Крестный отец

— Друзья превыше всего. Дружба важнее таланта. Главнее любого правительства. Она почти то же, что семья, не забывай этого. Если бы ты сумел построить вокруг себя прочную стену дружбы, тебе не пришлось бы прибегать к моей помощи. А теперь объясни толком, почему больше не можешь петь. Ведь сегодня в саду ты нормально пел. Не хуже, чем Нино.

Хейген и Джонни, оба, одинаково улыбнулись при этом язвительном уколе. Настала очередь Джонни растолковывать дону, что к чему.

— У меня слабеет гортань. Достаточно спеть две-три песни, чтобы на много часов, а то и дней, полностью лишиться голоса. Я не могу дотянуть до конца ни репетиции, ни записи на студиях. Голос садится, вероятно, это какая-то болезнь.

— Понятно, у тебя неприятности с женщинами и слабеет голос. Ладно, теперь расскажи-ка мне про своего выскочку из Голливуда, с которым вы не поладили.

Похоже было, что дон перешел от слов к делу.

— Он там крупная величина, — сказал Джонни, — у него своя студия и еще он помощник президента по военной пропаганде в кино. Месяц назад он закупил для экранизации новый бестселлер, а герой там как будто для меня создан. Мне бы даже входить в роль не пришлось, достаточно играть себя самого. И вполне вероятно, что это именно та роль, за которую я мог бы получить премию Академии. В общем, все знают, что роль для меня и я для роли, что я мог бы опять войти в верхний эшелон уже как актер, а не певец. Но Уолес не даст мне сняться в картине. Я предложил играть почти даром, за минимальный гонорар. Бесполезно! Он велел передать мне, что только если я при всех поцелую его в задницу, он подумает, стоит ли дать мне эту роль.

Движением головы дон отмел чересчур эмоциональный финал изложенной истории. Всегда можно найти разумный выход из деловых затруднений. Он потрепал крестника по плечу:

— Похоже, ты совсем сник. Считаешь, что никому до тебя нет дела, все бросили, а? Ты даже с лица спал, пьешь, что ли? Не спишь по ночам, пичкаешься снотворным? — дон явно не одобрял такой образ жизни. — Ты лучше поверь моему опыту, — продолжал он, — приведи себя в порядок. Поживи тут у нас, поешь, выспись как следует. Я всегда рад видеть тебя, да и ты в моем обществе, глядишь, научишься кое-чему полезному, что, может, и в прославленном Голливуде свою службу сослужит. Короче, ни пьянок, ни баб, ни песен. Через месяц вернешься на студию и, думаю, этот твой выскочка и крупная величина даст роль, о которой идет речь. Идет? Годится?

Хотя не было случая, чтобы Крестный отец что-либо пообещал и не сделал, Джонни Фонтейн мучительно сомневался на этот раз.

— Но этот тип личный друг Эдгара Гувера, — сказал Джонни. — С ним так просто не поладишь.

— Он ведь человек дела, — сказал дон уклончиво. — Значит, должен принять деловое предложение.

— Ничего не выйдет, — запричитал опять Джонни, — поздно. Все контракты уже подписаны, съемки через неделю.

Дон Корлеоне сказал:

— Иди-ка к гостям, они тебя заждались. Предоставь все мне, — и он мягко подтолкнул Джонни в сторону выхода.

Хейген подсел к столу со своим блокнотом.

Дон устало спросил:

— Что у нас еще на очереди?

— Нельзя больше тянуть с Солоццо. Надо повидаться с ним буквально на этой неделе, — Хейген смотрел в календарь, готовый пометить число.

Дон повел плечами.

— Свадьба прошла, теперь в любой день, когда удобно.

«Значит, Виргилию Солоццо будет отказано, — вывел Хейген из слов дона. — А поскольку дон медлил с ответом, дотягивая до свадьбы, это чревато неприятностями».

Хейген спросил осторожно:

— Может, пусть Клеменца пришлет на время в дом своих ребят?

Дон нетерпеливо отмахнулся:

— С какой стати? Я не давал ответа, чтобы свадебный праздник не омрачило ни одного облачка. К тому же следовало узнать, что он предлагает. Теперь ясно, он идет с дурным предложением. Это позорное дело.

— Вы откажете ему?

Дон кивнул утвердительно.

— А не стоит ли собрать семейный совет, прежде чем дать отказ? — спросил Хейген.

— Ты так думаешь? — спрятал усмешку дон. — Добро, можем обсудить вместе. Когда ты вернешься из Калифорнии, Том. Я хочу, чтобы ты завтра же вылетел туда и уладил дело Джонни. А Солоццо назначь встречу позднее. Есть что-нибудь еще?

Хейген сказал официально:

— Из больницы сообщили, что советник Аббандандо при смерти. Он не доживет до утра. Семейство предупреждено, они уже там.

Хейген весь последний год исполнял функции Дженко Аббандандо, поскольку рак приковал советника к больничной постели. Теперь дон должен был решить, останется ли этот высокий пост за ним навсегда, и решение это было нелегким, так как остальные в семье выступали резко против. На такой высокой ступени в семейной иерархической лестнице по традиции должен был находиться коренной итальянец. Даже временное назначение Хейгена вызвало легкое неодобрение. Тем более, что ему едва исполнилось тридцать пять, так что, по мнению большинства, он был и слишком молод для роли советника, не имея за плечами изворотливости и мудрости, присущих людям опытным.

Поэтому дон не стал торопиться с ответом, а спросил Хейгена:

— Когда отбывают новобрачные?

Хейген посмотрел на часы.

— Через несколько минут должны разрезать свадебный пирог. Значит, уедут примерно через полчаса, — тут он вспомнил о еще одном нерешенном вопросе:

— Ваш зять… Мы ему предоставим работу в семье?


— Никогда, — ответил дон с удивившей Тома Хейгена резкостью. И, стукнув ребром ладони по столу, повторил: — Никогда. Подберем ему что-нибудь сбоку, чтобы мог прокормиться. Но ни в коем случае не вводи его в семейные дела. И остальным передай — Санни, Фредо, Клеменце.

Оба помолчали.

— Скажи моим сыновьям, всем трем, что они поедут со мной в клинику попрощаться с бедным Дженко. Пусть отдадут советнику последний долг. Вели Фредо подать большой автомобиль и попроси Джонни от меня лично поехать вместе с нами. — Дон остановился, заметив вопросительный взгляд Хейгена. — А тебе придется сегодня же вечером выехать в Калифорнию, так что навестить Дженко ты не успеешь. Но не уезжай до моего возвращения из клиники, я еще поговорю с тобой. Понял?

— Понял. Во сколько Фредо должен подать автомобиль?

— Как только гости разъедутся. Дженко меня дождется.

— Да, еще звонил сенатор. Извинялся, что не смог поздравить лично, сказал, что вы поймете. Наверное, имел в виду этих ребят из ФБР. Но подарок он прислал с посыльным.

Дон кивнул. Он не стал объяснять Хейгену, что сам посоветовал сенатору не приезжать.

— Подарок-то хоть хороший?

На ирландском лице Хейгена появилось чисто итальянское выражение высшей похвалы:

— Старинное серебро, очень ценное. Если пустить на продажу — никак не меньше тысячи. Думаю, сенатор убил уйму времени, чтобы отыскать, что хотел. Для таких людей, как он, это важнее цены подарка.

Дон Корлеоне не стал скрывать удовольствия: уважение, оказанное сенатором, было ему приятно. Как и Люка Брази, сенатор был одной из глыб, подпирающих мощь семейства Корлеоне, одним из краеугольных камней в твердыне дона. Подобно Люке, своим подарком сенатор выражал верность и преданность.

Едва Джонни Фонтейн появился в саду, Кей Адамс признала его. И искренне удивилась.

— Ты не говорил мне, что Джонни Фонтейн вхож в вашу семью, — сказала она. — Ну, теперь-то уж точно я выйду за тебя замуж!

— Хочешь познакомиться с ним? — спросил Майкл.

— Не теперь, — вздохнула Кей. — Знаешь, я три года была влюблена в него, когда он пел в Капитолии. Специально приезжала смотреть и просто выходила из себя от восторга. Как шикарно он пел!

— Ладно, еще познакомишься, — сказал Майкл.

Когда Джонни допел вторую песню и вместе с доном Корлеоне скрылся в доме, Кей не без язвительности спросила Майкла:

— Неужто и у Джонни Фонтейна есть какая-то просьба к твоему отцу?

— Он крестный сын моего отца, — ответил Майкл. — И как знать, может быть, именно потому так высоко вознесся.

Кей Адамс рассмеялась от восторга:

— Очевидно, за этим кроется еще одна поразительная история?!

Майкл мотнул головой:

— Эта история не для посторонних ушей.

— О, Майкл, я не из болтливых. Доверься мне.

Он рассказал ей, хотя вовсе не считал эту историю ни забавной, ни заслуживающей гордости. Рассказал, ничего не комментируя, что лет восемь назад дон был более самолюбив, и все, что как-то касалось крестника, воспринималось им делом чести. А Джонни Фонтейн тогда добился первого шумного успеха, выступая с популярным оркестром. Его пригласили на радио, и Лесс Геллей — личность в музыкальных кругах широко известная — подписал с Джонни пятилетний контракт. Контракт был кабальный, со всеми начинающими так поступают обычно: Лесс Геллей прикарманивал львиную долю прибыли, эксплуатируя Джонни. Но тут в переговоры вступил сам Крестный отец. Он предложил Геллею за двадцать тысяч долларов расторгнуть контракт. Тот в ответ согласился увеличить долю Джонни до пятидесяти процентов. Дон Корлеоне заинтересовался и сбавил предложенную сумму до десяти тысяч долларов. Руководитель оркестра, не привычный к такого рода сделкам, гордо отказался от предложения. Но на следующий день переговоры продолжились, теперь уже в присутствии Дженко Аббандандо и Люки Брази. В результате Лесс Геллей подписал документ, в котором полностью отказывался от всяких прав на заработки Джонни Фонтейна, получив возмещение за это в размере всего лишь десяти тысяч долларов. У дона Корлеоне оказались очень веские аргументы — пистолет, прижатый к виску, и обещание, что на документе будет либо подпись, либо мозги мистера Геллея.

Все остальное общеизвестно — Джонни Фонтейн стал вскоре величайшей сенсацией Америки. Две музыкальные картины с его участием принесли Голливуду неслыханные доходы. Пластинки с его песнями шли нарасхват и составили ему славу и состояние. Потом он развелся с женой, которую любил с детских лет, и оставил ее с двумя дочерьми, чтобы жениться на самой ослепительной блондинке Голливуда. Дальше все пошло под откос. Кинозвезда оказалась не женой, а публичной девкой, он начал пить и спускать деньги в игорных домах, остался почти без голоса. Пластинки расходились все хуже, студия не возобновила контракта. Настал час, когда пришлось вернуться к Крестному отцу.

— А ты уверен, что не ревнуешь своего отца? — спросила Кей задумчиво. — Судя по тому, что ты мне рассказал, он все время помогает людям. Для этого должно быть щедрое сердце, — она слабо улыбнулась. — Хотя, конечно, методы он выбирает своеобразные.

Майкл вздохнул.

— Со стороны виднее. Только вот в чем фокус: он делает добро про запас. Слышала, наверное, как полярные исследователи оставляют по дороге небольшие запасы провианта на всякий случай? Отец действует примерно по такому же принципу. Настанет день, когда он постучится в дверь своего должника, и им же легче, если они сразу пойдут ему навстречу.

К моменту, когда вынесли свадебный пирог, наступили сумерки. Пирог, испеченный собственноручно самим Назорини, был встречен восторженными криками. Он и впрямь представлял собой произведение кулинарного искусства, был так аппетитно украшен шоколадными раковинами с кремом, что новобрачная, прежде чем пуститься в свадебное путешествие со своим молодым супругом, жадно выхватила несколько штук и проглотила.

Дон учтиво выпроводил гостей, незаметно поторапливая их отъезд.

Черного «седана» с ребятами из ФБР на горизонте уже не было.

Наконец перед домом остался последний автомобиль, большой «кадиллак», за рулем которого сидел Фредо. Дон вышел из здания быстрой упругой походкой и сел на переднее сиденье. Санни, Майкл и Джонни Фонтейн поместились сзади. Дон через плечо уточнил у Майкла:

— А твоя девушка? Она сама доберется до города или о ней позаботятся?

— Том сказал, что доставит ее.

Дон удовлетворенно кивнул. Хейген предусмотрителен, как всегда.

Хотя война кончилась, талоны на бензин еще не отменили, и по всей Белт Паркэй вплоть до Манхеттена движения почти не было. Менее чем через час «кадиллак» въехал в переулок, где помещалась Французская больница. Дорогой дон расспрашивал младшего сына о его университетских занятиях. Майкл считал, что нет проблем, все в норме.

Санни спросил отца, перегнувшись с заднего сиденья: