Красные камзолы

* * *


Я проснулся от подступающей к горлу тошноты. Ни фига ж себе сны! Или мы вчера закусывали чем-то несвежим? Надо встать да выйти из барака наружу, попробовать вывернуться в снег.

– Встаем, встаем, православные! – громкий, слегка осипший голос заставил шевелиться кучи тряпья, грудами разбросанные по казарме. А, нет, это не груды, это люди на деревянных нарах сбились кучами по три-четыре человека и спят, укрывшись несколькими армяками. Так теплее.

Где-то за стеной барака гулко частой дробью забили барабаны.





* * *


Система обучения здесь интересная. К каждому рекруту приставляется старый солдат, который и обучает всему. Экзерциям – это маневры такие, вроде строевой подготовки, – командам, сигналам, в перспективе – стрельбе… По идее, обучение должно происходить прямо в полках, и рекрут первого года службы долгое время таджичит в должности принеси-подай. Но в этом году армия готовилась к войне. А война – это что? Война – это в первую очередь марши и походы. Потому командир нашего полка, как, наверное, и командиры других полков, судя по численности народа в военном городке, принял решение всех старых и немощных солдат вывести в отдельный батальон, а сам батальон отправить в более-менее оборудованный населенный пункт. Рекрутов же усиленно гонять, чтобы к началу кампании они были готовы заменить старых солдат непосредственно в полку – в Риге или куда он там утопает к тому моменту.

Вроде ничего необычного, да? Ну армия, ну учебка, ну курс молодого бойца… Ага, щаз! Это в мое время было нормой. В этом времени отдельная учебка для масс рекрутов – это чуть ли не революционное решение для армии! По крайней мере, эта учебка в Луге и учебка в Великих Луках – первые в России. Ну так говорят, по крайней мере. Мне даже интересно стало, а почему так? Ведь вроде царь Петр потешные полки – будущие гвардейские Семеновский и Преображенский – сам обучал, значит, идея учебки не нова. Впрочем, это уже не моего ума дело. Факт есть факт: нас учили уже в некоем прообразе учебки, а тех рекрутов, что были до нас, подготавливали еще по старой системе. То есть чисто теоретически мы уже в ближайшее время сможем обогнать прошлогодних рекрутов по навыкам. Если не тупить, конечно.

По навыкам, ага. Я, кажется, слишком высокого мнения о себе в плане освоения местных военно-учетных специальностей. Но обо всем по порядку.

Наша рота – четыре десятка старых солдат и восемь десятков рекрутов. Из старых солдат десяток стоит в караулах, десяток – отдыхает, два десятка возятся с нами. С особо тупыми старый солдат возится отдельно.

Я умудрился попасть в число особо тупых в первый же момент. Меня пару раз стеганули прутом с криком «что ты копаешься, как червяк в навозе!», после чего приставили ко мне персонального старого солдата. Который будет учить меня, тупицу эдакого, пользоваться одеждой. Ага, вот так. Одеждой.

Да, кстати, когда я говорю «старый солдат», я имею в виду, что солдат действительно старый. На вид Семену Петровичу было глубоко за полтинник. В армии он уже более тридцати лет, последние пять лет был при обозе ввиду совсем уж немощи. Ну или злоупотребления алкоголем. Потому как вид у солдата был откровенно пропитой. Ну, по крайней мере у меня сложилось впечатление, что пьянству он посвятил лучшие годы своей службы.

Так вот, одежда. Из своего мне разрешили оставить только исподнее. Остальное должно быть казенное, форменное, согласно артикулу. Артикул – это не наименование товара по ГОСТу. Я сначала не понял, что за слова такие – артикул воинский. Оказалось, все просто: устав.

Казенное, форменное – это что, собственно? А вот что. Нательное белье – рубаха и панталоны из какой-то не очень мягкой ткани, белого или светло-серого цвета. Выдали один комплект про запас. Должны были два, но второй отняли, так как я пожелал сохранить свое фирменное термобелье. Далее – чулки. По сути – обычные футбольные гетры выше колена, только без резинок на голеностопе. Связаны из шерсти, явно машинным способом, на ткацком станке. На удивление удобные. Пожалуй, единственная удобная одежда здесь. Обувь. Дальний предок армейских берцев. Грубые башмаки с небольшим каблуком и очень жесткой подметкой, невысокое голенище, слегка прикрывающее щиколотку. Голенище застегивается на пуговицы. Стопу стягивают ремешком на пряжке. Ну это понятно, чтобы с размером не париться. Между чулком и башмаком повязывают портянки.

Поверх голенища этих недосапог до самого колена идут штиблеты. Я думал, что штиблеты – это такие желтые сандалии Остапа Бендера, а оказалось, что ничего подобного. Тут это такая штука, которую используют вместо голенища сапога. От ботинка до колена кусок грубой ткани оборачивается вокруг ноги и застегивается опять же на пуговицы. Грубая ткань здесь называется словом «сукно». Хотя, по мне, это тонкий войлок, сильно свалянный с внешней стороны и чем-то пропитанный. Пуговицами на внешнюю сторону – на этом Семен Петрович особенно заострил внимание, многозначительно подняв вверх свой заскорузлый указательный палец. Не, ну так-то логично, зачем мне пуговицы с внутренней стороны бедра? Ан нет, оказалось, внешняя сторона – это вбок, а некоторые умники пуговицами вперед штиблеты застегивают. Что недопустимо. Не знаю, зачем он этому посвятил целых пять минут своих наставлений. Видимо, у него с этим связано что-то личное.

Далее. Штаны. Их тут тоже называют словом «панталоны». Как различают панталоны, которые штаны, и панталоны, которые исподнее, я без понятия. Наверное, интонацией. Это такие длинные шорты, чуть ниже колена. На поясе крепятся пуговицами, а штанины, чтоб не болтались, закрываются чулками-гетрами.

Я уже запутался в этих названиях и пуговицах, но это было только самое начало. Дальше – камзол. Ну с этим просто – это такой китель. Для рубашки ткань слишком толстая, для куртки – слишком тонкая. Нечто среднее. Красного цвета, ниже колен, с рукавами до самого запястья. В штаны не заправляется, естественно. Здесь вообще в штаны ничего не заправляют, кроме нательного белья. Камзол тоже на пуговицах. По бокам разрешается нашить карманы, но этим я должен заморочиться сам. На шею повязывают черный платок, который должен скрывать ворот камзола. Заодно шейный платок используют здесь как знаки различия. У нижних чинов он черный, у офицеров – разноцветные. Если у кого желтый шейный платок – беги от него как от огня, это очень высокое начальство. Платок нужен для того, чтобы шею не натирал воротник. Эдакая более простая версия белой подшивы моих современников.

Кафтан – это вроде шинели. Зеленая суконная куртка с кучей пуговиц и подвернутыми рукавами. Подвернутые рукава тут называют «обшлаги». Они для чего-то нужны, но я не очень понял зачем, а переспрашивать побоялся. Кафтан – зимняя форма одежды, летом его не носят. В камзоле и нательном белье достаточно тепло. Теоретически кафтан длиннополый, до пяток. Но по здешней моде полы кафтана подворачивают и застегивают сзади на пуговицы. Так и носить удобнее, и внешний вид получается экзотический.

Погон один, на плече. Что на камзоле, что на кафтане. Используется не как знак различия, а как хлястик, чтобы перевязь со шпагой или сумкой с плеча не соскользнула.

Лядунка. Это такая патронная сумка. Квадратная кожаная коробка для ношения на ремне, куда вкладывается деревянная плашка с дырками. Туда вставляют патроны, которые берут из патронного ящика по команде ундер-офицера или каптенармуса. Это тоже какой-то личный момент для Семена Петровича, потому что его указательный палец не только был воздет к потолку, но даже гулко постучал меня по лбу. Хорошо, запомним. Заодно отметим, что тут есть патроны! Ура, не такое уж и дикое время! А то мне сначала показалось, что здесь ружья как в древние времена – которые со ствола заряжают раздельно. Патрон – это же магазин, обойма, лента, пулеметы? Ага, щаз. Семен Петрович показал мне патрон. Это просто бумажный кулечек, внутри которого порох и пуля.

На крышке лядунки – герб полка. У нас это овальная бляха, на которой выдавлена змейка кирпичной стены и решетка ворот в овале. То же самое я видел на втором знамени вчера на присяге. Хорошо, запомним.

Ремня нет, вместо него – пояс. В чем разница? Ремень – из кожи, а пояс – из ткани. Длинная такая полоса, на конце – кисточки. Кисточки – это тоже вроде знаков различия. Увидел золотые – в смысле, желтые – снова прячься, это начальник. Завязывается это все хитрым образом с помощью пряжки. Пряжка тут вроде хитрого зажима. Круглая железная бляха с перекладиной посередине. Пояс туда надо как-то продеть, потом поддеть, потом зажать… бррр! Пока начало получаться, Семен Петрович мне раз двадцать по пальцам прутом стукнул. Уф!

Треуголка. Ничего так, нормальный головной убор. Обычная круглая шляпа, но у нее с трех концов поля подогнуты к середине. Получается красиво. Теоретически эту штуку можно расстегнуть в случае дождя и использовать как капюшон… но нельзя. Потому что по краю треуголки нашита белая тесьма. Это тоже здесь знак различия, должен быть на треуголке всегда. А будешь расстегивать-застегивать – порвешь, потеряешь и получишь плетей.

На случай дождя здесь есть… та-дам!.. Епанча! Ух, какое слово! Епанча, ага! Прям ругаться можно этим словом, такое оно сочное, зычное, прям ого-го, а не слово! Епанча!

Тьфу, раскатал губу, экзотики мне подавай. Епанча – это обыкновенная плащ-палатка. Все как у нас – плотная ткань вроде брезента, пропитанная чем-то вроде олифы или лака, прорези для рук и два капюшона. Один просто на голову, а другой – большой, его можно накидывать поверх треуголки. Если нет дождя – большой капюшон просто аккуратно раскладывается по спине и плечам как длинный воротник. Ах да. Цвет у форменной епанчи васильково-синий, как фуражка энкавэдэшников из кино про войну. Если нет дождя, епанча сворачивается в рулон – его тут называют словом «скатка» – и носится через плечо.

Рюкзаков нет. Есть две сумки. Одна на правом бедре, другая на левом. Для всякого хлама – шило, сухари на перекус, кожаная фляжка емкостью в один стакан – ее тут называют словом «манерка». Ложка, еще всякие полезные мелочи. Все остальные личные вещи – в мешок и в телегу обоза. Нефиг с собой таскать такие вещи. Хм, то есть, получается, солдаты тут от телеги ни на шаг? Странно, ну ладно, замнем для ясности.

Перевязь для шпаги. Через плечо, под погон. Ах да. Шпаги тут выдаются не только дворянам, а вообще всем. Шпага – признак солдата. Но Семен Петрович сказал, что шпага – штука ненужная и бесполезная, потому ее носят только при парадных экзерциях, а в обычное время она лежит в обозе вместе с зимней одеждой, мешком с вещами и всем таким прочим. Но я, как рекрут, обязан ее таскать с собой всегда, молодой еще от лишней нагрузки избавляться. Шпагу мне, кстати, еще не выдали, только перевязь от нее. Ну да ладно.

Также на перевязь крепится штык от ружья. Его мне выдадут вместе с ружьем, но это попозже, когда я, олух царя небесного, смогу мундир надеть нормально, Господи, ну дадут же в обучение такого недоумка, даже одеться сам не может! Привыкай, барчук, тут у тебя слуг не будет! Давай сам, ручками, ручками!

Я упоминал шило? Мундир надо подогнать под себя. И камзол, и кафтан, и штаны-панталоны. А как? Подшить, ясное дело. Чем? Нет, не швейной машинкой. И не в ателье. Шьют тут шилом. Какая там на фиг иголка с ушком, о чем вы? Шило и наперсток. На конце шила небольшой крючок. С другой стороны ставишь наперсток, прокалываешь аккуратно ткань, продеваешь крючком нитку, вытягиваешь с той стороны, переворачиваешь. Повторить до бесконечности. Очень долго, муторно и неудобно. Особенно моими руками, заточенными под компьютерную мышку.

Весь наш рекрутский коллектив уже оделся, ушел на обед, потом на занятия шагистикой, потом на всякие работы, а я все осваивал шило. Пока Семен Петрович обедал, его сменил другой старик, хмурый и неразговорчивый. Зато любитель отвешивать затрещины, когда я в очередной раз ошибался. Кстати, делал он это на редкость ловко. Я пытался уворачиваться, но он молниеносным движением успевал меня достать. Пару раз я все-таки смог уклониться, не отрываясь от шитья, и даже краем глаза уловил в его взгляде уважение. Но затрещину все равно получал, пусть и парой секунд позже. Потом снова пришел Семен Петрович, и вместо мастера затрещин меня снова взялся поучать гуру заскорузлого указательного пальца. Хоть какое-то облегчение.

Голова гудела, исколотые шилом пальцы болели – я не сразу освоил дао наперстка. В животе бурлило, глаза слипались. Что-то мне как-то не очень нравится в армии, знаете ли. Тяжело в учении, легко в бою? Так я до учений еще не дожил. Я еще с мундиром воюю. Что там толстяк из электрички говорил? Большая игра, игроки, спрятаться, судьбы мира? Да легко. Пока враги ищут попаданцев, я тут спокойно в уголочке буду мундир тыкать шилом. На Армагеддон опоздаю немножко, зато буду выглядеть как справный солдат, ага. Потому что главное для солдата – это мундир. Спасать страну, мир и всю вселенную в неподшитом по фигуре мундире никак нельзя. Семен Петрович ерунды не скажет!





Глава 5





Экзерции – здесь так строевую подготовку называют. Я это уже говорил, да? Вот и мне этим словом все уши прожужжали. Видимо, оно очень нравилось наставникам. Солидно так звучит, по-взрослому! Так вот с этими самыми экзерциями у меня получалось на удивление хорошо. Все-таки годы занятия футболом сильно повлияли на мою координацию вообще и на умение правильно двигаться в частности.

Сначала учат поодиночке. Встает Семен Петрович рядом и начинает, кряхтя, показывать. А ты знай не зевай, повторяй. Да осанку держи, голову прямо, спину ровно. Ну, как и во всяком начальном обучении, ничего нового. Основных финтов немного. Поворот направо, поворот налево, прямо, стой. Шаг назад. Шаг вбок. Ну и все, в общем-то. Тянуть ножку, как на параде на Красной площади, не надо. Да и обуви еще нет для того, чтобы маршировать, печатая шаг. Зато самих шагов – целых три типа. Гусиный шаг – это когда шагаешь на расстояние собственной стопы. Потом нормальный шаг – аршин. Это чуть меньше метра. Длинный шаг – полтора метра, то есть два аршина. Для чего нужен длинный шаг, не объяснили. Я так думаю, это для перехода на бег или для выпада при ударе штыком.

Основные боевые единицы тут – шестерки и дюжины. Отделение – дюжина. Она же артель, она же шеренга. Взвод, он же капральство, – три шеренги, то есть тридцать шесть человек. Ну или двадцать четыре, потому как всем пофиг, две дюжины у тебя во взводе или три. Взвод, кстати, называют то взводом, то словом «команда». Говорю же – бардак!

Рота. Я-то думал, что это от тюркского слова «орта», эхо войны с татарами. Ага, щаз. Это очередной германизм. Немецкое «ротте» или «ротта». Отряд, толпа, группа. И произносится все в той же манере – когда буква «т» как бы разламывает слово пополам. «Рот-та!» Страсть как они любят в этом времени букву «т». Пихают ее где ни попадя. Ну прямо как мы в своем времени везде суем американизмы и англицизмы со всякими окончаниями «инг» и прочий там «ресепшн». Оказывается, английский язык не первый, который был зверски изувечен в России.

Ах да, еще про букву «т». Все старые солдаты во время обучения экзерциям взяли в руки длинные прутья. Гражданских здесь бьют обыкновенными прутами, а военных бьют военными прутами. Что такое военный прут? Это гражданский прут, но с солидным немецким произношением – «шпицруттен». Видимо, обычный прут имеет слишком скучно звучащую букву «т», потому к военной службе не пригоден. Так что – шпицруттен! Так! Между прочим, это очень неприятно получить таким шпицруттеном по спине, да еще с оттяжечкой, да с размаху… Даже сквозь камзол чувствуется. Для того и придумано, да-с… Вот еще, кстати. Эта манера добавлять букву «с» в конце слова – «да-с», «извольте-с» и прочее «прикольно-с, чувак-с!» – оно даже на слух напоминает немецкое «das», только произносится менее резко. Тоже заразное словечко. Да-с!

Одиночные экзерции я достаточно быстро сдал Семену Петровичу и Ефиму. А что там сдавать-то? Ничего особенного, чай не финт Мэтьюза с уходом влево да пасом на фланг в недодачу под инсайда. Вот там я да, помучился в свое время. Здесь же все просто, шагай себе и шагай.

Одному – да, просто. А теперь задачка посложнее: делать то же самое, но в строю. Когда меня посчитали «справным солдатом», нас, таких «справных», собрали в шестерки и начали учить делать те же шаги, но выдерживая линии. И вот тут-то ошибки поперли одна за другой! Ребята откровенно путались в ногах, сталкивались друг с другом и жестко тупили. После каждой ошибки «старики» лупили по спинам и ногам шпицрутенами. С размаху да со свистом. До самого ужина. И я получал. Потому что если сбился с шага один из шестерки – получают все. Хотя положа руку на сердце – когда один сбился, то другим тяжело удержать линию. То есть получается, что все сбиваются.

М-да… так дело не пойдет. После обеда офицеры и ундеры уходят по своим делам. Старые солдаты тоже разбегаются по квартирам, в наших эрзац-казармах за старших остается дежурная группа старослужащих, которая посвящает вечер пьянству, и наши капралы из бывших ландмилиционеров. Так что вечер у нас – свободное время. А значит что? Значит, мы с ребятами, пожалуй, перед ужином еще поработаем. И если получится – то и после ужина немножко. Чтобы побыстрее закончить эту экзекуцию со строевыми экзерциями.

С едой в этот день мне повезло. Завтракали все вместе, на обед я успел пораньше, потому как быстро сдал одиночные экзерции, да и с ужином все нормально было. Кашу слопал с удовольствием, заценил на второе местный заменитель картошки – репу. Своеобразный овощ, но с голодухи пойдет. Зато хлеб какой, ух! Настоящий, из муки сделанный, без всякой пластмассы и разрыхлителя.

Ладно, с обедом закончили. Наскоро вытер деревянную ложку тряпочкой, засунул ее в сумку на боку и решил-таки поднять вопрос о факультативном занятии с той шестеркой, с которой меня сегодня гоняли по перестроениям.

– Слушайте, мужики, как спины, гудят? – решил я взять быка за рога в тот момент, когда еды в общем котле осталось на пару ложек.

Мужики хмуро кивнули. Хотя какие мужики? Как бороды с усами сбрили – так молодые парни, больше похожие на старшеклассников. Ладони только взрослые, а лица – откровенно подростковые. Не мужики еще – так, ребятня. Пацаны дворовые.

– Есть у меня мысль, как вас быстро научить строевым экзерциям. Готовы попробовать?

Ребята посмотрели заинтересованно. Один из них, Сашка, рябой блондин из ладожских рыбаков, хлопнул своего соседа по плечу.

– Ну? Я тебе говорил? Вот видишь, барчук-то наш соображает кой-чего. И сам вон как лихо шагистику умеет, и, небось, офицерской какой премудрости от родичей нахватался. Давай, Георгий, говори, что делать надо!

Я аж засмущался слегка. С такой надеждой на меня посмотрели все пятеро, будто я им сейчас какую сокровенную истину скажу. Блин, надо как-то сбить градус пафоса.

– Сашка, полегче! Какой я тебе барчук Георгий? Я такой же, как и ты, рядовой рекрут первого года службы, пока еще никто и звать меня скромно. Это Ефим у нас поднялся по карьерной лестнице, и теперь его именовать следует не иначе как «господин капрал». А я пока еще просто Жора. Для тебя же и вовсе – Жорик. Чай не забыл, как ты меня учил костер на снегу разжигать сырой берестой. Впрок наука пошла.

– Да ну, – засмущался Сашка, – чего там… Какая наука? Так, игра детская!

– Вот! – я со значением поднял указательный палец. – Детская игра! Дети – они же все через игру постигают. Что, как да зачем. И мы с вами, значит, тоже сейчас в игру поиграем. Как насчет «собачки»? Играли? Правила знаете?

Игра! Казалось бы, обычное дело. Все дети играют в игры. В игрушки, в конструкторы, в планшет, телефон… Да еще в садике играют в прятки и догонялки. Ничего особенного вроде как, да? Ага, размечтался. В этом мире дети не играют. Здесь все всерьез, с самого рождения. Тут – работают. Всегда есть хлопоты по хозяйству. Ухаживать за живностью, ворочать сено, чтоб не сопрело, собирать хворост, перебирать зерно, собирать грибы и ягоды, драить домашнюю утварь… Здесь дети уже с трех лет заняты делом. И ставки запредельно высоки – каждую весну в деревнях голод, и в каждой деревне есть те, кто не пережил зиму. Старшие, если увидят, что дети балуются хотя бы теми же догонялками-салочками, тут же хлестанут их прутьями и погонят заниматься чем-нибудь полезным. В деревне работа никогда не кончается. Так что, по сути, детей-то здесь и нет вовсе. Есть такие же взрослые, только маленькие и пока еще немощные.

Собачка – замечательное упражнение в футболе. Четверо встают по углам квадрата, двое – в центр. Те, кто снаружи, перекидывают друг другу мяч. Те, кто в центре, – перехватывают. Перехватил – встал на край, потерял мяч – встал в центр. Эта игра быстро учит находить свое место на поле и взаимодействовать с партнерами. Собственно, весь футбол – это умение быстро найти тройки и четверки, с которыми ты будешь раскатывать мяч на данном участке поля в текущей игровой ситуации. Тактическое обучение начинающих футболистов всегда начинается с игры в квадрат. Ну вот я и подумал, что это упражнение может помочь нашим дуболомам-рекрутам быстро просчитывать ситуацию и находить свое место в строю. Как учить таким перестроениям, если не игрой?

Ага, наивный. Не учел менталитета здешних. Как я уже говорил, здесь не играют.

Правила парни поняли быстро. Вышли во двор, я скрутил тряпку узлом, сделав этакий шарик. Вот, мол, сейчас будем перекидывать из рук в руки, а вы, мол, перехватывайте.

И что вы думаете? После первого же броска началась драка. Я бросаю Сашке, тот не успел перекинуть тряпку дальше, как его плечом сбил с ног налетевший Ерема. Тудух! Сашка катится кубарем, Ерема торжествующе поднимает тряпку… На него тут же летит парень из другого угла, бьет обеими руками в спину и отбирает тряпку. В итоге свалка, двое из центра против троих из квадрата, уже через полминуты на ногах не стоит никто, все большой куча-мала катаются по земле.

М-да. Разнимаю, успокаиваю, поднимаю на ноги, объясняю правила еще раз. Это игра, ребята. Здесь надо перехитрить и грамотно сманеврировать. Успокоились. Вроде все поняли. Начинаем еще раз, на этот раз я выхожу в центр. Перехватываю летящую тряпку, и на меня тут же бросаются все четверо из квадрата, хватают за плечи, подсекают ноги и валят на землю. Ерема с удовлетворенным видом поднимает тряпку. И я бы понял, если бы у них на лицах была бы хотя бы радость – ура, мол, выиграли. Но нет. Все предельно серьезны, побледневшие губы плотно сомкнуты в ниточку, руки сжаты в кулаки, в глазах огонь. Они не играют, они как в последний бой – победить или умереть.

Твою мать… Поиграли в квадрат, блин. Встаю, отряхиваюсь, нахлобучиваю слетевшую с головы треуголку. Меняю состав и вижу в лицах то же самое – те, кто в центре, и те, кто в квадрате, смотрят друг на друга с яростью, чуть ли не копытом землю роют, готовятся к последней схватке.

– Парни, что с вами такое? Вы в игры никогда не играли, что ли?

Не играли. И батюшка деревенский им говорил: не играйте в игры, игры – от сатаны, а работа – от Бога. Азарт есть грех, ага. В кости да в карты проигрывают целые судьбы. Игры – зло. Есть работа, которую надо сделать, а не сделал – будут жестоко пороть. Потому как если не наказать нерадивого отрока – то весной голод…

Ладно, давай попробуем по-другому. Нас шестеро. Ставлю пять фишек на площадке, по команде выбегаем из линии, занимаем свободную. Кто остался последним – тот проиграл, в знак поражения кукарекает. Итог вполне предсказуем – снова слэм, прямо как на рок-концерте. Последний, которому не досталось фишки, летит плечом сбивать с ног того, кто уже занял место.

Разнимаю, получив в свалке от кого-то мощную затрещину. Успокаиваю. Нет, они не понимают, что не так. Для них вполне нормально – выполнить задачу любой ценой. Хотя… Я вдруг задумался. За те полчаса, что мы тут толкаемся да сбиваем друг друга с ног, никто из них не ударил другого кулаком. Идет либо толчок плечом в плечо, либо оплеуха раскрытой ладонью. А ведь кулачный бой здесь известен. Они умеют биться на кулачках. Вон как тогда Ефим бил – сжатым кулаком, накоротке. А здесь и сейчас – нет, никто из них кулаком не лупит. То есть… они все-таки играют? Просто у них такие правила? Ну-ка, проверим предположение…

– Так, парни! Кажется, для этой игры еще рановато. Может, давайте попробуем сыграть в «царя горы»?

Да! Такую игру они знают! И неплохо знают, однако. У них, оказывается, эта игра не простая кутерьма, как у нас, а целые тактические игрища. С хитрыми тактическими схемами и своим игровым жаргоном.

Горой у нас послужил небольшой стожок соломы. И вот тут-то я увидел у них нормальное командное взаимодействие. Оказывается, если на «царя горы» лезть одному – то он легко отобьет твою атаку, лишь на полшага уклонившись да поддав ногой в нужный момент. И полетишь ты кубарем мордой в грязь, весь облепленный соломой. Чтобы сбить «царя», нужна одновременная атака с трех сторон. И тогда тройка вместе с «царем» укатывается вниз, а четвертый свободно занимает «гору». Мы в свое время в эту игру играли бестолковее. Так что мне даже пришлось у них поучиться. В основном – тому, как именно команда выбирает, кто будет тем четвертым, что без боя заберется на гору. Тут оно идет не совсем по очереди. Ерема попытался было мне объяснить достаточно сложную систему, как подсчитываются заслуги в предыдущих атаках, да еще скорость… Но и он оратор так себе, да и я не сильно понял. Ладно, разберемся как-нибудь потом.

Но главное было сделано – мы смогли хотя бы начать разговор о том, в каком порядке перестраиваться своей шестеркой на экзерциях. Появились какие-никакие аналогии, мысли, идеи… Ну и фингал под глазом. Нет, это не от оплеухи. Это я когда со стожка сена кубарем летел – нашел скулой солидную каменюку под слоем мусора. Ну бывает, что уж тут. Сашка вон за бок держится. Как бы трещины в ребрах не было. Все-таки молодняк здесь весьма хилого телосложения.

А на ужин нам Ефим собственноручно сварил похлебку с мясом и капустой. И называлась эта похлебка – шти! Да, да! Не щи, как в моем времени, а именно – шти! Я уже говорил, что местные просто обожают букву «т»? Вот у нас умные люди всякие домыслы строили на тему, что означает герб России. Двуглавый орел, одна голова на восток, другая на запад, это символизирует… это означает… подтекст, смысл, геральдика… Может, там, в будущем, оно и так. А здесь наверняка все проще. Тут, я так думаю, наш герб – это просто буква «т» с крылышками. Обязательно с крылышками, потому как надо успеть запрыгнуть буквально в каждое слово, что произносят от Камчатки до Петербурга. Шти! Это надо же! Но ничего так, вкусно. И очень даже сытно, с голодухи-то да после целого дня физических упражнений… Сметаны в этих штях много. Сначала говядина тушится в сметанном соусе, а потом, когда уже варится бульон с капустой, все это опять заправляют сметаной. Ну и едят вприкуску с сухариками, которые тоже макают в сметану. Конечно, можно и с корочками, но с сухариками гораздо вкуснее. Свежего хлеба на ужин нет, потому как пекут его только поутру. Зато к ужину капрал расщедрился на штоф местной слабой водки. На шестерых здоровых парней вышло немного, чисто для аппетита, по чарке. И, как выяснилось, это очень хороший аперитив к щам. Штям. Блин, запутался уже. Пусть будет по-местному, к штям. Надо привыкать к здешнему диалекту.

Ах да, я тут так говорю – к ужину подали… Тут такое дело… Здесь нет столовой. И централизованного снабжения тоже нет. Как выяснилось, солдатам просто платят жалованье, и с этого жалованья они сами покупают себе еду и готовят ее. Как, где, в каких условиях – начальство это не волнует. Не маленькие, мол, разберетесь. Денег я местных не видел, все, что положено, в том числе и премия за принятие присяги, находится у нашего капрала, старшего артели Ефима. Он же по утрам бегает за покупками и закупается на завтрак, обед и ужин для всего капральства. Кашеварят вместе с одним из старых солдат в одном большом казане по очереди. Сначала на их капральство, потом – на наше. Давешний кожевенник из Кексгольма с еще несколькими молодыми соорудили в одном углу нашего сарая длинные столы и придумали скамейки из бревен. Вот, в общем-то, и вся столовая. Отдельные миски на каждого – это, походу, ноу-хау нашей партии рекрутов. Уж больно понравилось нам на той почтовой станции, где каждому своя тарелка была положена, потому при случае Ефим тут же обзавелся деревянными мисками на все капральство. Как и другие команды из тех, с кем мы вместе одним отрядом шли в Лугу. Остальные, насколько я понял, пользовались столовой-лайт – один котел, две-три ложки, ходящие по кругу, кто успел – тот поел. На обитателей других казарм мы косились с неодобрением. Впрочем, я думаю, это наставники сделали специально, для поддержания духа конкуренции. Вряд ли это особенности местного деревенского воспитания – когда наши всегда молодцы, а соседи уже не наши, а значит, и шляпы они носят неправильно, и куры у них несутся неверно, и козы у них тоже дуры. Просто во время ужина основная тема для разговора была позубоскалить над соседями. Какие они тупые и как у них все не так.

Последнюю пару ложек штей мы с ребятами по уже усвоенной нами солдатской традиции растягивали как можно дольше. Шкрябали по пустой миске хлебушком да неспешно обсуждали игру и завтрашнюю шагистику. Подсел Ефим:

– Ну что, братцы, рассказывайте, чего задумали да чего придумали. Вижу же, не просто так вы решили детские забавы вспомнить. Вон, все в соломе извалялись.