Красная планета

Саша хотел закрыть компьютер, но передумал и набрал: “Огонь любви”. Он хотел написать рассказ с таким названием. Об этой истории Саша узнал в Костроме и решил подарить ее своему прадеду. Но его отвлек тубус. Саша лег на кровать и уставился на освещенную стену. “А что бы ты хотел там увидеть, – спросил он эту стену. – “Возвращение блудного сына”, что ли? Пачки с героином?”

Он рывком встал, подошел к столу и быстрыми, чтобы не передумать, движениями отвинтил крышку. Из тубуса с тихим свистом выпал тяжелый сверток. Папиросная бумага, еще бумага. Один край он прижал компьютером, другой – лампой. Темный фон, спина в халате. Зеленое сукно. Возится с чем-то, а голову повернул: окликнули (Саша приблизил лицо). Не может быть, чтобы пахло краской. Это же середина XIX века. Колорит вообще рембрандтовский. Соломон? Жаль, не разобрать подпись. А второй холст был разрисован акриловыми красками, это была современная живопись.

Когда Саша проснулся, стена за окном погасла. Он услышал музыку, подошел к окну, закурил и выглянул. Арфистка сидела у стены, некрасиво расставив ноги. Ее инструмент напоминал оконную раму. Девушка играла битловский шлягер, и несколько человек стояли вокруг, а один даже подпевал. Саша перевел взгляд на мост – там уже расположились собачники и торговцы, и марроканец, который толкал наркотики. Он вспомнил голос в трубке. “Отдам картины, дальше у меня свои планы”, – решил он и посмотрел на тубус. До встречи оставалось четверть часа.



От удара дверью арфистка сбилась, но быстро подхватила. Он кинул монету, зашел в кафе и купил рожок мороженого, но в духоте не почувствовал вкуса и выбросил. Поискал салфетку. Не нашел. Пересек улицу, встал у парапета и посмотрел на мост. “Этот? Или?” Саша неспешно поднялся и прошел в толпе на ту сторону, где распаковывались музыканты. Вернулся. “Здесь или дальше?” – соображал он. “А, вот хорошее место”. “Если что, брошу в воду”. Но что “если что”? Он поставил тубус на землю, а сам отвернулся к воде. Маслянисто блестевший Тибр был неподвижен, зато по-вечернему истошно кричали птицы. Потом взвыла сирена и стая птиц взмыла в воздух. С наступлением темноты Рим утопал в огнях и звуках. Английская, итальянская, немецкая, русская, китайская… В коконе из этих звуков Саша казался себе персонажем какого-то старого, черно-белого еще, фильма. На несколько секунд мысль эта отвлекла его, а когда Саша опустил глаза, тубуса на асфальте не было. Он поднял голову и встретился взглядом с человеком, который держал тубус. Перед ним стоял Вадим Вадимыч.





VII


– Во времена Муссолини тут был госпиталь, – Вадим Вадимыч открыл дверь и пригласил Сашу в квартиру. – А в этом крыле находилось отделение военной психиатрии.

ВВ провел рукой по стене с кафелем:

– Правда, осталась от госпиталя одна только стенка. Но дух живет где хочет, правда?

Саша услышал как ВВ рассмеялся: тихо и отрывисто, словно нос продувал.

– Садитесь, сейчас кофе, – предложил он. – Или вино? Тогда нужен штопор.

ВВ положил тубус, который тут же откатился к стопке деревянных реек. Он открыл ящик и быстро закрыл его. Поднял глаза. Несколько свисающих ламп освещали столешницу, а над кафелем из стены торчали железные кольца. ВВ сдвинул рулоны, чтобы расчистить место для стаканов. В банке, которую он убрал под стол, качнулась и чуть не перелилась густая жидкость. Саша помог ему перетащить резак.

– Сейчас, – приговаривал ВВ. – Расчистим. Хотите лед?

– Что?

– А его и нет.

ВВ гремел пустотой в холодильнике.

Свет падал на его лицо снизу.

– У меня в детстве была такая марка, – заметил Саша. – Лицо освещено у кочегара как у вас.

– Что?

– А вождь смотрит в окно паровоза, – добавил он.

ВВ выложил персики на тарелку:

– Куда смотрит?

– Уж точно не в вашу сторону.

– Уверены?

Он вывалил персики с тарелки на стол, те бесшумно покатились. ВВ поймал их и сложил как бильярдные шары в кучу.

– Думаете, я мечтал вот об этом?

Он обвел комнату невидимой палочкой и добавил:

– Лопухов.

– Что Лопухов?

– А картина. О который вы говорите. У меня с этой маркой связана одна аберрация детская. Я видел не лицо в кепке, а страшную морду.

– Не припоминаю.

– Я покажу.

– Может, лучше эти? – Саша кивнул на тубус.

– А что бы вы хотели увидеть?

– “Возвращение блудного сына”, – со злостью ответил Саша. – Кстати, я познакомился с вашей сестрой.


– Надеюсь, она не слишком вас фрустрировала. – Она хорошая. – М, м! – Вадимыч уже расправился с персиком и теперь слизывал сок с пальцев. – Выдающийся характер. Сам пропадай, а товарища выручай.

– Где она сейчас? – спросил Саша.

– Улетела! Горы! Покорение! – Он начал выкрикивать слова.

– Поклонение, – поправил Сухой.

– Поклонение! – охотно прокричал Вадимыч.

– Что вы орете?

– А вы не слышите?

– Что?

– А! – ВВ снова вскрикнул.

– “А, а, а…” – ответило эхо.

– Попробуйте, – предложил он.

Саша хлопнул в ладони.

– Громче! Топните! Ну? Слышите, какое эхо?

ВВ обвел руками потолок:

– Калигула пользовался этим изобретением. Свод незаметный, но слышно все, о чем говорят на другом конце стола. Некоторые прямо с пиршества отправлялись к животным. Из-за стола на стол, можно сказать. Вы не были?

– Где?

– Вот где подлинная история человечества. Музей пыток! Это вам не деревяшки Леонардо, тут настоящий простор для творческой фантазии.

ВВ вытащил лист:

– Я даже зарисовал одну штуковину. Вот, смотрите. Здесь зажимают, а сюда клинья. Вы не поверите, что происходит. Никогда не догадаетесь. Ноги распухают, а кровь идет из пальцев. Дальше, если устройство с шипами, сходят ногти. Да, да, именно в такой последовательности. Когда вытекает жир, человек обычно теряет сознание. Ну, ему дают понюхать какой-то соли, иначе какой смысл? А суставы и кости дробятся только под занавес…

– Слушайте, зачем такие подробности? – не выдержал Саша. – Мы за столом.

– А город, – ВВ пожал плечами. – Такой.

– Какой?

– И ублажать, и истязать. В этом они достигли высот потрясающих, просто выдающихся. Сепсис или болевой шок? Остановка сердца? Когда сдирают кожу, например? А когда сжигают? Лопаются или вытекают? Медицина не успевала за палачами. Вы кошек в детстве мучили?

Он покатил в сторону Саши персик.

– Но зачем? – Саша поднес его к губам. – Что это дает?

Мякоть была приторной и сочной.

– Дух, – ответил ВВ.

Он сказал это шепотом и пошевелил бровями.

– Истязая плоть, получали дух. Соорудили машину по его извлечению. Это, между прочим, и погубило Рим – новообращенных-то были тысячи. Я не говорю про отдельные случаи, распинать вверх ногами было меньшим из изысков. Зрителю все время требовалось что-то особенное. Но если Бог есть дух, то Рим…

– Позвольте тогда и мне, – Саша перебил его. – Метод, распространенный в наших палестинах.

Он придвинул к себе лист бумаги и взял карандаш:

– Если сделать наконечник округлым и смазать жиром, – Саша нарисовал длинный шест… – то он раздвинет внутренности и выйдет примерно между ключицей и лопаткой. При этом человек жив, сердце его бьется. Казнь тяжестью собственного веса, и медленная.

– Есть время подумать о душе, – заметил ВВ.

Он прошелся взглядом по углам, как будто хотел перекреститься.

– Посмотрим? – напомнил Саша. – Все-таки две границы, три государства. Про то, что случилось с Фришем, и не говорю.

– Сейчас, только огонь, – согласился он.

– Огонь?