Кровь данов

– Иду, иду… – расслышал в шепоте старика мальчик. Или показалось?

Они зашли в склеп. Спертый сухой воздух ударил в ноздри. Прямо напротив проема стояло кресло с высокой спинкой. У подножия кресла лежала черная вытертая бурка. Ултер понял, что это та самая знаменитая бурка из зачумленного Декуриона. Он старался не смотреть по сторонам: в маленьком зале пустовало единственное кресло, а все прочие места заняты. Сумрачные фигуры занимали кресла, скамьи и лавки вдоль стен. Некоторые вповалку лежали на каменных полатях в глубине. Посредине лицом вниз лежало чье-то высохшее тело. Видимо, кто-то сам, своей волей пришел сюда, но сил хватило лишь на то, чтобы переступить порог.

– Храмт, старый пес… – прошелестел Хродвиг, и слабая улыбка тронула синие губы.

Хродвиг протащил Ули через весь зал к своему трону. Всем весом опершись на правнука, Хродвиг последним усилием преодолел подножку и взгромоздился в кресло. Слабым взмахом ладони он повелел Хоару поднять тело ближника и прислонить того по правую руку от трона. Кивнув, он отпустил Ултера и просипел:

– Помоги мне парень. В последнем.

Ултер кивнул.

«И чем я могу помочь прадеду?»

– Бывших не будет, – услышал он шепот старика.

Хоар вошел в склеп, волоча перед собой одного из пленных. Тот не сопротивлялся. Рывком бросив его перед троном Хродвига, он ногой прижал тело к полу. Старик схватил раба за волосы и откинул его голову к себе, задрав подбородок вверх. Ултер увидел, как кинжал в руке Хродвига ходит ходуном, а острие кинжала чертит в воздухе неведомые фигуры.

– Помоги прадеду, – услышал Ули шепот Хоара. – Возьми его руку в свою.

Ули послушался. Он подошел и встал рядом с дедом. Голые кости черепа Храмта пугали его, но он взял ладонь Хродвига с кинжалом в свою ладонь. Почувствовав живое прикосновение, высохшая тонкая ладонь обрела силу. Кинжал, ведомый детской и старческой рукой, полоснул раба по обнаженной шее. Тело выгнулось в судороге раз, другой. Потом обмякло.

– Не надо! – раздался вдруг неожиданно громкий крик снаружи. – Не надо! Я работаю на Империю! Давно! Я многое знаю! Я пригожусь Гимтару! Я тайный подсыл…

Послышались звуки возни – и крик затих. Хоар вышел наружу, а затем затащил в склеп еще одного раба. Оставшийся на холме пленник извивался в руках горцев. Они засовывали ему в рот кляп, который он как-то сумел вытащить.

Хоар вновь бросил раба-недомерка у подножия трона. Кинжал, подчиняясь сдвоенной воле, поднялся. Но вдруг силы окончательно оставили Хродвига. Его рука с глухим стуком упала на подлокотник, так и не выпустив кинжала. Ултер не смог ее удержать.

– Иду… – донесся еле слышный шепот до Ултера.

Ули попытался разжать пальцы и вытащить из руки прадеда кинжал, чтобы доделать работу Хродвига до конца. Он же обещал помочь прадедушке! Но мягкое прикосновение Хоара удержало. Воин легонько подтолкнул Ултера в спину. Раздался грохот, и мальчик подпрыгнул. Мумия старика Храмта, который мертвой улыбкой скалился над плечом Ули, упала к ногам Хродвига, угодив в кровавую лужу.

Ули переглянулся с Хоаром и выскочил из склепа. За ним следом выкатился пленный, а последним вышел Хоар. Он протянул наследнику желтый кругляш. Не веря своим глазам, Ултер во все глаза уставился на монету. Имперский золотой! Мальчик поймал на себе взгляд побитого раба, который недавно кричал что-то про Империю. Хоар достал такой же золотой и бросил его за плечо в проем склепа. Раздался громкий звон. Ултер кинул свой золотой следом, и звон повторился.

– Прадедушка умер? – спросил Ултер Хоара, когда они двинулись в обратный путь.

Тот не ответил, только прижал палец к губам.

«Он что, теперь тоже молчальник? – подумал Ули. И испугался. – Неужели и я тоже? Неужели и мне теперь нельзя разговаривать?»

Вскоре они переступили белую границу, покинув Город мертвых. Старейшина молчальников с неодобрением покосился на вернувшихся живыми рабов и водрузил отодвинутые камни на место. Город мертвых вновь стал запретным.

Хоар повернулся лицом к холмам и Домам мертвых. Оглушительно громко, после тесноты и тишины склепа, он произнес:

– Дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов, Хродвиг по прозвищу Упрямый, – обступившие их молчальники дружно ударили оружием о камни. Кто-то ударил себя кулаком в грудь. – Старейший и мудрейший из дорча! – закричал обычно невозмутимый Хоар, срывая голос. Окружающие вновь ударили оружием о скалы. – Мой учитель, мой господин и родич! – выдох молчальников. – Упокоился! Пусть примет и обласкает его Мать Предков!

После этих слов все вдруг заулыбались. И даже Третий, серьезный и нахмуренный, расплылся в улыбке. Передний зуб отсутствовал, поэтому улыбка выглядела устрашающе. Но Ули не испугался. Он улыбался вместе со всеми.

Оказалось, что женщины молчальников все это время не сидели без дела, а готовились к пиру. Хоар успел объяснить Ули, пока они обмывались в глубокой чаше, вытесанной в скале, что это особенный пир – поминальный.

Ултер привык, что на пиру всегда очень громко: звучат здравицы, раздается смех отцовских ближников, гудит бас Тарха, скулят собаки под столами, выпрашивая подачки. Поминальный пир у молчальников был иным. Стучали деревянные ложки, звенели ножи и плескалась брага в глиняных кружках. Ее Ултеру не предложили, налив медвяной воды. Ули шумно хлебал густой бараний бульон с травами и отрезал тоненькими полосками вареное мясо, отправляя в рот. Молчальники напились браги, покраснели и стали что-то мычать. Но старейшина громко хлопнул раскрытой ладонью по столу и тех как ветром сдуло. Остались только Хоар с Третьим, Ули и сам старейшина. Как только ушли молчальники, пленных тоже посадили за стол. Те смотрели прямо перед собой, не притрагиваясь к еде.

– Ешьте, – бросил им Хоар. – И не вздумайте выкинуть что-нибудь. Драпануть отсюда. Мигом кишки выпустят.

Говорил воин по-имперски, но Ултер все понял. Хорошо их диду Гимтар выучил! После слов Хоара жалкая двоица жадно накинулась на еду, разламывая хлеб и откусывая мясо с кости.

– Ты смотри, – обратился Хоар к Третьему, – едят, как голодные собаки. А сражались неплохо, так ведь?

Третий презрительно скривился и расправил плечи, но тут же болезненно поморщился и потер левое плечо.

– А это уже никуда не годится, – нахмурился Хоар. – Старейшина! – позвал он главу молчальников.

Когда старик приблизился, Хоар, медленно и четко выговаривая слова, сказал:

– Ты можешь помочь ему? – И он ткнул пальцем в сторону бородача. – Во время боя ему крепко досталось. Ему повредили плечо.

Молчальник покивал в ответ на слова Хоара и громко щелкнул пальцами. В зал вбежала молодая девушка. Старик вдруг начал странно шевелить пальцами перед собой, то поднося их к лицу, то притрагиваясь к телу. Он дважды дотронулся до своего плеча и указал на Третьего. Девушка внимательно смотрела на него, а когда он махнул рукой в сторону выхода, коротко поклонилась и убежала.

– Оны дралыс как озверевший сабак, – кивая, согласился Третий. – Как стая дыких сабак.

Ули так и не смог привыкнуть к его гортанной речи. Произнося слова на дорча, бородач безжалостно их коверкал. Впрочем, говорил он так редко, что и привыкать-то к его голосу Ули было некогда.

– Но если бы не Джогу-Вара, то смяли бы нас? – спросил Хоар у воина.


Ултер увидел, как Третий повернулся в его сторону. Бородач смотрел на мальчика, покачивая чашу в руке и думая о чем-то своем. Вдруг Третий поднялся с места, вытянул руку с чашей перед собой и произнес:

– Горный Хазяын – друг наслэдника! Джогу-Вара пришел за Ултэром! Наслэдник нас спас!

Хоар молча поднялся с места. И теперь уже и он смотрел на мальчика. Ули стало неловко, что два воина глядят на него.

– У тебя хорошие друзья, Ултер, – сказал Хоар, вытягивая руку с чашей вперед. – Джогу-Вара и впрямь нас выручил. Хродвиг велел нам быть рядом. – Хоар одним махом осушил чашу. – Отныне мы с тобой, наследник!

– Мы с тобой! – эхом повторил Третий.

Ули, смущаясь, выпил свою медвяную воду. И ничего не ответил, только улыбнулся радостно.

«Мой Джогу-Вара всех спас! – подумал Ули. – Значит, это я всех спас! Снова!»

– Наш гаспадын ушел как воын! – вдруг сказал Третий. Он пошатывался, а глаза блестели. Новая чаша с брагой застыла около рта. – Жы-ил бэзаруж-жным! Сражал-лсэ словом! А уше-ол с кынжалом в рукэ!

– Опять все сделал по-своему! – крикнул Хоар, припечатав опустошенной кружкой по столешнице. – Переиначил все по-своему!

Черный допил свою кружку и тоже стукнул ею о стол. К ним подбежала женщина в платке с кувшином и вновь наполнила чаши. Хоар потянул к ней руки, но та легко увернулась и засмеялась.

– Мой дед Хродвиг Упрямый умудрился взять в свой Дом два кинжала: один в руке, а другой в животе, про запас! – Хоар посмотрел на Черного. Тот ответил мутным взглядом. Хоар расхохотался, и чернобурочник захохотал в ответ.

– Два! Два кынжала! – хохотал Третий, крутя растопыренными рогулькой пальцами. – Пра запас!

В это время в зал вошла женщина. Большая, с широкими плечами и талией. На плече она несла небольшую суму. Ули увидел, как невысокий раб, которого он не успел дорезать, оторвался от своей плошки и уставился на нее. Женщина подошла к Третьему и попыталась снять с него кольчугу. Тот стал сопротивляться, но Хоар осадил его, а женщина легонько толкнула в грудь, отчего черный чуть не свалился из-за стола. Хоар помог ей, стащив с воина кольчугу и рубаху. Потом черного немного помяли, повертели руку, которую плотно примотали к телу. На ключицу и плечо нанесли какую-то мазь. Сложив свои свертки и баклажки обратно в суму, женщина двинулась к выходу. Проходя мимо пленного раба-недомерка, которого совсем недавно Хоар вытащил из склепа, она остановилась. Раб зачарованно смотрел на нее, открыв рот. Даже о браге с едой позабыл! Женщина усмехнулась, подбоченилась, взяла ладонь пленника в свою руку и положила ее себе на грудь. Хоар с Третьим захохотали. Женщина повернулась к ним, улыбнулась и схватила раба за шкирку, утащив за собой.



Атриан

Остах

Вечерние улицы Атриана жили своей вечерней жизнью. За долгие годы, проведенные в горах, Остах уже стал забывать, что это такое – летний вечер в большом городе. Сам воздух дрожал от предвкушения любви, недомолвок, вина, шальных денег и крови. И чем дальше углублялся Остах по улице с кособокими домами, тем больше в воздухе становилось предвкушения крови и денег. Любовью здесь и не пахло. В конце концов бордели остались позади.

До притона-харчевни «Четыре палки» осталось совсем чуть-чуть. Дом кожевника с вонючими баками остался позади. Вскоре показался переулок с тупиком в конце, и Остах ускорил шаг. В том, что его будут проверять, он не сомневался. Слишком много времени прошло, чтобы его приняли как раньше, без проверок и с распахнутыми объятиями. Нарочито громко пройдя мимо переулка, Остах быстро присел и прижался к стене, скрывшись за ветхим деревянным прилавком. Послышался приглушенный топот, и из переулка выскочили трое. Они двинулись мимо, но вскоре остановились – из следующего переулка им навстречу показались еще трое. Остах плавным движением поднялся из-за прилавка. В вечерней тиши громко хрустнуло левое колено. Троица стала оборачиваться на посторонний звук, но Остах уже стоял за спиной крайнего, прислонив к его кадыку лезвие кинжала.

– Э, ты чего, дядя?! – раздалось в переулке.

– Не меня ищете? – спокойно спросил Остах. – Если меня, то считайте, нашли. Шуруйте вперед.

– Куда? – раздался тот же голос. Спрашивал высокий худой парень из первой тройки, что вышла из следующего переулка.

– Туда, – ответил Остах. – Вы не с тем бодаетесь, ребятки. Вам ведь не сказали, кто я?

Нападающие быстро переглянулись. Чужак не выглядел опасным, но кинжал у шеи Огрызка говорил об обратном. Им и впрямь не сказали, кого они встречают. Велели пугнуть, обшарить, отобрать оружие и провести к Любимчику.

– В «Четыре палки» идем, – решил подсказать недоумкам правильное решение Остах. – Только вы впереди топаете, а я за вами.

Те вновь переглянулись и обменялись взглядами. В том, что они смогут принять правильное решение, Остах сомневался. Он был уверен, что недоумки попытаются напасть, но его это не смущало. В конце концов, он был в своем праве. Ему было неведомо, кто сейчас заправляет в «Четырех палках» после Хриплого. Но в том, что новичок не мог не знать о Рыбаке, Остах был уверен.

Едва показался пустырь слева – когда-то здесь стоял дом, но он сгорел давным-давно, – идущие впереди резко разделились. Парень с кинжалом у горла попытался двинуть затылком по носу Остаха и подставить под кинжал предплечье, но не успел. Остах коротко полоснул его и толкнул под ноги заходящему слева. Выхватил тесак и одновременно пнул в колено молодчика справа. Когда тот споткнулся, без замаха ткнул ему тесаком в лицо. Лицо расползлось, и парень завизжал. «А вы что думали, черепахи сонные, я тесаком как мечом махать буду?» – хмыкнул Остах, отбивая выпад противника и полоснув того по запястью. Началась потеха, и мысли отошли на задний план. Остах точными выверенными движениями отступал, выстраивая нападающих в линию, отчего те бестолково толкались перед ним. Раненный в лицо продолжал истошно орать. Остах успел хорошенько порезать запястья троим, и те еще не поняли, что обречены, если не остановятся. Вскоре Остах уперся спиной в стену и дал нападающим возможность встать перед ним полукругом. Те, однако, не умели работать слаженно и продолжали мешать друг другу. Один из них слишком далеко выставил ногу, и Остах легко рубанул его с оттяжкой по внутренней стороне бедра. Тот отпрыгнул назад. Нога моментально окрасилась алым. Не выдержав натиска, двое из нападавших, самых опытных, спрятались за ранеными и задали стрекача.

Остах глубоко вздохнул, встряхнул руками, покрутил головой, разминая шею, и двинулся дальше. Подранки его больше не интересовали.

Когда он подошел к притону, то увидел, что все четыре палки пусты. Ни на один из почерневших от крови и времени четырех колов, торчащих над оградой, не была нанизана ничья голова. «Добрые», «Тихие», «Сильные» и «Веселые» не дрались между собой.

«Что ж, ночной войны в городе нет – и это хорошо. Хриплого снесли – это плохо», – подумал Остах, проходя во двор. Он вложил оружие в ножны и толкнул скрипучую дверь, заходя внутрь.

Гомон при его появлении не стих, и только пара голов оторвалась от кружек. Уже запалили вонючие светильники, хоть до темноты было еще далеко. Впрочем, кое-кто все же его ждал. Высокий старик с испитым лицом и большим брюхом поднялся из-за стола и двинулся навстречу. Располовиненная пополам верхняя губа мигом напомнила Остаху, кто перед ним.

– Заяц, – сказал Остах.

– Рыбак, – подойдя ближе, кивнул старик. – Я им говорил подождать, но кто же меня… – Он остановился и присмотрелся внимательнее. – Неужели всех? – вдруг спросил он. – Всех положил?

– Вы кого и к кому подсылаете? – тяжело спросил Остах, положив руку на тесак. – Проверять вздумали? Меня?

– Все, Рыбак, все, – примирительно произнес Заяц, подняв руки перед собой. – Ты на меня-то не кати. Пойдем к Любимчику.

– Любимчик – это кто? Нынешний хозяин? – спросил Остах.

Заяц судорожно закивал, бормоча что-то под нос, и направился к лестнице на второй этаж. Остах окинул взглядом зал харчевни и двинулся следом.

Любимчиком оказался смазливый моложавый мужик средних лет. Тонкие пальцы, чистые волосы и одежда – ему здесь не место. Но он был здесь и как-то сумел взобраться на самый верх. Остах прошел вперед и сел на свободный стул, не дожидаясь приглашения.

– Знаешь, кто я? – спросил Остах.