Крестовский душегуб

- Всё так и есть, но попытаться то стоило, тем более, в итоге узнала такое.

-Рассказывай же!

– Когда я доставала из своей папки фото Ромашко, у меня на стол выпала ещё одна фотография, та самая, с праздника. Помните, когда Бокренька Штыря нас фотографировал?

- Помню, говори уже, не томи.

- Увидев это фото, Алевтина Тихоновна поведала следующее, оказывается у Фишера была тень.

- Что ещё за тень? - Зверев насторожился и уселся поудобнее.





Глава 2, в которой мы расскажем о том, что довелось пережить Алевтине Артюховой в годы войны




Деревня Ротово. Печорский район. Июль 1941.

- Ой маманьк, едут!

Услышав доносившееся со двора крики, она бросилась к окну. Поначалу всё стихло и Алевтина вышла на крыльцо. Тут она уже отчётливо услышала глухое урчание моторов. Колонна шла с эстонской стороны. С соседней улицы послышался яростный лай, раздались выстрелы, лайт тут же прекратился.

Мимо хата Алевтины, пробежала запыхавшаяся соседка Лидка Храмова.

- Алька, с ума сошла? Прячься глупая!

Лидка остановилась, опиралась на поленницу, отдышатся.

- Они Бушуя с Найдой подстрелили. Насмерть, - ойкнула Алевтина. - Бушуй им прямо под колёса мотоцикла выбежал, чуть руку водителю не прокусил, так тот, что сзади сидел, тут же очередь выпустил, потом вторую. Бушую прямо в голову пуля попала. А Найда ещё скулила, когда этот ирод проклятущий, три раз пальнул. Я, как поняла что делается, так за сараем укрылась, а как стрельба началась, так уж рванула что было мочи. Чуть сердце не выскочило как я бежала.

- Иди ты Алевтина. Ступай в хату и не высовывайся, может если не тревожить их, оно обойдется. Вот только чует моё сердце, что скоро и до нас очередь дойдёт.

Бушуй и Найда, две здоровенные лайки, из одного помёта, принадлежали местному охотнику Яшки Солодовникова. Обе собаки, хоть и были натасканы на крупного зверя, были в сущности, довольно безобидными. Хотя облаить могли любого, именно они, Бушуй и Найда, стали первыми, кто пал от руки оккупантов в тот страшный день.

Когда по деревне пошли слухи, что немцы скоро зайдут в Ротово, Яшка Солодовников привёл Лидки Храмовой своих псов. Он попросил приглядеть за собаками, а сам, забрав двустволку, ушёл в сторону Лавровского леса вместе с председателем сельсовета Григорием Ильичем Скобелиным и ещё несколькими ротовскими мужиками. Они вместе с немногими, отбившимися от своих частей бойцами, сколотили небольшой отряд и партизанили в здешних лесах почти до самой весны. В конце мая отряд попал в засаду. Яшка и Скобелин попали в плен, и были повешены прямо напротив здания сельсовета. Но всё это Алевтина узнала уже после войны.

Сейчас же она наблюдала, как в Ротово входят немцы. Предположение Лидки сбылись, спустя примерно полчаса, голова колонны остановилась возле дома председателя. Из грузовиков высыпали солдаты в мышиной форме и в касках. Они рассыпались по деревне точно горох, стали выгонять людей из домов, и сгонять их к дому председателя. Всех собрали в общую кучу и начался отбор. Сначала в сторонку отвели всех детей, моложе пятнадцати лет. Глазка Солдатова, которая не хотела отпускать от себя пятилетнего сына Мишку, попробовала возразить. Когда солдат схватил мальчика за руку и попытался вырвать у матери, то она бросилась на него с кулаками. Немец побагровел и ударил женщину прикладом. Удар пришёлся точно в висок, Глашка рухнула и затряслась, возле её головы тут же образовалась красная лужица, вскоре женщина застыла уже навсегда. Мишку потащили к остальным детям, он весь трясся и не мог произнести ни звука.

После случившегося, немцам уже не перечили. Вслед за детьми, в сторону отвели стариков, а остальных, и женщин и мужчин, стали подводить к высокому офицеру по одному. Немец осматривал пленных, что-то говорил по-немецки своему помощнику, тощему ефрейтору, тот спрашивал на ломаном русском:

- Тфой круппа крофи?

Васька Фролов, немного понимающий по-немецки, шепнул Алевтине на ухо,

- Кровь им нужна, для переливания. Раненых у них много, вот они отбирают тех, кто покрепче. Алевтина, как и большинство других жителей Ротово, не имела понятия о номере своей группы крови.

Когда женщину подвели к высокому офицеру, тот ухватил её за подбородок, попросил знаками открыть рот, посмотрел зубы и одобрительно кивнул. Всего отобрали двадцать три человека, и построив колонну, погнали в сторону Жилябина, где располагалась железнодорожная станция. Там их загнали в вагоны-теплушки, и поезд двинулся в сторону Пскова. Они ехали почти сутки, каждые полчаса поезд останавливался и подолгу стоял. Где-то вдали раздавался грохот, то и дело рвались снаряды, над головой, гудят точно гигантский пчелиный рой, летели самолеты с крестами на крыльях и фюзеляже. Красная армия отступала, немцы вот-вот должны были занять Псков.

Когда они прибыли на место, их выгнали на перрон и повезли в поле, там за передовой и находился полевой госпиталь, в который их везли. Забор крови был поставлен на поток. У каждого откачивали не меньше литра за раз, после чего сгоняли под, наспех сооружённый навес, кормили их один раз в день похлёбкой, сваренной из картофельных очисток, брюквы, рыбьих голов. От одного только запаха этого варева многих тошнило. Тех, кто отказывался есть били и кормили силой. Алевтине, с её четвертой группой повезло. Не особо распространённая кровь четвертой группы требовалось редко. Тех же, у кого была первая группа, водили в приемник гораздо чаще. Бывало что у пленных брали кровь два, а то и три раза в день. Многие, после недели такой донорской деятельности, не могли самостоятельно выйти из накопителя. Кто-то умирал сам, кого-то вводили в овраг и расстреливали. Поначалу раненых было немного, но потом их стало всё больше и больше. Стали привозить тяжёлых, многие из них умирали прямо на операционных столах. Немцы, которые поначалу воспринимали эту войну как увеселительную прогулку, на своей шкуре почувствовали, что русских так просто не возьмёшь.

Алевтина понимала, что ее жизнь висит на волоске, но решила бороться до конца. Она ела всё что давали, тогда ещё даже не представляя, что эта баланда станет на долгое время её привычной едой. Всякий раз, когда носатая медсестра немка вгоняла ей в вену иглу и откачивала кровь выйди из приёмника Алевтина шла в свою палатку под навес и тут же ложилась. Она лежала долго, это не запрещалось, и старалась двигаться как можно меньше, чтобы хоть как-то восстановиться. Она съедала всё что им давали не торопясь, тщательно прожёвывая и без того жидкую пищу. Она продержалась дольше других. Когда немцы заняли Псков, появилось много пленных, способных стать поставщиками крови. Госпиталь переехал, а Алевтину, вместе с немногими выжившими, снова отправили на станцию. Там Алевтину и ее товарищей по несчастью уже ждали другие узники. Именно тут она услышала новое, вроде бы обычное слово, ставшее для неё кошмаром. Кресты!

На этот раз они приехали довольно быстро, прижавшись к стене вагона, чтобы хоть как-то отвлечься, и не потерять сознание, она пела про себя, все время тёрло до красноты истыканные иглами руки, голова кружилась, её то и дело подташнивало. Когда поезд остановился и дал протяжный гудок, солдат в серых кителях и касках, сменили люди в чёрной униформе с зелеными воротниками и обшлагами рукавов. Вновь прибывших принял под охрану эстонский батальон охраны. Эти, в отличие от надменных, но в большинстве своем улыбчивых немцев, скорее походили на мраморные статуи. Крепкие, рослые, голубоглазые. Получив приказ, они тут же принялись за дело. Заключённых били ногами и тыкали в спины прикладами. Началась выгрузка живого груза из теплушек, вышли не все, в каждом вагоне после высадки остались умирающие и те кто был ещё жив, но уже не мог двигаться самостоятельно. Конвоиры в чёрном запрыгивали в вагоны и добивали умирающих штыками. Мертвецов цепляли крючьями и сваливали на подводы и увозили к лесу. Глядя на это зрелище, многие узники сгибались пополам захлёбываясь от рвотных масс. Таким доставалось больше чем прочим, их тыкали штыками, били прикладами по головам. До лагеря они шли пешком, по разбитой гусеницами танков дороге. Прошли не меньше десяти км по дороге, ещё с полсотни узников нашли свою смерть. Потом показался лагерь. Конвоиры стали подгонять пленников, солнце к этому времени уже начало опускаться. Наконец-то они вошли в огромные ворота, в этот момент полил дождь. Алевтина, от упавшими на ее тело прохлады, ощутила подъём. Сдаваться не нужно, нужно бороться, нужно жить. Охрана активизировалась, протяжный эстонская речь смешалась с грубой и резкой немецкой. Собаки захлёбывались от лая, началось сортировка пленных: старых, изможденных и ослабленных ставили к стене не Барака; тех, кто все ещё мог передвигаться бегом отводили в другую сторону. После этого их, наконец то, загнали в помещение.

Впервые оказавшись в лагерном бараке Алевтина ещё острее почувствовала страшную вонь. Отхожие места были переполнены, так называемые шейзерай, заключённые ответственные за чистку нужников, не успевали выполнять свои обязанности. В каждом бараке вплотную друг к другу стояли трёхъярусные нары, сделанные из неоструганых досок, стены были не оштукатурены, от земляного пола разило гниль. В бараке, куда угодила Алевтина, жили не меньше пятисот человек. Ей досталось место на третьем ярусе. Слева от Алевтины устроилась костлявая девица с посеревшим лицом, перекошенным ртом. Эта, когда Алевтина улеглась на доски, тут же молча отвернулась, зато соседка справа оказалась куда более общительной.

- От гуль такая (откуда такая)?, - спросила женщина, - кали что, мяне Алесяй кличут (если что, меня Олеся зовут).

Так же, как все здешние, она была худой и с чёрными кругами под глазами, на вид той было под все пятьдесят, хотя Алевтина понимала, что ей гораздо меньше.

-Аля, Алевтина. Я из Ротова сама. Не слыхали?

- Не, не чува ( не слыхала), - ответила женщина, - це нимисцовая, с Витебска (нездешние, с Витебска), -ты на Людку нашу не гляди, ты на Людку нашу не смотри, - указав на отвернувшуюся тетку, сказала Олеся, -и она у нас под бомбёжки ты дзень там утра пила,контужены (она у нас под бомбёжку неделю назад попал, контуженная). Не бельмеса ничуя (ни бельмеса не слышит).

Алевтина повернулась и почувствовала сильный зуд в волосах, она почесала голову.

-Тётенька, а помывке тут бывают?

- Я каш, я тэбе цеточка? Мне сорок адин недауна споунался, ни на шмат я тебе и старей (какая же тебе тётенька? Мне сорок один недавно исполнилось, ненамного я тебя и старше), а про лознет но вот ни ма ры душавых так сами тут немая, так что воши для нас справа звучайная ( а о баня даже не мечтай, душевых тоже здесь нет, так что вши для нас дело обычное).


- А как же тогда?

- дожджек поде, кали не оглядывается дозволиц туда, двое трое на вулицу выбехаем, скидываем с себя ущё и мыжся под доджеком. Бруды попел за мест мыло дождик пойдет, если надзирательница разрешит, то по двое трое на улицу выбегаем, скидываешь с себя всё и моешься под дождиком. Грязь и зола, вместо мыла), - откинувшись назад Алевтина застонала, сглотнуло непрошеную слезу и закусила губы, - добра, копиц болботать, спац пора, узды мы тут ранее( ладно хватит трепаться, спать пора, подъемы здесь ранние).

Утром двери бараков распахнулись и две женщины, одетые в относительно приличную одежды, начали громко кричать, торопя остальных. Две местные надзирательницы капо не жалели голоса. (Капо -привилегированные заключенные, в концлагерях третьего рейха, сотрудничавший с нацистской администрацией). У обоих были зеленые повязки на рукавах, каждая имела при себе длинную, не меньше метра, резиновую палку. Одна из женщин, узниц, сильно прихрамывающая замешкалась и тут же получила удар палкой по спине. Ещё одну капо ударила ногой по щиколотке, та закусила губу сдержав крик боли. Алевтина и обе е соседки бегом бросились к выходу.

Когда Алевтина вырвалась вперед, Олеся удержала ее за руку.

- Тых, кто дрэна пирасуйвается (тех кто плохо передвигается), - сказала она, - утылизуюц, али спяшется особливыми раю, колец разумеется шо ты здоровая и моцная, то отправиц у лабораторию дохтор Зивертс (утилизируют, но и спешить особо не советую, если поймут что ты здоровая и крепкая, то отправят в лабораторию к доктору Азерсу).

- Доктору Зивертсу? А кто- это? - поинтересовалась Алевтина.

- Доктор Зивертс начальник зондеркоманды СС Одинадцать Ды. Ен занимаеца тым, что проводиц до сведы на людях, за разъем от чуваюц некую новую вакцину и яму вельно старэбитца, такие дуже экспонаты, як ты. (доктор Зиверс начальник зондеркоманды СС Одиннадцать Д. Он занимается тем что проводит опыты на людях, сейчас он испытывает какую-то новую вакцину и ему очень пригодятся такие крепкие экспонаты как ты), -беззлобно процедила Алеся.

Их построили по секторам по обеим сторонам плаца и надзирательницы принялись пересчитывать узников. После этого началась перекличка, потом все застыли потому что на площадке появились два немецких офицера в сопровождении нескольких охранников в форме полицаев. ООберштурмбанфюрер СС Пауль Зиверс оказался довольно щуплым мужчиной средних лет. Он носил круглые очки и ходил опираясь на трость, второй офицер был гораздо моложе, и в отличие от своего спутника, определённо отличался отменным здоровьем и физической силой.

- А это кто? спросила Алевтина.

- Олеся поёжилась и процедила с дрожью:

- Гэта Дитрих Фишер, тримайся от яго долей и старайся нетропляца в очи, потому что это джудасный человек (это Дитрих Фишер, держись от него подальше и старайся не попадаться на глаза, потому что это ужасный человек).

Так Алевтина Артюхова впервые увидела человека, получившего в дальнейшем прозвищем « Крестовский душегуб».

- Мужчинам обычно приходилось работать на улице, - продолжила Настя свой рассказ, -они разбирали завалы, строили здание и трудились на песчаном карьере. Женщин же, обычно отправляли на производство. Алевтина Тихоновна попала на фабрику, где занимались пошивкой сапог для нужд рейха. Со временем ее новая знакомая Олеся, которая работала на пищеблоке замолвила перед кем-то словечко и перетащила Алевтину Тихоновну к себе. Все узники Крестов умирали от голода, а Алевтина Тихоновна сумела выжить и дождалась того момента, когда наши войска взяли Псков и освободили всех выживших, - Настя говорила с задором, очевидно наслаждаясь тем, как ей удаётся держать интригу.

Устав от такого обилия информации Зверев, который уже начал немного злиться из-за того что Настя устроила весь этот спектакль остановил рассказчицу вопросом:

- А что стало с той женщиной Олесей? -она выжила?

- Нет, с ней случилось то, чего она больше всего боялась. Её забрали в лабораторию доктора Зиверта, а оттуда никто уже никогда не возвращался живым. Так вот, по словам Алевтины Тихоновны, именно Тень посоветовал Фишеру направить её подругу в лабораторию для опытов.

-Наконец-то! - Зверев зарычал, - может хотя бы теперь ты мне расскажешь кто же такая эта твоя Тень?

- Нн такая, а такой, - уточнила Настя, - этот человек был правой рукой и помощником Фишера, он появился спустя полгода после того как Алевтина Тихоновна угодила в Кресты. Кто он такой и откуда точно никто не знал, говорили что он тоже был узником и был приговорён к умерщвлению в газовой камере, но как-то сумел избежать смерти. Он носил чистую одежду, питался вместе с конвоирами и мог в любое время свободно передвигаться по лагерю. Это был русский настоящего имени которого никто не знал. «Крестовского душегуба» в лагере знали все, а вот его помощник не любил привлекать к себе внимание, он передвигался совершенно бесшумно и обычно стоял где-нибудь в сторонке, будто бы отсиживался в тени, поэтому в Крестах его и стали называть Тенью. Алевтина Тихоновна сказала, что этот человек жил неподалеку от пищеблока и пожалуй она одна из всех сейчас сможет опознать этого человека, потому что остальные не выжили.

- И ты хочешь сказать что на той фотографии с праздника был этот самый человек? Тень?

- Совершенно верно! - отчеканила Настя, -она так и сказала, это он, Тень. Можете даже не сомневаться.

- Всё ясно, может хотя бы сейчас ты мне скажешь на кого же указала твоя новая знакомая?

Настя рассмеялась:

- А ты разве сам ещё не догадался? - в этот момент в трубке послышались постороннии звуки, - кто-то стучится в дверь наверное это Веня, я попрошу чтобы Алевтина Тихоновна его впустила.

Зверев услышал как девушка бросила трубку на стол:

- Пдожди, постой! - воскликнул Зверев, но Настя его уже не слышала.

- Веня это ведь ты? - Зверев сжал трубку так, что пальцы его побелели. Какое-то время было тихо, потом послышались голоса, после этого раздался женский крик, что-то грохнуло, словно упало что-то тяжёлое, послышался звон разбитой посуды.

Зверев закричал в трубку:

- Настя, да возьми что трубку! - ответом ему была тишина. Зверев почувствовал дрожь и спустя пару мгновений кто-то всё же поднял трубку.

Зверев услышал слегка учащенное дыхание:

- Настя! - Зверев застонал от отчаяния, - Веня, Вениамин твою ж мать, это ты?

- Меня зовут не Веня, идиот. Угомонись и больше не ищи свою девку, потому что она сдохла, - на чистом немецком ответил голос, после чего в трубке раздались короткие гудки.

- Павел Васильевич, - в отчаянии выкрикивал Костин, - да не вру я вам, ей богу я здесь, на Полтавской. Только что разговаривал с тутошней хозяйкой, зовут её Галина Петровна Зотова, с мужем этой Зотовой разговаривал, они никакую Алевтину Тихоновну Артюхову не знают, они оба молодые, лет по тридцать и сынишка у них семи лет, Игорьком зовут. И Настя здесь тоже нет. Нет и не было, и телефона у них тоже нет, поэтому я как убедился что не туда попал, так сразу бросился телефонную будку искать, еле нашёл. Что теперь делать то?

Зверев застонал, несколько раз стукнул трубкой по столу и тут его осенило:

- Где листок с адресом, который я тебе дал?

- Тут, у меня, - ответил Веня.

- Посмотри на него внимательно, ничего странного не видишь.

- Не вижу.