Красавица

– Все равно расскажите.

Брат Харус смерил Мору быстрым взглядом. Она говорила с ним слишком прямо, без поклонов, как полагалось, и смотрела на него в упор – а мама учила, что в храме взгляд необходимо опускать.

– Мне не хотелось бы вселять в твое сердце ложную надежду, сестра. Но, возможно, ты позабудешь о моих словах, едва выйдешь из этого храма. Важно понимать, что говорить о метке богов без веры сложно, а ты, сестра, судя по всему, в своей вере не крепка.

– Это правда, брат Харус. – Мора распрямилась. – В великих я не верю.

Ее слова прозвучали чуть громче, чем следовало, и холодное эхо прокатилось по залу. Служитель дрогнул.

– Чтобы говорить такое в доме великих, нужна большая сила. Или большая глупость.

– Я пришла сюда к вам, а не к богам.

– Если ты пришла ко мне, сестра, то, значит, и к богам тоже.

Мора уже хотела поспорить, но служитель поднял ладонь:

– На острове есть те, кто кое во что верит. Ты должна знать: храм эти домыслы не поддерживает и никак не поощряет. Но…

– Это какие-нибудь сектанты? Те, кто в это верит?

– Не совсем.

– Фанатики?

Мора вспомнила того бродягу, и ее передернуло.

– Дело не в ярлыке. Это не сплоченная группа, не объединение. Просто… Ходят слухи. Идея витает в воздухе и в некоторых головах.

– Так. И что за идея?

Служитель потер переносицу и вздохнул:

– Ты, сестра, родилась особенной. Природа наделила тебя необычной внешностью, но некоторые назовут причиной твоей незаурядности вовсе не природу, а богов.

Мора скривилась:

– Ну, это естественно. Боги же сотворили и Бездну, и остров, и людей…

– Это верно. Но твои рубцы… Если верить этой идее, они не что иное, как метка богов. И эта метка – не просто физическая особенность. Они – след самих богов.

– След? В каком смысле?

Колеблясь, служитель пожевал губами. Ворон, наклонив голову, все рассматривал Мору, как будто отметина зачаровала и его.

– Наследие. Ген, если угодно, – выдал наконец служитель. – Как если бы ты… произошла от них на прямую.





Глава 15. Подслушанная беседа




Остров четыре-пять-один удивил Рея. Нет, он частенько захаживал в Наблюдательные лаборатории, и вовсе не по заданиям академии, и не потому, что там нередко бывал отец, и уж точно не из-за того, что у него был допуск. Ему нравилось рассматривать голограммы далеких островов, похожих на чужие, но неуловимо знакомые миры. Но в действительности остров четыре-пять-один оказался еще великолепнее, чем он предполагал.

Отец, услышав такой эпитет, поджал бы губы. Ничего великолепного на отчужденных островах не было и быть не могло, пусть каариты и брали понемногу то здесь, то там – подглядывали с помощью наночастиц из ирризия, перенимали или, как называл это про себя Рей, воровали. Ученые в Наблюдательных лабораториях не просто присматривали за народами, которых следовало держать подальше, – они забирали у них то, в чем те опережали кааритов.

У острова четыре-пять-один они когда-то забрали арканитовую технологию. Не в буквальном смысле, конечно, – лишь подсмотрели. Увидели, какие свойства открыли здешние люди у металла, добываемого из скальных пород, и переняли. Раньше каариты пользовались громоздкими электронно-цифровыми установками, которые использовали и в челноках – годились только самые крупные, – а о голограммах, которыми можно было манипулировать, как любым реальным предметом, можно было только мечтать. Арканит стал настоящей находкой.

Потом эту арканитовую технологию усовершенствовали уже у себя: преобразовывали испускатели, экспериментировали с типами голограмм… Но начало положили не они. Потом следили, конечно, как бьются с усовершенствованием этой же технологии наблюдаемые, не без злорадства следили, как не выходит у них то, до чего удалось догадаться кааритам… Но сколько еще открытий и изобретений переняли каариты у других цивилизаций! Они аккумулировали мудрость веков и пространств – еще один аргумент в пользу избранности кааритов. Они – Высшие. Потому что только им дано собирать плоды, только им дано развивать и пускать в жизнь…

Нет, отец бы оскорбился, узнай он, как поглотил Рея остров четыре-пять-один.

Многосоставный, многоступенчатый, словно гигантский летучий корабль, он поражал воображение еще из Бездны – как жаль, что Рей видел его лишь в полутьме! Но и сейчас, бродя по зеленеющим транспортным путям, заглядывая в цветущие сады, невольно засматриваясь на красивые, невероятно красивые лица, Рей почти позабыл, зачем он сюда высадился.

Да-да, нужно найти Ицу, прежде чем она наворотит дел. Но… Эти лица! Вот о чем Ица говорила, когда зачитывала про особенность этого острова. Как бы ее ни зашифровали в документах наблюдателей, Рей сейчас и без разъяснения все понял. Совершенные, удивительно симметричные лица с идеального размера чертами, которые размещались на равном удалении друг от друга, создавая почти завораживающую гармонию, – вот оно, влияние здешнего Древа.

Был у такой гармонии, правда, один существенный недостаток: одинаково красивые, люди очень походили друг на друга, и чудесные лица перестали восхищать Рея довольно быстро. Тогда-то он и понял, зачем все эти украшения, которыми тут, кажется, увлекался каждый второй: причудливые узоры на коже, блестки, краски… Чтобы, сохраняя красоту, отличаться.

Проходя мимо стеклянной витрины, он окинул свое отражение взглядом и втянул голову в плечи. Прежде чем вот так открыто бродить по транспортным путям чужого острова, нужно было хотя бы переодеться. Найти одежду, похожую на здешнюю, накинуть капюшон, чтобы скрыть непривычные черты… Да он по сравнению с ними урод!


От этой мысли Рею стало неуютно. Он опустил голову, чтобы не ловить на себе взглядов, и отошел от витрины. О собственной внешности он особо не задумывался. Рей пользовался успехом у девушек – и в академии, и на приемах, куда изредка приходилось летать из-за отца. Но вешались на него именно из-за отца-магнума – в этом Рей не сомневался и, как ни странно, никогда эту практичность не осуждал. Он ни одной из своих подруг не увлекался настолько сильно, чтобы переживать об истинных причинах их привязанности.

А об одежде думать некогда. Да и где ее взять? Ограбить магазин? Сейчас куда важнее не привлекать внимания наблюдателей.

Стоило, конечно, разузнать, заметили его приземление или нет. Для этого нужно было – если получится – подключиться к Сети, для чего, в свою очередь, найти арканит. Только все это позже. Сейчас надо просто отыскать и вернуть Ицу, по возможности не создавая вокруг себя шумихи. Пока ему это удавалось. Он старался не поднимать головы, и если на него и глазели, то только из-за перепачканной одежды.

Прокручивая в голове подробности того разговора в лаборатории, Рей пытался вспомнить, что же за голограмму показала ему Ица. Он не успел ее рассмотреть как следует, но одна деталь бросилась в глаза: на одежде у того человека на голограмме был вышит герб с птицей. Не лопни его карта, он бы поискал этот символ в Сети, но в кармане у него лежали только осколки, и все, что ему оставалось, – это думать собственной головой.

Думалось не очень хорошо, и скоро Рей понял: он упадет от истощения где-нибудь посреди транспортного пути раньше, чем отыщет на этом огромном острове Ицу.





* * *


«Как! Прогуляла?!» Вот что сказала бы Хенна. Или: «Совсем рехнулась? С Первого никто не хочет уехать. Даже на полминуты». А может быть, и что-то вроде: «Твой прапрапрадед – великий? Подожди-подожди, вот так тебе кланяться нормально? Или пониже?»

И Мора, пожалуй, рассмеялась бы вслед за Хенной. Какой бы дурацкой ни была эта шутка, Мора с Хенной согласилась бы: представить, что ее дальний предок – один из тех самых богов, фигурки которых теперь стоят на алтарях, просто немыслимо… Брат Харус все верно сказал: о таком, не веря, говорить бессмысленно. Но…

Остров держится на Оси. Она – средоточие власти и религии, а те, в свою очередь, переплетены друг с другом, как стебли вьюнка. В Квартуме четыре человека, но голосов у них – пять, и два из них – у Его Святейшества Ррида. На острове ничего не решается без вмешательства храма. И если предположить – всего на минуту, – что Мора и вправду имеет к богам какое-то отношение, то все события, произошедшие с ней за последнее время, обретают на удивление последовательную логику.

Ее приглашают на Первое кольцо, едва узнав, что она «наследница» великих. За нее борются сразу несколько учебных заведений, ее родители могут выбирать и выбирают самое лучшее. Море все равно приходится платить за обучение, как и любому другому студенту, потому что таковы правила, но храм ее существенно поддерживает – лишь бы она переехала поближе к Оси. На Первом ее тут же встречает Квартум в полном составе, и Море разрешено спрашивать у сенатора от Первого все, что взбредет в голову, в любое время. Дружить с ней хочет местная звезда, а за право пойти с ней на фестиваль борются сразу двое парней. И все это просто потому, что она отмечена богами…

Мора и раньше понимала, что всем вниманием к себе она обязана именно шраму, но о том, что он может носить какой-то сакральный смысл, она не думала. Только вот про метку нигде открыто не говорилось. Мора разыскала записи отмеченных с большим трудом, а брат Харус говорил на эту тему с неохотой. Но, может, все вокруг уже в курсе и это она узнает обо всем последней?.. И все равно Море было неясно, какой толк от этого символизма. В том, что боги ее «отметили», не было никакого практического смысла…

Когда Мора вошла обратно в пустующие сады университета – светило пока стояло высоко, а занятия еще не кончились, – из корпусов донесся гул гонга, и на главную дорожку вышли два преподавателя. Ей не хотелось попасться с поличным и разъяснять, почему она не в аудитории, – кто, в конце концов, знает, насколько тут строгие правила? Поэтому она завернула в кустарник и, расцарапав локти, перебралась через заросли.

Мора и не думала, что в ухоженном университетском саду есть такие уголки, но на заросшую лужайку, где она оказалась, не вела ни одна дорожка, а в тени высокого дерева пряталась беседка, увитая дикими тигровыми розами так плотно, что было невозможно рассмотреть, что внутри. Мора уже решила, что она в безопасности, как из беседки раздались приглушенные голоса. За решеткой, переплетенной цветами, мелькнули красные одежды.

– Ты же сама сказала… Ну правда, Хенна, не дури.

Прильнув к стене беседки, Мора присела пониже. Голос показался ей смутно знакомым. Что это еще за друг у Хенны и почему они прогуливают занятия, да еще в таком месте?..

– Сказала! Но чтобы к ней лезть… И потом, это же бред. Ничего не выйдет. Ты сам подумай…

– Не попробую – не узнаем.

Мора зажмурилась. В голосе прозвучали знакомые развязные нотки, и Мора наконец поняла, кто это.

– Это же сказки, Парр! Легенды, теории…

Мелькнули локоны Хенны – она перешла в другой угол беседки.

– Вот как ты теперь заговорила, – то ли капризно, то ли насмешливо ответил Парр. – А я думал, ты меня понимаешь. Ты всегда меня понимала. А тут…

– Твой отец тоже, по-моему, в это не верит.

– Может, не верит, а может, и верит! Ты же сама слышала: последний раз этой заразой болели вообще Бездна знает когда. Думаешь, совпадение?

– Эту девчонку положили в медцентр только вчера. Может, у нее вообще что-то другое.

– Сомневаюсь.

Мора нахмурилась. О какой болезни речь? Что за девчонка?..

– А если все правда… – Голос Хенны надломился. – Ты сам-то понимаешь, чем это может обернуться? Ты можешь точно так же заболеть!

– Тогда потом меня торжественно сбросят в Бездну, а ты уж вышей мне, пожалуйста, погребальный мешок какими-нибудь цветами. Чтобы все видели: погиб во имя любви.

В голосе Парра прозвучала насмешка, а Мора чуть не подавилась. Любви?.. Как это вышло, что Парр говорит о любви? И к кому? К Хенне или к кому-то другому? Ведь она минуту назад обвинила Парра в том, что он хочет к кому-то лезть, и ей это явно не нравилось. Или Мора поняла все неверно? И с чего это Парр собрался умирать, почему они говорят о какой-то болезни и как это все связано?

– С шуточками своими заканчивай, ладно? – раздраженно отозвалась Хенна. – Ты же прекрасно знаешь…

Тут они развернулись, и голоса зазвучали неразборчиво. Мора едва дышала. Невероятно! Хенна утверждала, что Парр – самый опасный парень в радиусе всего Первого кольца, а сама запросто с ним болтает, чуть ли не воркует, будто это само собой разумеется!

– Не бойся, – донесся тихий, до странного чужой голос Парра. – Я докажу тебе, что бояться нечего. Со мной ничего не случится. Знаешь почему?

– Не знаю!

В голосе Хенны звучала смесь раздражения и отчаяния.

– Потому что если эта теория – правда, то плохого со мной точно ничего не случится. Ну сама подумай, разве она передо мной устоит? Разве разозлит ее такое?