Красная королева
Часть 20 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– И это мне известно.
– И он задолжал более ста тысяч евро.
Услышав это, адвокат Торрес с удивлением поднимает голову и обеспокоенно смотрит на Ортиса.
Ортис останавливается, прислоняется к камину и принимается нервно грызть ноготь на большом пальце.
– Мне неловко об этом говорить.
– Я понимаю, сеньор Ортис. Но это важно, – настаивает Парра.
Спустя целую вечность Ортис наконец перестает обкусывать себе кутикулу и отвечает.
– У Кармело был очень тяжелый период, когда умерла его жена. Они прожили вместе тридцать один год. И после ее смерти он пристрастился к картам.
– Он просил у вас помощи?
– Просил несколько месяцев назад. Я же вам говорю, он часть нашей семьи. Ради бога, я крестный его старшего внука.
– Вы дали ему денег?
– Нет, конечно, – отвечает Ортис. – Это была бы плохая идея.
– Для вас это небольшая сумма, не так ли?
– Финансовое состояние моего клиента в данном случае значения не имеет, – вмешивается адвокат.
– Но ведь правда небольшая?
Ортис хватает с камина декоративный керамический шар, выполненный в изящных шоколадно-оранжевых тонах – из отдела «Дом» одного из его магазинов, – и швыряет на пол. Звон керамики разбивает неловкое молчание, воцарившееся после слов Парры, и превращает его в оглушительную ледяную тишину.
– Да, я богат, – с перекошенным лицом отвечает Ортис. – У меня много денег, очень много. Я бы мог запросто решить проблемы Кармело. Но вместо этого я предложил ему поддержку. Я попытался ему помочь. Я сказал ему, что он может работать у нас до конца своих дней. Потому что именно так нужно относиться к близким людям. А Кармело – часть нашей семьи.
– Ваш отказ дать ему деньги, незначительную для вас сумму, возможно, был для него унизителен. Он мог затаить на вас обиду. За время шестичасовой поездки легко можно найти подходящий момент. Достаточно под каким-нибудь предлогом заехать на площадку отдыха, взять вашу дочь в заложницы, а затем попросить сообщника вам позвонить.
Ортис уже не так яростно возражает полицейскому. Он не из тех, кто признает свои ошибки. Он не делал этого, еще будучи двадцатилетним бедняком, а уж сейчас и подавно.
– То есть это я виноват, – говорит он в последнем порыве негодования. – Получается, вы обвиняете меня в том, что случилось с моей девочкой.
– Я такого не говорил, сеньор Ортис. Мы просто хотим, чтобы вы открыли глаза на очевидные вещи.
И Ортис широко открывает глаза, горбится, и, по всей очевидности, ему не хватает воздуха. Он нервно теребит левую руку и кажется будто вот-вот заплачет.
– Мне что-то нехорошо, – бормочет Ортис.
К нему подходит адвокат и кладет ему руки на плечи.
– Потерпи, – говорит он ему на ухо. – Врач уже ждет.
А затем оборачивается к остальным:
– Сеньоры, собрание закончено.
Парра и Санхуан нехотя поднимаются с мест. Похоже, они не слишком довольны развитием событий.
– Нам нужен будет доступ к компьютеру Карлы, все ее пароли…
– Я не располагаю этой информацией, но чем сможем – поможем, – говорит Торрес, преграждая им путь к Ортису. – Я лично этим займусь.
Антония огибает препятствие в виде адвоката и подходит к бизнесмену.
– Еще один вопрос, сеньор. Где сейчас ваш внук?
Ортис смотрит на нее, словно пытаясь понять, кто эта женщина и что она делает в доме его дочери. Когда он наконец отвечает, его голос словно доносится откуда-то из бесконечной дали.
– Моего внука отвезли в надежное место. За пределы Испании. Я не хочу, чтобы он был здесь, если вдруг журналисты обо всем узнают.
– Если и узнают, то точно не от нас, сеньор Ортис, – говорит Парра.
И уж тем более не от нас, мысленно добавляет Джон.
Карла
Оглушительный металлический лязг прерывает ее крики.
На какое-то время она словно потеряла рассудок. Она смутно припоминает, что искала в темноте выход, но не нашла. В приступе паники она звала на помощь до тех пор, пока не охрипла, пока из ее груди не стали вырываться лишь слабые стоны. И тогда она услышала этот лязг: он раздался где-то недалеко, отдаваясь смутным глухим эхом.
– Мне не нравится, когда ты кричишь, – говорит кто-то, когда эхо затихает.
Голос низкий. Мужской.
– Сеньор. Послушайте, сеньор. Мне нужна помощь, – еле слышно отвечает Карла.
Молчание.
– Сеньор… вы слышите меня? – настаивает Карла, изо всех сил напрягая горло. Ее голос звучит как сломанная гармоника.
– Я тебя слышу. Мне не нравится, когда ты кричишь.
– Сеньор, мне нужно выбраться отсюда. Пожалуйста, помогите мне выбраться. Я боюсь темноты.
– Скажи мне пароль от твоей электронной почты.
У Карлы кружится голова. Здесь очень, очень душно. Она не может нормально дышать, воздуха почти нет. Ей срочно нужно отсюда выйти.
– Дайте мне выйти! Я хочу выйти!
Она встает на колени и ползет вперед, в темноту, вытянув руку в поисках выхода. Ее пальцы натыкаются на что-то твердое, металлическое. Она слегка отступает и тут же вновь принимается ощупывать препятствие.
Дверь. Это дверь.
Стоя на коленях, Карла начинает отчаянно колотить по металлу. Но удары ее ладоней практически не слышны.
– Откройте! Пожалуйста, откро-о-ойте!..
Ее голос срывается, и мольба переходит в постепенно угасающие всхлипывания. В слезах Карла садится на пол, откидываясь спиной на металлическую дверь.
И тогда вновь слышится лязг. Он словно проходит через все ее тело, через голову, руки, плечи, прислоненные к дверному металлу. У нее начинает звенеть в ушах, диафрагма сжимается, боль в носу в разы усиливается, и от резкого вздрагивания она прикусывает себе язык.
– Мне не нравится, когда ты кричишь, и когда плачешь, тоже не нравится.
Карла хочет закричать снова, тело просит ее кричать, умолять, требовать, чтобы этот человек освободил ее, освободил немедленно. Но изнеможение, боль и что-то еще заставляют ее сдержаться.
И она сдерживается и замолкает, сжав кулаки.
– Ну что, успокоилась?
– Да, – шепчет Карла.
– Скажи мне пароль.
Карла уже открывает рот, чтобы ответить, но что-то снова ее останавливает. Это голос, который она уже слышала. В лесу.
Ничего не говори.
Он убьет меня.
Ничего не говори. Если ты скажешь ему пароль, у него будет доступ ко ВСЕМУ.
Если он будет меня пытать, то все равно его получит.
Тогда попробуй с ним договориться. Он хочет одного, а ты попроси взамен другое.
– И он задолжал более ста тысяч евро.
Услышав это, адвокат Торрес с удивлением поднимает голову и обеспокоенно смотрит на Ортиса.
Ортис останавливается, прислоняется к камину и принимается нервно грызть ноготь на большом пальце.
– Мне неловко об этом говорить.
– Я понимаю, сеньор Ортис. Но это важно, – настаивает Парра.
Спустя целую вечность Ортис наконец перестает обкусывать себе кутикулу и отвечает.
– У Кармело был очень тяжелый период, когда умерла его жена. Они прожили вместе тридцать один год. И после ее смерти он пристрастился к картам.
– Он просил у вас помощи?
– Просил несколько месяцев назад. Я же вам говорю, он часть нашей семьи. Ради бога, я крестный его старшего внука.
– Вы дали ему денег?
– Нет, конечно, – отвечает Ортис. – Это была бы плохая идея.
– Для вас это небольшая сумма, не так ли?
– Финансовое состояние моего клиента в данном случае значения не имеет, – вмешивается адвокат.
– Но ведь правда небольшая?
Ортис хватает с камина декоративный керамический шар, выполненный в изящных шоколадно-оранжевых тонах – из отдела «Дом» одного из его магазинов, – и швыряет на пол. Звон керамики разбивает неловкое молчание, воцарившееся после слов Парры, и превращает его в оглушительную ледяную тишину.
– Да, я богат, – с перекошенным лицом отвечает Ортис. – У меня много денег, очень много. Я бы мог запросто решить проблемы Кармело. Но вместо этого я предложил ему поддержку. Я попытался ему помочь. Я сказал ему, что он может работать у нас до конца своих дней. Потому что именно так нужно относиться к близким людям. А Кармело – часть нашей семьи.
– Ваш отказ дать ему деньги, незначительную для вас сумму, возможно, был для него унизителен. Он мог затаить на вас обиду. За время шестичасовой поездки легко можно найти подходящий момент. Достаточно под каким-нибудь предлогом заехать на площадку отдыха, взять вашу дочь в заложницы, а затем попросить сообщника вам позвонить.
Ортис уже не так яростно возражает полицейскому. Он не из тех, кто признает свои ошибки. Он не делал этого, еще будучи двадцатилетним бедняком, а уж сейчас и подавно.
– То есть это я виноват, – говорит он в последнем порыве негодования. – Получается, вы обвиняете меня в том, что случилось с моей девочкой.
– Я такого не говорил, сеньор Ортис. Мы просто хотим, чтобы вы открыли глаза на очевидные вещи.
И Ортис широко открывает глаза, горбится, и, по всей очевидности, ему не хватает воздуха. Он нервно теребит левую руку и кажется будто вот-вот заплачет.
– Мне что-то нехорошо, – бормочет Ортис.
К нему подходит адвокат и кладет ему руки на плечи.
– Потерпи, – говорит он ему на ухо. – Врач уже ждет.
А затем оборачивается к остальным:
– Сеньоры, собрание закончено.
Парра и Санхуан нехотя поднимаются с мест. Похоже, они не слишком довольны развитием событий.
– Нам нужен будет доступ к компьютеру Карлы, все ее пароли…
– Я не располагаю этой информацией, но чем сможем – поможем, – говорит Торрес, преграждая им путь к Ортису. – Я лично этим займусь.
Антония огибает препятствие в виде адвоката и подходит к бизнесмену.
– Еще один вопрос, сеньор. Где сейчас ваш внук?
Ортис смотрит на нее, словно пытаясь понять, кто эта женщина и что она делает в доме его дочери. Когда он наконец отвечает, его голос словно доносится откуда-то из бесконечной дали.
– Моего внука отвезли в надежное место. За пределы Испании. Я не хочу, чтобы он был здесь, если вдруг журналисты обо всем узнают.
– Если и узнают, то точно не от нас, сеньор Ортис, – говорит Парра.
И уж тем более не от нас, мысленно добавляет Джон.
Карла
Оглушительный металлический лязг прерывает ее крики.
На какое-то время она словно потеряла рассудок. Она смутно припоминает, что искала в темноте выход, но не нашла. В приступе паники она звала на помощь до тех пор, пока не охрипла, пока из ее груди не стали вырываться лишь слабые стоны. И тогда она услышала этот лязг: он раздался где-то недалеко, отдаваясь смутным глухим эхом.
– Мне не нравится, когда ты кричишь, – говорит кто-то, когда эхо затихает.
Голос низкий. Мужской.
– Сеньор. Послушайте, сеньор. Мне нужна помощь, – еле слышно отвечает Карла.
Молчание.
– Сеньор… вы слышите меня? – настаивает Карла, изо всех сил напрягая горло. Ее голос звучит как сломанная гармоника.
– Я тебя слышу. Мне не нравится, когда ты кричишь.
– Сеньор, мне нужно выбраться отсюда. Пожалуйста, помогите мне выбраться. Я боюсь темноты.
– Скажи мне пароль от твоей электронной почты.
У Карлы кружится голова. Здесь очень, очень душно. Она не может нормально дышать, воздуха почти нет. Ей срочно нужно отсюда выйти.
– Дайте мне выйти! Я хочу выйти!
Она встает на колени и ползет вперед, в темноту, вытянув руку в поисках выхода. Ее пальцы натыкаются на что-то твердое, металлическое. Она слегка отступает и тут же вновь принимается ощупывать препятствие.
Дверь. Это дверь.
Стоя на коленях, Карла начинает отчаянно колотить по металлу. Но удары ее ладоней практически не слышны.
– Откройте! Пожалуйста, откро-о-ойте!..
Ее голос срывается, и мольба переходит в постепенно угасающие всхлипывания. В слезах Карла садится на пол, откидываясь спиной на металлическую дверь.
И тогда вновь слышится лязг. Он словно проходит через все ее тело, через голову, руки, плечи, прислоненные к дверному металлу. У нее начинает звенеть в ушах, диафрагма сжимается, боль в носу в разы усиливается, и от резкого вздрагивания она прикусывает себе язык.
– Мне не нравится, когда ты кричишь, и когда плачешь, тоже не нравится.
Карла хочет закричать снова, тело просит ее кричать, умолять, требовать, чтобы этот человек освободил ее, освободил немедленно. Но изнеможение, боль и что-то еще заставляют ее сдержаться.
И она сдерживается и замолкает, сжав кулаки.
– Ну что, успокоилась?
– Да, – шепчет Карла.
– Скажи мне пароль.
Карла уже открывает рот, чтобы ответить, но что-то снова ее останавливает. Это голос, который она уже слышала. В лесу.
Ничего не говори.
Он убьет меня.
Ничего не говори. Если ты скажешь ему пароль, у него будет доступ ко ВСЕМУ.
Если он будет меня пытать, то все равно его получит.
Тогда попробуй с ним договориться. Он хочет одного, а ты попроси взамен другое.