Красная зима
Часть 55 из 120 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Чтоб вас по таким направлениям мордой возили! Да почаще, почаще…
Но обычно Яна была не в претензии. Основную грязь подморозило, да и спорт не давал замерзнуть. Опять же фигура…
Даже если ей через год помирать – это не повод отожраться. А то так понесут тебя, а дно у гроба и вывались! Или у кого-нибудь спины сломаются… запросто!
Нет, не надо нам такого!
Но сейчас Яна была довольна. Дорога ровная, колеса крутятся… телега впереди?
Догнать?
Почему бы нет?
Яна поднажала на педали, благо крестьянская лошадка не скакала, а скорее трюхала по дороге.
Крестьянин обернулся на шум, но дергаться не стал – куда от воза-то и от лошади? Яна подъехала поближе и подняла руки, демонстрируя, что не опасна.
Ну… Не собирается быть опасной.
– День добрый, жом.
– И тебе добрый, жама, коль не шутишь.
– Чего шутить-то? Еду вот, с хорошим человеком разговариваю…
Яна в крестьянине ничего удивительного не видела. Самый обыкновенный экземпляр, таких она и дома навидалась. Тулуп, шапка, теплые штаны, валенки, подшитые кожей. Борода окладистая, лицо смышленое, хитроватое…
Лет пятьдесят мужчине, по деревенским меркам – еще не старик, но близко к тому.
– Чего ж и не поговорить, жама. Как звать-то вас?
– Яна. Воронова. А к вам как обращаться, жам?
– Петром именовали. Как анператора.
– Хорошее имя, – одобрила Яна. – А по батюшке?
– Савельич я.
– Петр Савельевич, значит. Рада знакомству. Далеко ли путь держите?
– Домой еду. Сено в город возил, продал избытки, вот, домой еду…
Яна кивнула.
– Не опасно сейчас, жом?
– Всегда опасно, жама. А только хозяйство поднимать надо, это дело такое. Руки сложишь – ноги протянешь…
Яна кивнула.
Это верно, крестьянам не забалуешь. Что-то она слышала про три способа разориться. Быстрый – рулетка, приятный – бабы, а самый верный – сельское хозяйство. Тут на печи не посидишь[13].
– А я к сыну еду.
– К сыну, жама?
Яна не видела смысла скрывать правду.
– Он сейчас у тетки, в поместье Алексеевых…
Лицо мужчины помрачнело.
– Ох, тора…
– Жама, – с нажимом поправила Яна.
– А все одно… вы не слышали ничего?
– Чего я не слышала? – насторожилась Яна.
– Говорят, поместье Алексеевых разорили. И Изместьевых, и Сайдачных, и…
– Разорили?
Яна почувствовала, как в груди поселился колкий кусочек льда. Петр вздохнул сочувственно и принялся рассказывать, не выматывая душу ожиданием.
– У меня свояк живет на изместьевской земле. Так он рассказал, что приехали люди, освобожденцы энти, что они с Изместьевыми сделали – сказать страшно. А потом к Алексеевым отправились.
– Иван Алексеев, жена – Надежда, сын – Илья, дочь – Ирина, – мертвым тоном перечислила Яна. А вдруг это не они?!
Ну вдруг?
Петр кивнул, убивая все ее надежды.
– Так-то… жама. Их, говорят, всех и положили. И поместье подожгли.
– Всех?
– Всех господ. Жама!!!
Яна медленно сползла с велосипеда.
Руки и ноги не слушались.
Гошка?!
Ее сын?!
ЗА ЧТО?!
Из груди рвался темный звериный вой, она давила его как могла, суетился рядом испуганный Петр, мок в луже велосипед, и неизвестно, чем бы оно закончилось, если бы…
– А мы тебя уж и догнать не рассчитывали!
Трое мужчин.
Сытые, довольные, на хороших конях…
Морды наглые, одежда теплая… явно не голодают и не бедствуют. И мчались во весь опор… Мародеры?!
Грабители?!
Судя по тому, как сжался рядом с ней Петр, – да.
Один из негодяев, самый наглый, спрыгнул с коня. За ним последовал второй, перехватил поводья, третий пока сидел в седле.
– Да тут еще и девка! Ишь ты… значит, так, борода. Деньги давай сюда! И лошадь тебе ни к чему.
Яна медленно подняла голову.
Вот, значит, как?
Шакалим по дорогам? Робингудствуем? Отнимаем все в пользу бедных себя?!
Отчаяние куда-то исчезало, вытесняемое холодной, зловещей яростью. И желанием отыграться хоть на ком. К примеру, на этих человекообразных.
– Девка, говоришь? – насмешливо поинтересовалась Яна у живого мертвеца. Вот ведь какой разговорчивый попался… непорядок! У нас тут вуду нет, а значит, надо негодяев аккуратно разложить по могилкам. Нечего им шляться.
– Ишь ты, какая разговорчивая. – От молодчика разило луком и нечищеными зубами. Яна даже в лицо ему не смотрела – зачем?! Стоит ли вглядываться в будущий труп? – Ну, снимай штаны и лезь на телегу…
Яна рассмеялась ему в лицо.
Куда и отчаяние делось. Она медленно притянула к себе мужчину, словно собираясь поцеловать, – и шепнула в самое ухо:
– Умри. Во имя Хеллы.
Тело дернулось, обмякло, и под его прикрытием Яна послала две пули в двух других бандитов.
Ну и попала, конечно. Одному – в голову, второму – в грудь… лошади взвились на дыбы и, наверное, разбежались бы, но Петр действовал на автомате.
Перехватил коней, удержал, успокаивающе заговорил… третий подонок еще был жив, еще тянулся за оружием… вот позорище!
Промазала! Не наповал!
Тьфу! Стыд-то какой…
Яна спихнула с себя труп – и добавила вторую пулю. Перехватила лошадь под уздцы, тоже принялась успокаивать – помогло еще, что револьвер был хороший. Выстрелы не гремели громом, а звучали приглушенно, хлопками в ладоши.
Но обычно Яна была не в претензии. Основную грязь подморозило, да и спорт не давал замерзнуть. Опять же фигура…
Даже если ей через год помирать – это не повод отожраться. А то так понесут тебя, а дно у гроба и вывались! Или у кого-нибудь спины сломаются… запросто!
Нет, не надо нам такого!
Но сейчас Яна была довольна. Дорога ровная, колеса крутятся… телега впереди?
Догнать?
Почему бы нет?
Яна поднажала на педали, благо крестьянская лошадка не скакала, а скорее трюхала по дороге.
Крестьянин обернулся на шум, но дергаться не стал – куда от воза-то и от лошади? Яна подъехала поближе и подняла руки, демонстрируя, что не опасна.
Ну… Не собирается быть опасной.
– День добрый, жом.
– И тебе добрый, жама, коль не шутишь.
– Чего шутить-то? Еду вот, с хорошим человеком разговариваю…
Яна в крестьянине ничего удивительного не видела. Самый обыкновенный экземпляр, таких она и дома навидалась. Тулуп, шапка, теплые штаны, валенки, подшитые кожей. Борода окладистая, лицо смышленое, хитроватое…
Лет пятьдесят мужчине, по деревенским меркам – еще не старик, но близко к тому.
– Чего ж и не поговорить, жама. Как звать-то вас?
– Яна. Воронова. А к вам как обращаться, жам?
– Петром именовали. Как анператора.
– Хорошее имя, – одобрила Яна. – А по батюшке?
– Савельич я.
– Петр Савельевич, значит. Рада знакомству. Далеко ли путь держите?
– Домой еду. Сено в город возил, продал избытки, вот, домой еду…
Яна кивнула.
– Не опасно сейчас, жом?
– Всегда опасно, жама. А только хозяйство поднимать надо, это дело такое. Руки сложишь – ноги протянешь…
Яна кивнула.
Это верно, крестьянам не забалуешь. Что-то она слышала про три способа разориться. Быстрый – рулетка, приятный – бабы, а самый верный – сельское хозяйство. Тут на печи не посидишь[13].
– А я к сыну еду.
– К сыну, жама?
Яна не видела смысла скрывать правду.
– Он сейчас у тетки, в поместье Алексеевых…
Лицо мужчины помрачнело.
– Ох, тора…
– Жама, – с нажимом поправила Яна.
– А все одно… вы не слышали ничего?
– Чего я не слышала? – насторожилась Яна.
– Говорят, поместье Алексеевых разорили. И Изместьевых, и Сайдачных, и…
– Разорили?
Яна почувствовала, как в груди поселился колкий кусочек льда. Петр вздохнул сочувственно и принялся рассказывать, не выматывая душу ожиданием.
– У меня свояк живет на изместьевской земле. Так он рассказал, что приехали люди, освобожденцы энти, что они с Изместьевыми сделали – сказать страшно. А потом к Алексеевым отправились.
– Иван Алексеев, жена – Надежда, сын – Илья, дочь – Ирина, – мертвым тоном перечислила Яна. А вдруг это не они?!
Ну вдруг?
Петр кивнул, убивая все ее надежды.
– Так-то… жама. Их, говорят, всех и положили. И поместье подожгли.
– Всех?
– Всех господ. Жама!!!
Яна медленно сползла с велосипеда.
Руки и ноги не слушались.
Гошка?!
Ее сын?!
ЗА ЧТО?!
Из груди рвался темный звериный вой, она давила его как могла, суетился рядом испуганный Петр, мок в луже велосипед, и неизвестно, чем бы оно закончилось, если бы…
– А мы тебя уж и догнать не рассчитывали!
Трое мужчин.
Сытые, довольные, на хороших конях…
Морды наглые, одежда теплая… явно не голодают и не бедствуют. И мчались во весь опор… Мародеры?!
Грабители?!
Судя по тому, как сжался рядом с ней Петр, – да.
Один из негодяев, самый наглый, спрыгнул с коня. За ним последовал второй, перехватил поводья, третий пока сидел в седле.
– Да тут еще и девка! Ишь ты… значит, так, борода. Деньги давай сюда! И лошадь тебе ни к чему.
Яна медленно подняла голову.
Вот, значит, как?
Шакалим по дорогам? Робингудствуем? Отнимаем все в пользу бедных себя?!
Отчаяние куда-то исчезало, вытесняемое холодной, зловещей яростью. И желанием отыграться хоть на ком. К примеру, на этих человекообразных.
– Девка, говоришь? – насмешливо поинтересовалась Яна у живого мертвеца. Вот ведь какой разговорчивый попался… непорядок! У нас тут вуду нет, а значит, надо негодяев аккуратно разложить по могилкам. Нечего им шляться.
– Ишь ты, какая разговорчивая. – От молодчика разило луком и нечищеными зубами. Яна даже в лицо ему не смотрела – зачем?! Стоит ли вглядываться в будущий труп? – Ну, снимай штаны и лезь на телегу…
Яна рассмеялась ему в лицо.
Куда и отчаяние делось. Она медленно притянула к себе мужчину, словно собираясь поцеловать, – и шепнула в самое ухо:
– Умри. Во имя Хеллы.
Тело дернулось, обмякло, и под его прикрытием Яна послала две пули в двух других бандитов.
Ну и попала, конечно. Одному – в голову, второму – в грудь… лошади взвились на дыбы и, наверное, разбежались бы, но Петр действовал на автомате.
Перехватил коней, удержал, успокаивающе заговорил… третий подонок еще был жив, еще тянулся за оружием… вот позорище!
Промазала! Не наповал!
Тьфу! Стыд-то какой…
Яна спихнула с себя труп – и добавила вторую пулю. Перехватила лошадь под уздцы, тоже принялась успокаивать – помогло еще, что револьвер был хороший. Выстрелы не гремели громом, а звучали приглушенно, хлопками в ладоши.