследника, господин.
Я повернулся к братьям с Остахом. Братья, не знающие имперского, уставились на меня.
– Один пойду, – перевел я. – Приглашение только для наследника.
– Кто бы сомневался, – пожал плечами Остах. – Но сопроводить тебя нужно. Какой наследник без ближников?
– Кормить, значит, не будут… – характерным жестом погладив живот, жалостливо прошептал Барат на ухо брату. Нарочно жаловался так, чтобы мне было слышно. Я вопросительно глянул на Остаха, но тот махнул рукой:
– Разберемся.
– Идем, – кивнул я слуге.
Тот развернулся и торопливо засеменил по садовой дорожке.
– Не так быстро! – попросил я, и распорядитель сбавил ход.
Все-таки местная мода странная. Горская одежда нравилась мне своей простотой и функциональностью. Сапожки сидели на ноге как влитые. Отсутствие карманов доставляло неудобство, конечно. Но это я попытаюсь вскоре решить. Большинство местных одевалось во что-то античное: хламида, туника, хитон… Кто там разберет? В общем, что-то приталенное, с поясом, без рукавов и со складками. Богатеи в госпитале облачались в одежду того же фасона, но с дорогим шитьем и оборками по вороту. Не сказать, чтобы раб, идущий впереди нас, был одет как-то принципиально иначе. Но вот расцветка! Поперечные полосы красного чередовались с зеленым. И вдобавок – сапоги с узкими длинными носами, подвязанными к лодыжке!
– Кейлокк, – сплюнул вслед распорядителю Йолташ. – Петух.
Барат звонко прокукарекал, прижав локти к бокам. Ну чисто дети! Распорядитель пугливо обернулся и чуть прибавил шагу, вжав голову в плечи. Загнутые носы сапог забавно вихлялись из стороны в сторону. Братья засмеялись.
– Плетей захотели?.. – зашипел Остах. – Вы ближники наследника дана Дорчариан! Не позорьте мои седины!
Братья пристыженно замолчали. Развернули плечи, надели маску надменности и превосходства, положили руки на рукояти мечей и с прямой спиной зашагали чуть позади меня, по обе стороны.
– То-то же, – кинул им Остах, идущий рядом со мной. – И ты тоже, Оли, не забывай, кто ты. Не обольщайся, пир не в твою честь. Народу там будет много, особого внимания на тебя не обратят. Ты просто почетный гость и вступаешь под руку наместника, так сказать. Поэтому должен быть представлен. Так заведено.
– Значит, каждый день ужинать там мне не придется, – облегченно выдохнул я.
– Конечно! – рубанул рукой воздух Остах. – Наместник недолюбливает горцев. Как будешь ему представлен – отдашь вот это. – Дядька достал из-за пазухи свиток.
– Что это? – поинтересовался я.
– Пустое, – вновь махнул рукой Остах. – По обычаю заведено. Гимтар дал. Древние клятвы, старые слова… Правда, велел в Канцелярию отнести, не наместнику. Но, думаю, можно и так.
Я кивнул и принял свиток. Руки чесались развернуть его и прочитать. Но и времени не было, и место неподходящее. Да и читал я по-имперски… «Мама мыла раму», короче говоря.
– Ухо-то как? Не болит? – покосился на меня Остах, хмыкнув. – Видок у тебя тот еще.
Охнув, я приложил ладонь к уху. Больно! А когда не трогаешь – и не болит… Я и думать забыл про пропущенный удар.
– И чем все кончилось? – зевнув, спросил я.
– Да ничем, – пожал плечами Остах. – С Тьором, которому Эндир ухо повредил, подружились даже. Правда, как Векса свалили, тяжело Эндир с ним разошелся…
Я почти заснул, когда услышал вопрос Остаха:
– А тот малой, которого подослали и с которого все началось – знаешь, кто это был?
– Кто?.. – промямлил я.
– Алиас Муха, Алиас Фугг, – успел осознать я услышанное, прежде чем провалился в глубокий сон.
Атриан
Остах
Старею, что ли? Тонкослезый стал – никогда таким не был. Утром глаза открываю, смотрю – Оли сам с кровати ноги скинул и за стеночку рукой взялся. Я аж дышать перестал. А как парень встал и шаг сделал – чуть кулак не сжевал, чтоб в голос не завыть. Радоваться бы надо, а слезы душат! Я же первый шаг его, еще голозадого, помню! Зима лютая была – ужас. В Декурионе сквозняки гуляют, от камня на полу холод – сквозь сапог пробирает. А эти двое, Правый с Левым, ползают, встать норовят. Комнату выбрали потеплей, коврами укутали чуть не в три слоя, шкур натащили – весь пол застелили. Жаровен по углам наставили, сами разлеглись, пива налили, смотрим, как эти двое ползают, угукают да улыбаются. Ну и мы радуемся, кувшин за кувшином опрокидываем.
А потом давай вставать – то один, то второй. Встанут, ножки кривенькие дрожат, руками машут. Потом на попу падают. И так раз за разом. А потом приловчились вроде как, и вот младшенький постоял, потрясся чуток. Поймал равновесие – и пошел. Теп-леп – и дотелепал до Эндира, за бороду его ухватил. Крепко схватил – у дана аж слезы брызнули.
Остах улыбнулся той лютой зиме, мрачному Декуриону, комнатушке, укутанной шкурами…
Но как братья на деда похожи! В горах за делами своими и не замечал. По провинции пронеслись – не замечал. А как здесь очутились, – словно дубиной огрели. Эндир маленький в школу пошел. Живой!
О чем-то гомонили неуемные братья за перегородкой, а Остах невидящим взглядом уставился на потолочные балки. Против воли перед глазами вставала картина, которую он давным-давно запрятал в самый дальний, самый потаенный уголок своей души.
Умирал Эндир недолго. За два дня кончился. Все распоряжался, с Гимтаром шушукался. Спокойный, властный, уверенный. Словно не умирает, а отъехать собрался. А под вечер второго дня ноги отнялись, и голос пропал.
Изгнал всех из покоев, меня с Гимтаром оставил. И Рокона. Рокон стоит, губы трясутся, глаза что плошки – понять ничего не может. Эндир совсем онемел, хрипит, каркает, пальцем тычет: то в брата, то в сына.
Гимтар всегда умом быстрый был. Кивнул, на колено перед Роконом встал.
– Кинжал! – и руку протягивает.
Рокон только глазами водит туда-сюда, не поймет ничего. Гимтар сам у него кинжал из ножен вытащил, поцеловал лезвие, двумя руками протянул Рокону. Эндир сипит, кошму в кулак смял. Наследник очнулся, принял свой кинжал обратно.
Теперь в меня пальцем тычет. Ну, второй раз проще, как по накатанной. И Рокон понимать кое-что стал. А что тут понимать? Присягаем новому дану.
Как закончили, Рокон кинжал вдел в ножны – Эндир выдохнул. На подушку откинулся. Я уж думал – все, вышла из него жизнь с этим долгим выдохом. Ан нет! Глазами вращает, воздуха набрал, приподнимается… Мы с Гимтаром склонились: он с одной стороны, я с другой. Дан вдруг как схватит меня за ворот. И повис на мне. Я смотрю – а он и Гимтара так же второй рукой держит. И в глаза брату уставился. Требовательно, сипит только зло, слюна с угла рта капает. Гимтар понял, сгорбился.
– Нет, – говорит. – Не могу, дан.
Эндир сипит, слюна пузырем надувается. Уже не сип раздается, скулеж какой-то. Жилы на висках – с палец, вот-вот лопнут.
И Гимтар сломался. На меня смотрит и орет:
– Ладонь давай!
Мы с Гимтаром особо никогда не ладили. Как первая встреча не задалась, так и пошло вкривь. Но у Эндира не забалуешь.
Хотел я взбрыкнуть, но чувствую, Эндир меня за ворот трясет. Что уж тут. Протянул руку, понял, что к чему. Полоснул меня по ладони кинжалом Гимтар и себя не забыл, смешали мы кровь рукопожатием. Гьердами стали.
– Все, брат.
Только Гимтар это произнес, Эндир Законник, дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов еле заметно кивнул, смежил веки, откинулся на подушку, лицо его разгладилось, и он умер. Умер, продолжая держать одной рукой меня, другой брата. Разжать хватку даже не пробовали, тем же окровавленным кинжалом смахнули лоскуты от ворота.
С тех пор, как закусимся мы с Гимтаром, злость моя на него выше гор поднимется – дышать становится нечем. Держит нас за шею Эндир и после смерти держит. А то уже давно поубивали бы друг друга.
Олтер
– Эй, Оли, проснись. – Меня грубо тряхнули за плечо.
– А?.. Мм? – промычал я, распахивая глаза.
Рядом с кроватью стоял растрепанный Остах.
– Там этот, петух пришел… Проспали мы, как есть проспали. Каракатицу братьям в зад…
Какой петух, какая каракатица? Что за бред? Я помотал головой.
– Распорядителя за тобой прислали, петуха этого разнаряженного. На пир зовет. Ты прикорнул, ну и я, старый… А эти оболтусы наш сон охраняли. Нет чтобы поднять…
Я мигом все понял, тряхнул головой и громко хлопнул в ладоши. Резкое и громкое движение разогнало остатки сна, и я поднялся с кровати. Вышел в гостиную. Барат с Йолташем стояли навытяжку у двери – видно, попали Остаху под горячую руку. У стола стояло мое передвижное кресло, придвинутое к столешнице. Ну вот, а дядька возмущается, что братья без дела сидели! Нашли же каталку и обратно привезли!
– Где он? – спросил я.
– Кто? – не понял Барат, но брат ткнул его кулаком в бок и ответил:
– Ждет. За заборчиком.
– Не сюда же его пускать, – подхватил Барат.
И то правда. Этого еще не хватало.
– Где тут вода? Умыться бы… – спросил я.
Йолташ в ответ повернулся и открыл дверь, махнув рукой. Я последовал за ним. У калитки мялся посланник от наместника. Я узнал раба-распорядителя, который встречал нас при въезде в город. Ну, с рабом все проще. Не обращая внимания на вскинутые брови распорядителя, я последовал за Йолташем. Тот спустился с крыльца и обогнул край дома.
Пройдя по тропинке, я увидел маленькую закрытую лужайку, ограниченную высокой каменной изгородью. С краю находилась маленькая дверь, закрытая на широкий поперечный засов. В противоположном углу, дальнем от дома, приютилась небольшая будочка знакомой всем дачникам формы. Я уверенно направился к ней, по легкому характерному запаху догадываясь, что не ошибся.
В центре лужайки в небольшой каменной чаше приютился маленький фонтанчик. Из краев чаши струйки воды брызгали вверх, собираясь единой струей по центру чаши и плюхаясь вниз. Пока я посещал туалет, Йолташ зачерпнул кожаным ведерком воды из фонтана и наполнил рукомойник. Я умылся, пригладил мокрыми руками волосы и оглядел себя. Спал я крепко, потому не ворочался во сне и одежда не помялась.
– Я готов! – сообщил я, и мы двинулись.
Едва приблизились к калитке, распорядитель глубоко мне поклонился и произнес, не разгибаясь:
– Сиятельнейший Сивен Грис, наместник провинции Атариан, приглашает тебя, Олтер, сын Рокона, наследник дана Дорчариан, посетить его дом и разделить с ним вечернюю трапезу.
Я пожал плечами и сделал шаг вперед. Распорядитель поклонился еще ниже и добавил:
– Приглашение только для наследника, господин.
Я повернулся к братьям с Остахом. Братья, не знающие имперского, уставились на меня.
– Один пойду, – перевел я. – Приглашение только для наследника.
– Кто бы сомневался, – пожал плечами Остах. – Но сопроводить тебя нужно. Какой наследник без ближников?
– Кормить, значит, не будут… – характерным жестом погладив живот, жалостливо прошептал Барат на ухо брату. Нарочно жаловался так, чтобы мне было слышно. Я вопросительно глянул на Остаха, но тот махнул рукой:
– Разберемся.
– Идем, – кивнул я слуге.
Тот развернулся и торопливо засеменил по садовой дорожке.
– Не так быстро! – попросил я, и распорядитель сбавил ход.
Все-таки местная мода странная. Горская одежда нравилась мне своей простотой и функциональностью. Сапожки сидели на ноге как влитые. Отсутствие карманов доставляло неудобство, конечно. Но это я попытаюсь вскоре решить. Большинство местных одевалось во что-то античное: хламида, туника, хитон… Кто там разберет? В общем, что-то приталенное, с поясом, без рукавов и со складками. Богатеи в госпитале облачались в одежду того же фасона, но с дорогим шитьем и оборками по вороту. Не сказать, чтобы раб, идущий впереди нас, был одет как-то принципиально иначе. Но вот расцветка! Поперечные полосы красного чередовались с зеленым. И вдобавок – сапоги с узкими длинными носами, подвязанными к лодыжке!
– Кейлокк, – сплюнул вслед распорядителю Йолташ. – Петух.
Барат звонко прокукарекал, прижав локти к бокам. Ну чисто дети! Распорядитель пугливо обернулся и чуть прибавил шагу, вжав голову в плечи. Загнутые носы сапог забавно вихлялись из стороны в сторону. Братья засмеялись.
– Плетей захотели?.. – зашипел Остах. – Вы ближники наследника дана Дорчариан! Не позорьте мои седины!
Братья пристыженно замолчали. Развернули плечи, надели маску надменности и превосходства, положили руки на рукояти мечей и с прямой спиной зашагали чуть позади меня, по обе стороны.
– То-то же, – кинул им Остах, идущий рядом со мной. – И ты тоже, Оли, не забывай, кто ты. Не обольщайся, пир не в твою честь. Народу там будет много, особого внимания на тебя не обратят. Ты просто почетный гость и вступаешь под руку наместника, так сказать. Поэтому должен быть представлен. Так заведено.
– Значит, каждый день ужинать там мне не придется, – облегченно выдохнул я.
– Конечно! – рубанул рукой воздух Остах. – Наместник недолюбливает горцев. Как будешь ему представлен – отдашь вот это. – Дядька достал из-за пазухи свиток.
– Что это? – поинтересовался я.
– Пустое, – вновь махнул рукой Остах. – По обычаю заведено. Гимтар дал. Древние клятвы, старые слова… Правда, велел в Канцелярию отнести, не наместнику. Но, думаю, можно и так.
Я кивнул и принял свиток. Руки чесались развернуть его и прочитать. Но и времени не было, и место неподходящее. Да и читал я по-имперски… «Мама мыла раму», короче говоря.
– Ухо-то как? Не болит? – покосился на меня Остах, хмыкнув. – Видок у тебя тот еще.
Охнув, я приложил ладонь к уху. Больно! А когда не трогаешь – и не болит… Я и думать забыл про пропущенный удар.