Крестовский душегуб
Часть 11 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Так если он у вас пьяница! Кому ж такой понадобился? К тому же у него жена, дочка маленькая.
– И что? Жена не стена! Когда это кого останавливало? Он же ведь вон у нас какой красавец. Да сам погляди! Вон он – морда бесстыжая! – вахтёрша указала пальцем на вереницу фотографий, висевших по обеим сторонам длинного коридора в вестибюле. Зверев тут же приклеился взглядом к фотографии мужчины с зачёсанными назад волосами. Открытый лоб, расширенные скулы и ямочка на подбородке, способные, вне всякого сомнения, вызвать настоящий восторг у большей части представительниц прекрасной половины человечества. «Да уж, – подумал Зверев, – и впрямь красавец, аж гордость берёт от того, что от столь безукоризненного муженька Рита почитай через день бегает к нему».
– Значит, вот он какой – наш пан Ковальский! – усмехнулся Зверев.
– Он! Не сняли ещё прохиндея, а пора бы уж. Он ведь, гад, перед тем, как выперли его, успел ещё и денег у всех назанимать. И у вертихвосток наших, и у костюмеров, и даже у режиссера! Я, дура, тоже лопухнулась. Полтыщи ему заняла до получки, а он фьють… Ты, милок, коль найдёшь его, супостата, ты с него мои полтыщи уж стребуй, а я в долгу не останусь. На спектакль какой без билета пройти, иль ещё чего…
– Непременно стребую, если найду. Вот же какой негодяй, но мы ему ещё покажем. А вы мне не расскажете, что он вообще за человек, ваш Ковальский?
– Чего ж не рассказать? Болеслав Янович – он ежели при деньгах, то одевается как франт! Дамочки от него без ума. Он их по ресторанам водит, горы золотые сулит.
– А под этими дамочками вы кого ж имеете виду? Артисточек ваших?
– Да нет! То есть раньше – да, а сейчас нет. Наши уже давно от него плюются. Он же как напьётся, так тут же из ангела в чёрта превращается!
– В драку, что ли, лезет?
– Да нет! Какое там! Он же неженка и трус, только на словах герой. Просто он как пить начинает, то гудит целую неделю, а то и две. Из-за того его из театра нашего и попёрли.
– А когда он в запое, то где обычно останавливается, домой идёт?
– Не всегда. Бывает, что у бабы очередной уснёт, а бывает, что и в подворотне заночует. А бывает, что у собутыльника своего квартируется, у Петьки Трошкина.
– А вы адрес этого Петьки можете мне сказать?
– Конечно могу, только не надобен тебе его адрес, потому как Петька Трошкин – это наш гримёр. Он уже месяц как в завязке, а Ковальского Петька и сам ищет. Потому как тот и ему денег задолжал.
Зверев нахмурился, почесал подбородок.
– Получается, что где мне искать Ковальского, вы не знаете?
– Наверняка не знаю, но наколочку дать могу. Петька говорил, что этот алкаш частенько в «Трёх ершах» зависает. Ты туда наведайся, касатик! «Три ерша» – это кабак такой, в двух кварталах отсель.
– А сам Петька там Ковальского отчего ж не ищет?
Вахтёрша покрутила пальцем у виска.
– Ну ты, милок, даёшь! Да ежели наш Петька в «Три ерша» заявится, так в нашем театре тут же на одного гримёра меньше станет. Сейчас-то Петька совсем не пьёт, а как в этом гадюшнике окажется, так тут же сразу и сорвётся.
– Спасибо вам, Варвара Семёновна, пойду я, пожалуй. Раз уж вы сказали, что директора на месте нет, то я в другой раз к вам наведаюсь.
Вахтёрша деловито распрямила плечи, надула щёки, но тут же, опомнившись, ухватила Зверева за рукав.
– Ты, милок, только про полтыщи мои не забудь. Пусть этот гад сперва мне должок отдаст, а уж потом остальным. А то ведь сам понимаешь. Живу я одна-одинёшенька, едва ли не впроголодь…
– Всё понимаю, Варвара Семёновна! Обязательно денег у Ковальского для вас потребую. Можете не сомневаться, – высвободив рукав из цепких рук пожилой женщины, Зверев вышел из здания театра.
***
Над входом в заведение, про которое рассказала Звереву работница драматического театра, висела надпись – «Пивная». Чуть ниже располагалась ещё одна табличка с нарисованной на ней кружкой пива, размещённой в окружении трёх изогнутых рыбёшек. У самого входа, возле переполненной чугунной урны, валялись окурки, обрывки газеты и пара пустых бутылок из-под «Столичной». Одно из окон заведения было разбито.
Войдя в пивную, Зверев тут же ощутил себя «белой вороной». Уж не ошиблась ли многоуважаемая Варвара Семёновна, сообщив ему, что именно в этой дыре коротает дни столь привлекательный мужчина и известный деятель театрального искусства Болеслав Ковальский. Дым стоял коромыслом, запах рыбы и кислого пива сразу же заставил Зверева поморщиться. Здесь было довольно шумно и многолюдно. Заросшие щетиной подбородки, отёкшие глаза и дурковатые беззубые улыбки, от которых хотелось расплакаться – посетители сидели за столами в засаленных рубахахи драных пиджаках, большинство из них даже не потрудились снять с голов кепки. Почти весь прилавок заведения был заставлен алюминиевыми подносами, на которых скопились кружки с недопитым пивом и целые горы немытой посуды. Растрёпанная дама в грязном халате, стоявшая за стойкой, мечтательно смотрела в окно, курила «Казбек» и стряхивала пепел в одну из стоявших перед ней тарелок с остатками еды. Когда Зверев прошёл мимо, женщина одарила его скоротечным взглядом и снова уставилась в окно.
Потолкавшись между столиками и поймав на себе несколько недобрых взглядов, Зверев вдруг резко оживился. «А мне сегодня везёт! Вот что значит установить контакт и приятельские отношения с обслуживающим персоналом, – подумал Зверев, помянув добрым словом словоохотливую вахтёршу театра имени Пушкина, – и директора с режиссером тревожить не пришлось. Вот же он – незаслуженно изгнанный со сцены заслуженный деятель искусства!»
Сидевший за крайним столиком рослый мужчина отличался от окружавшего его контингента как наружностью, так и одеянием. Стильный пиджак, довольно помятый и сшитый по последней моде, широкие брюки и модные туфли на шнуровке выдавали его явно непролетарское происхождение. Рубашка и немного расслабленный жёлтый галстук в горошек опять же смотрелись неплохо, хотя, как и всё прочее одеяние Болеслава Яновича, тоже выглядели несвежими. На шее мужчины висел белый шёлковый платок, в одной руке Ковальского дымилась истлевшая до самого мундштука папироса, в другой он держал видимо давно уже опустевшую кружку из-под пива. Охватившей накануне Зверева гордости за умение отбивать жён у писаных красавцев у него почему-то тут же поубавилось.
Безусловно, когда-то безупречное лицо Ритиного муженька сейчас выглядело одутловатым и опухшим. Капилляры на носу и щеках местами полопались. Немытые по крайней мере пару недель волосы и опустошённый взгляд добавляли в этот печальный образ ещё больше негатива. Перед Ковальским на столе красовались голова и ободранный хребет закопченного леща, несколько измятых бумажных салфеток и забитая окурками пепельница. На скатерти и на брюках мужчины, равно как и повсюду под столом снежинками искрилась серебристо-жёлтая рыбья чешуя. «Да уж… найти тебя оказалось не так уж и сложно, вельможный пан Бореслав Янович», – усмехнулся про себя Зверев и подсел за столик к Ковальскому.
Тот встрепенулся, выпрямился и, вскинув голову, довольно пафосно поинтересовался:
– Чем обязан?
– Разговор имеется! – грубо ответил Зверев.
Словно вдруг что-то вспомнив, Ковальский вдруг съёжился. Вся его бравада моментально куда-то улетучилась. Он побледнел, шмыгнул носом и плаксиво промямлил:
– Вы насчёт денег? – Ковальского трясло, его язык слегка заплетался.
– Не совсем! – уклончиво ответил Зверев.
– То есть вы не от Артура?
– Нет! Я не от Артура!
Ковальский снова выпрямился и придал своему помятому лицу оскорблено-удивлённый вид.
– Тогда ещё раз повторюсь! Чем обязан… товарищ?
- Товарищ прежде всего я хочу знать где твоя дочь, - Зверев решил играть в открытую.
- Что? Где? Кто? Какая ещё дочь? - Болислав Янович начал бледнеть. Ковальский замотал головой, словно желая таким образом поскорее прийти в себя, и хотя бы немного протрезветь.
«похоже дело дрянь», - подумал Зверев, - « про девочку он ничего не знает. Это плохо, однако ему, судя по всему на неё не плевать, а значит не будет юлить».
- Ты что же, забыл имя дочери? - Ковальский дернулся, едва не опрокинув стоявшую перед ним кружку.
- Роза, моя милая розочка, что с ней?
- Твоя жена решила, что девочка с тобой.
- Рита? Рита решила, что Роза со мной? Что за чушь?
« теперь я понимаю что это чушь», - пробубнил Зверев себе под нос.
- Твоя дочь исчезла два дня назад. - продолжил он с нажимом. – Ты должен не медленно все рассказать. Куда делись деньги и драгоценности из шкатулки? Куда могла подеваться роза, и самое главное, кто такой этот Артур, которого ты так боишься?
- Вас прислала Рита? – с определенной долей сомнения интересовался Ковальский.
Зверев огляделся по сторонам:
- Я из милиции, - решив не открывать всех деталей ответил Зверев. Левая бровь Ковальского выгнулась дугой.
- Вон оно что, а можно мне взглянуть на ваши документы товарищ?
- Обойдешься! – возмутился Зверев, - здесь не то место, где стоит махать удостоверением.
- Да да, я все понимаю. О боже, Розочка, значит они не врали, они ее похитили?
- Твою дочь похитили.
- Это все Артур. Я ему денег должен, огромная сумма. Господи, господи, какой же я кретин.
- Вы правы, вы совершенно правы, здесь совершенно не подходящее место для серьезного разговора.
- Давайте же уйдем, - Ковальский хотел было встать, но вдруг замер, - а вы точно не от Артура?
Зверев покачал головой:
- Так кто такой Артур?
- Артур игрок, не просто игрок, он настоящий мастер своего дела, - Болислав Янович всхлипнул. – Вот только понял я это слишком поздно.
Звереву показалось, что этот здоровяк сейчас расплачется как ребенок. «Надо бы с ним по мягче, чтобы не спугнуть этот поток полупьяных откровений». - Зверев придвинулся ближе, сделав сочувствующее лицо:
- На Советской есть ресторанчик, - продолжил изливать свои жалобы Ковальский, - там я познакомился с женщиной, - он снова всхлипнул.
Зверев подсказал:
- Зовут ее Лариса.
- Красивая, грудь, фигура, лицо. Да, с такой как у нее внешность только на сцену.
- А фамилия, где живет?
- Вы что любезный, когда знакомитесь с женщиной тут же фамилию у нее спрашиваете? – возмутился Ковальский.
Зверев ни чего не ответил, мысленно отругав себя за несдержанность.
- Фамилию и где живет не знаю. Познакомились, выпили, я сказал, что артист.
- Обещали устроить в театр?
– И что? Жена не стена! Когда это кого останавливало? Он же ведь вон у нас какой красавец. Да сам погляди! Вон он – морда бесстыжая! – вахтёрша указала пальцем на вереницу фотографий, висевших по обеим сторонам длинного коридора в вестибюле. Зверев тут же приклеился взглядом к фотографии мужчины с зачёсанными назад волосами. Открытый лоб, расширенные скулы и ямочка на подбородке, способные, вне всякого сомнения, вызвать настоящий восторг у большей части представительниц прекрасной половины человечества. «Да уж, – подумал Зверев, – и впрямь красавец, аж гордость берёт от того, что от столь безукоризненного муженька Рита почитай через день бегает к нему».
– Значит, вот он какой – наш пан Ковальский! – усмехнулся Зверев.
– Он! Не сняли ещё прохиндея, а пора бы уж. Он ведь, гад, перед тем, как выперли его, успел ещё и денег у всех назанимать. И у вертихвосток наших, и у костюмеров, и даже у режиссера! Я, дура, тоже лопухнулась. Полтыщи ему заняла до получки, а он фьють… Ты, милок, коль найдёшь его, супостата, ты с него мои полтыщи уж стребуй, а я в долгу не останусь. На спектакль какой без билета пройти, иль ещё чего…
– Непременно стребую, если найду. Вот же какой негодяй, но мы ему ещё покажем. А вы мне не расскажете, что он вообще за человек, ваш Ковальский?
– Чего ж не рассказать? Болеслав Янович – он ежели при деньгах, то одевается как франт! Дамочки от него без ума. Он их по ресторанам водит, горы золотые сулит.
– А под этими дамочками вы кого ж имеете виду? Артисточек ваших?
– Да нет! То есть раньше – да, а сейчас нет. Наши уже давно от него плюются. Он же как напьётся, так тут же из ангела в чёрта превращается!
– В драку, что ли, лезет?
– Да нет! Какое там! Он же неженка и трус, только на словах герой. Просто он как пить начинает, то гудит целую неделю, а то и две. Из-за того его из театра нашего и попёрли.
– А когда он в запое, то где обычно останавливается, домой идёт?
– Не всегда. Бывает, что у бабы очередной уснёт, а бывает, что и в подворотне заночует. А бывает, что у собутыльника своего квартируется, у Петьки Трошкина.
– А вы адрес этого Петьки можете мне сказать?
– Конечно могу, только не надобен тебе его адрес, потому как Петька Трошкин – это наш гримёр. Он уже месяц как в завязке, а Ковальского Петька и сам ищет. Потому как тот и ему денег задолжал.
Зверев нахмурился, почесал подбородок.
– Получается, что где мне искать Ковальского, вы не знаете?
– Наверняка не знаю, но наколочку дать могу. Петька говорил, что этот алкаш частенько в «Трёх ершах» зависает. Ты туда наведайся, касатик! «Три ерша» – это кабак такой, в двух кварталах отсель.
– А сам Петька там Ковальского отчего ж не ищет?
Вахтёрша покрутила пальцем у виска.
– Ну ты, милок, даёшь! Да ежели наш Петька в «Три ерша» заявится, так в нашем театре тут же на одного гримёра меньше станет. Сейчас-то Петька совсем не пьёт, а как в этом гадюшнике окажется, так тут же сразу и сорвётся.
– Спасибо вам, Варвара Семёновна, пойду я, пожалуй. Раз уж вы сказали, что директора на месте нет, то я в другой раз к вам наведаюсь.
Вахтёрша деловито распрямила плечи, надула щёки, но тут же, опомнившись, ухватила Зверева за рукав.
– Ты, милок, только про полтыщи мои не забудь. Пусть этот гад сперва мне должок отдаст, а уж потом остальным. А то ведь сам понимаешь. Живу я одна-одинёшенька, едва ли не впроголодь…
– Всё понимаю, Варвара Семёновна! Обязательно денег у Ковальского для вас потребую. Можете не сомневаться, – высвободив рукав из цепких рук пожилой женщины, Зверев вышел из здания театра.
***
Над входом в заведение, про которое рассказала Звереву работница драматического театра, висела надпись – «Пивная». Чуть ниже располагалась ещё одна табличка с нарисованной на ней кружкой пива, размещённой в окружении трёх изогнутых рыбёшек. У самого входа, возле переполненной чугунной урны, валялись окурки, обрывки газеты и пара пустых бутылок из-под «Столичной». Одно из окон заведения было разбито.
Войдя в пивную, Зверев тут же ощутил себя «белой вороной». Уж не ошиблась ли многоуважаемая Варвара Семёновна, сообщив ему, что именно в этой дыре коротает дни столь привлекательный мужчина и известный деятель театрального искусства Болеслав Ковальский. Дым стоял коромыслом, запах рыбы и кислого пива сразу же заставил Зверева поморщиться. Здесь было довольно шумно и многолюдно. Заросшие щетиной подбородки, отёкшие глаза и дурковатые беззубые улыбки, от которых хотелось расплакаться – посетители сидели за столами в засаленных рубахахи драных пиджаках, большинство из них даже не потрудились снять с голов кепки. Почти весь прилавок заведения был заставлен алюминиевыми подносами, на которых скопились кружки с недопитым пивом и целые горы немытой посуды. Растрёпанная дама в грязном халате, стоявшая за стойкой, мечтательно смотрела в окно, курила «Казбек» и стряхивала пепел в одну из стоявших перед ней тарелок с остатками еды. Когда Зверев прошёл мимо, женщина одарила его скоротечным взглядом и снова уставилась в окно.
Потолкавшись между столиками и поймав на себе несколько недобрых взглядов, Зверев вдруг резко оживился. «А мне сегодня везёт! Вот что значит установить контакт и приятельские отношения с обслуживающим персоналом, – подумал Зверев, помянув добрым словом словоохотливую вахтёршу театра имени Пушкина, – и директора с режиссером тревожить не пришлось. Вот же он – незаслуженно изгнанный со сцены заслуженный деятель искусства!»
Сидевший за крайним столиком рослый мужчина отличался от окружавшего его контингента как наружностью, так и одеянием. Стильный пиджак, довольно помятый и сшитый по последней моде, широкие брюки и модные туфли на шнуровке выдавали его явно непролетарское происхождение. Рубашка и немного расслабленный жёлтый галстук в горошек опять же смотрелись неплохо, хотя, как и всё прочее одеяние Болеслава Яновича, тоже выглядели несвежими. На шее мужчины висел белый шёлковый платок, в одной руке Ковальского дымилась истлевшая до самого мундштука папироса, в другой он держал видимо давно уже опустевшую кружку из-под пива. Охватившей накануне Зверева гордости за умение отбивать жён у писаных красавцев у него почему-то тут же поубавилось.
Безусловно, когда-то безупречное лицо Ритиного муженька сейчас выглядело одутловатым и опухшим. Капилляры на носу и щеках местами полопались. Немытые по крайней мере пару недель волосы и опустошённый взгляд добавляли в этот печальный образ ещё больше негатива. Перед Ковальским на столе красовались голова и ободранный хребет закопченного леща, несколько измятых бумажных салфеток и забитая окурками пепельница. На скатерти и на брюках мужчины, равно как и повсюду под столом снежинками искрилась серебристо-жёлтая рыбья чешуя. «Да уж… найти тебя оказалось не так уж и сложно, вельможный пан Бореслав Янович», – усмехнулся про себя Зверев и подсел за столик к Ковальскому.
Тот встрепенулся, выпрямился и, вскинув голову, довольно пафосно поинтересовался:
– Чем обязан?
– Разговор имеется! – грубо ответил Зверев.
Словно вдруг что-то вспомнив, Ковальский вдруг съёжился. Вся его бравада моментально куда-то улетучилась. Он побледнел, шмыгнул носом и плаксиво промямлил:
– Вы насчёт денег? – Ковальского трясло, его язык слегка заплетался.
– Не совсем! – уклончиво ответил Зверев.
– То есть вы не от Артура?
– Нет! Я не от Артура!
Ковальский снова выпрямился и придал своему помятому лицу оскорблено-удивлённый вид.
– Тогда ещё раз повторюсь! Чем обязан… товарищ?
- Товарищ прежде всего я хочу знать где твоя дочь, - Зверев решил играть в открытую.
- Что? Где? Кто? Какая ещё дочь? - Болислав Янович начал бледнеть. Ковальский замотал головой, словно желая таким образом поскорее прийти в себя, и хотя бы немного протрезветь.
«похоже дело дрянь», - подумал Зверев, - « про девочку он ничего не знает. Это плохо, однако ему, судя по всему на неё не плевать, а значит не будет юлить».
- Ты что же, забыл имя дочери? - Ковальский дернулся, едва не опрокинув стоявшую перед ним кружку.
- Роза, моя милая розочка, что с ней?
- Твоя жена решила, что девочка с тобой.
- Рита? Рита решила, что Роза со мной? Что за чушь?
« теперь я понимаю что это чушь», - пробубнил Зверев себе под нос.
- Твоя дочь исчезла два дня назад. - продолжил он с нажимом. – Ты должен не медленно все рассказать. Куда делись деньги и драгоценности из шкатулки? Куда могла подеваться роза, и самое главное, кто такой этот Артур, которого ты так боишься?
- Вас прислала Рита? – с определенной долей сомнения интересовался Ковальский.
Зверев огляделся по сторонам:
- Я из милиции, - решив не открывать всех деталей ответил Зверев. Левая бровь Ковальского выгнулась дугой.
- Вон оно что, а можно мне взглянуть на ваши документы товарищ?
- Обойдешься! – возмутился Зверев, - здесь не то место, где стоит махать удостоверением.
- Да да, я все понимаю. О боже, Розочка, значит они не врали, они ее похитили?
- Твою дочь похитили.
- Это все Артур. Я ему денег должен, огромная сумма. Господи, господи, какой же я кретин.
- Вы правы, вы совершенно правы, здесь совершенно не подходящее место для серьезного разговора.
- Давайте же уйдем, - Ковальский хотел было встать, но вдруг замер, - а вы точно не от Артура?
Зверев покачал головой:
- Так кто такой Артур?
- Артур игрок, не просто игрок, он настоящий мастер своего дела, - Болислав Янович всхлипнул. – Вот только понял я это слишком поздно.
Звереву показалось, что этот здоровяк сейчас расплачется как ребенок. «Надо бы с ним по мягче, чтобы не спугнуть этот поток полупьяных откровений». - Зверев придвинулся ближе, сделав сочувствующее лицо:
- На Советской есть ресторанчик, - продолжил изливать свои жалобы Ковальский, - там я познакомился с женщиной, - он снова всхлипнул.
Зверев подсказал:
- Зовут ее Лариса.
- Красивая, грудь, фигура, лицо. Да, с такой как у нее внешность только на сцену.
- А фамилия, где живет?
- Вы что любезный, когда знакомитесь с женщиной тут же фамилию у нее спрашиваете? – возмутился Ковальский.
Зверев ни чего не ответил, мысленно отругав себя за несдержанность.
- Фамилию и где живет не знаю. Познакомились, выпили, я сказал, что артист.
- Обещали устроить в театр?