Красавица

– Еще как, – отозвалась она.

Она с куда большим удовольствием поговорила бы сейчас с Хенной, а не с ее подругой – ни Тала, ни Ри Море особо не понравились. Слишком уж откровенно они на нее пялились, особенно Тала. Вот и теперь она села рядом, неловко подергав плетеный браслет на запястье, и уставилась на Мору. Ее желтые острокрыльи глаза были грубой, неестественной переделкой, и Мору от этого взгляда передергивало.

– Это ничего. В первый день всегда так, – хихикнула Тала, продолжая ее рассматривать.

Мора невольно отодвинулась. В башне было не протолкнуться, но в уголке, где она устроилась, было поспокойнее. Занавесь трепетала на ночном ветерке, и, пока не пришла Тала, дышалось легко.

– Хенна такая… общительная, – заметила Мора, крутя в руках стакан. Шарики льда гулко постукивали о стекло, пальцы холодило.

– Хенну любят все, – заулыбалась Тала. – Круче нее тут никого нет. Тебе повезло, что она решила с тобой подружиться.

Мора вежливо улыбнулась. В этом она пока уверена не была. Она уже поняла, что Хенна, возможно, приблизила ее к себе просто для того, чтобы оставаться в центре внимания.

– Но вообще-то сегодня только о тебе говорят, – заметила Тала.

Мора хмыкнула. Ну ясное дело – диковинка со Второго. Тала, видно, приняла это за смущение.

– Правда-правда. Только к тебе так просто не подойдешь. Ты такая… угрюмая. Страшно!

Мора сжала стакан, и ладони обожгло холодом.

– Страшно, потому что ты угрюмая, – уточнила Тала.

Угрюмая или жуткая?..

– Ну и дела, – отвернувшись, вдруг протянула Тала.

Она разглядывала кого-то в толпе. Даже музыка, которую проигрывал мобус Хенны, притихла и теперь звучала словно с улицы. Те, кто танцевал, неохотно приостановились. Кто-то опрокинул стакан, и коктейль зашипел, растекаясь по полу.

– Парр? – удивилась Тала. – И чего он здесь забыл? Зачем приперся?

Толпа зашевелилась, заволновалась, кто-то заулюлюкал. В обилии имен Мора уже просто тонула и потому не сразу поняла, о ком речь. Хенна уже рассказывала ей об этом Парре или еще нет? Лица она со своего места не видела, но тут толпа качнулась, и в просвете мелькнула фигура вошедшего.

Мора сразу узнала этого высокого темноволосого парня: он сидел за одним из столиков и был из тех, о ком ей шептала Хенна. Выражение лица у него было самодовольное и такое презрительное, как будто он считал себя важнее всех членов Квартума, вместе взятых. Ну конечно, Хенна ведь сказала, что Парр в родстве с Рридом.

– Значит, вот где живет наша золотая девочка. – Парр обвел глазами комнату. – Занятно. Я думал, что в таких клоповниках уже не селят. Или это только мне нормальная комната досталась?

– Придержи язык, Парр. – Из толпы выступила Хенна. – Тебе что здесь нужно? Я тебя не приглашала.

– А я и не к тебе пришел. Ты меня, знаешь ли, не интересуешь.

Хенна странно дернулась: похоже, даже ее самообладание не выдержало появления Парра. Пиджак вместе с галстуком он где-то скинул, рукава рубашки закатал до локтей, а ворот расстегнул. Казалось, Парр у себя дома и никакого неудобства из-за вторжения в чужую компанию не испытывает.

Студенты перед ним расступились. У дверей маячили двое парней не слишком примечательного вида, которые на всякий случай поигрывали мускулами. Они, как и Парр, закатали рукава рубашек и копировали его самодовольный взгляд.

– Хочу поближе посмотреть на эту… как ее? Ну, на уродину.

Мора перестала дышать. Горячая краска залила щеки. Руки сами сжались в кулаки.

– Ну, где же ты, деточка? Выходи. Мне сказали, что ты под протекцией нашей принцессы… Значит, ты тут. Ну же, покажись!

Мора выдохнула чуть не с облегчением. Она поняла, что с самого утра на Первом кольце только и делает, что ждет подвоха. И если во время смотра произошло то, чего, в сущности, стоило ожидать, то вот интерес друзей Хенны – даже Талы! – казался Море слишком сдержанным. Она провела на Первом уже почти целый день, и никто к ней не прицепился. Это было странно.

Море вдруг захотелось подняться с подушек, распрямить спину, сказать этому Парру что-нибудь резкое. «Деточка», значит? Она устала от затаенной угрозы, и теперь от желания встать и наконец что-то сделать у нее заколотилось сердце. А ведь она может. Прямо сейчас может встать и высказать этому идиоту все, что она о таком обращении думает. Это на Втором кольце об нее могли вытирать ноги. Здесь она такого не потерпит. И потом, в последнее время она только и делает, что кивает и безмолвно со всем соглашается – с подарком родителей, с внезапной дружбой местной красотки… Не пора ли за себя постоять?

Она уже придумала, что скажет: «Уродину ищешь? Ну вот она я». Просто и резко. Но тут толпа расступилась, услужливо показывая Парру, где эта «уродина», и Мора поняла, что даже раскрыть рот не осмелится.

– Парр уже уходит, – выступила вперед Хенна. – Я повторяю: без приглашения я сюда не пускаю, а тебя, Парр, я не приглашала.

– Но меня же пропустили, – глумливо улыбнулся тот. – Непорядок! Где же твои цепные песики?

Мимо Хенны прошли двое парней постарше, высокие, широкоплечие и мрачные. Они встали, преградив путь Парру, и сложили руки на груди.

– Где надо, – буркнул один. – Уходи, Парр, по-хорошему тебя просят.

– Так и я прошу, – чужим, тонким голосом вдруг заныл Парр. – Всего одним глазочком! Глянуть на чудо чудное, которое забежало в наши края по воле великих!

Он сложил ладони в молитвенном жесте и склонил голову в сторону Моры. Она закусила губу. О том, что за ее переводом стоит храм, уже, наверное, всем стало известно.

– Не откажи в любезности! Дай налюбоваться… – затянул он.

По толпе прокатились смешки.


– Ну все. – Один из «псов» Хенны шагнул вперед, и головорезы Парра у дверей тотчас двинулись ему навстречу. – По-нормальному тебе говорят: уходи.

– Дай рассмотреть свое лицо, о прекрасная! – воскликнул Парр.

Кто-то в толпе уже засмеялся в голос, и Мора не выдержала. Она вскочила с места и, миновав «псов», Парра и его громил, вылетела вон из комнаты.

Когда она сбегала по винтовой лесенке, ее душили слезы. Она согласилась стать шутом. Посмешищем. Развлечением для целого университета. Да что там – всего Первого кольца! А Мора ведь так надеялась, что все изменится. «Счастливый билет!» Да все глазеют на нее, как на глокку, которую угораздило родиться с двумя головами.

В ее комнате было темно и пахло пряными ночными цветами. От дуновения ветерка из распахнутого окна полог над кроватью мягко колыхался. Шкаф прикрыт, кровать разглажена, подноса с недоеденными пирожными не видно. Значит, здесь убирала рика. Интересно, эти странные существа тоже между собой сплетничают? Делятся, что мыли пол у «той самой уродины»?

Скинув на ходу форменное платье, Мора нырнула под одеяло, укрылась с головой и крепко зажмурилась. Ее родители выкинули огромные деньги на ветер. Не подарок, а настоящее проклятие. Не бывает чудес: никакая ей социальная программа не светит, а чтобы заработать, надо общаться с такими людьми, как все те, кто над ней сегодня смеялся. Вернуться бы обратно на Второе кольцо…





Глава 6. Другой остров




В пещерах было влажно и пахло землей. От ледяного воздуха ломило легкие, и Ица жалела, что ей нельзя вовсе перестать дышать.

Корни Древа жизни змеились под ногами, оплетали стены, впивались в своды пещер. Когда Ица прикасалась к сырой, покрытой чешуйками древесине, в воздух взмывали облачка зеленых искр. Рей строго-настрого запретил ей трогать Древо, но она ничего не могла с собой поделать. В пещерах было темно, а искры еще долго тлели, плавая в пространстве, как пузырьки воздуха в биорастворе. От них становилось светло и тепло, но дело было не только в этом.

Древо манило. Что-то нашептывало. Ица и сама не понимала, что это за чувство, но ей казалось, что Древо с ней говорит. Зовет, будто связанное с ней странными, необъяснимыми узами. Ица дотрагивалась до корней снова и снова, чтобы пещерный тоннель осветился призрачным зеленым светом, и от каждого прикосновения ей становилось теплее. От Древа веяло силой. Ица это чувствовала. Не смогла бы объяснить Рею, если бы он спросил, но он и не мог спросить. Он наказал ей прятаться, а сам ушел уже несколько часов назад.

О времени она знала по сигналам Сети – Ица не очень понимала, что это такое, но чувствовала ее волны в самом воздухе, а затем, уловив их, что-то в голове легко и просто их расшифровывало. Стоило о чем-то подумать, послав сигнал в воздух, и в сознании загорались ответы. Хотя их было столько и звучали они так разрозненно, что уверенности в том, можно им верить или нет, у нее не было. А еще она не очень понимала, как охватить Сеть целиком и высосать из нее все до остатка, так что приходилось довольствоваться крупицами, но и они укладывались в голове неохотно, хаотически, и много за раз просто не помещалось. Хуже всего то, что ответы были не конечны – они вызывали все новые и новые вопросы.

Согласно древним легендам, – утверждала Сеть, – первородное Древо жизни создало первый летучий остров, когда-либо зарождавшийся в Бездне. Также от частицы первородного Древа жизни ведет свои истоки цивилизация кааритов. «И да явится каарит из семени Первого Древа», – гласит Книга Рассветов (5:12).

Выходило, что цивилизацию, к которой принадлежал и Рей, создало какое-то… первородное Древо?..

В ходе эволюции начали появляться и новые, вторичные Древа, а также ими образованные острова и их экосистемы, в составе которых принято различать формы жизни, впоследствии названные низшими человеческими цивилизациями.

Значит, каждое Древо создает не только остров, но и все, что на нем появляется, даже людей?

Каждое Древо образует комплекс живых и неживых форм (см. «Летучие острова и их экосистемы»), обладающих свойствами, которые можно подразделить на: 1) базовые, сходные для всех и 2) характерные, индивидуальные для каждой экосистемы (см. «Особенности влияния Древ»).

Здесь все ясно: на каждом острове есть люди, животные и растения, и все они немного разные. Но что за «влияние» такое?

Каждая цивилизация обладает одной характерной особенностью, обусловленной влиянием Древа (см. «Генетические особенности» и «Поведенческие особенности»). Каариты, являясь высшей цивилизацией, такой пагубной предопределенности лишены.

Этот ответ особых вопросов у Ицы не вызвал – она чувствовала в себе какую-то из этих «генетических особенностей», но пока не понимала, есть ли такая же у Рея. Ведь он каарит. Значит ли это, что она, в отличие от Рея, «низшая»? Как странно звучит… А может, она что-то путает?

Сеть меж тем переключилась на другой документ.

…Активные структуры Древа заключены в его корневой системе. Добыча и использование корневищ запрещены (директива Креппа-Гаусса, стр. 731 [56]), а доступ к подземным частям в большинстве случаев ограничен (см. «Исключения» и «Магнумы»).

Значит, этот остров и есть то исключение, которое связано с магнумами.

Повреждение целостности покровов не допускается во избежание нарушения функционирования экосистемы…

Интересно, насколько эта «экосистема» может нарушиться, если потревожить Древо? И тревожит ли его Ица, прикасаясь к корням?

Нарушение директивы Креппа-Гаусса (стр. 731 [56]) карается бессрочным лишением свободы (см. «Бастион»).

Бессрочным… Это как… вечность?..

По запросу «вечность» найдено двести сорок четыре миллиона совпадений.

Ица выдохнула и отключилась от Сети. От обилия данных у нее разболелась голова, а без Сети стало тихо и спокойно. К тому же без нее мысли текли сами, образуя новые и новые логические связи, которым, кажется, не всегда требовалась подпитка извне.

Значит, она на острове, который создало это самое Древо… Но есть и другие. Как же на них посмотреть?.. Чем больше Ица думала, тем больше ей хотелось нарушить данное Рею слово. Ожидание измотало ее – она бродила по переходам уже давно, и ничего нового не происходило.

Ведь там, за пределами этих подземных пещер, – огромный мир. Она едва успела на него посмотреть. Да и что она увидела? Она очнулась в старом, полусгнившем ангаре для челноков, в котором Рей устроил себе, как он выразился, «подпольную лабораторию». Ангар уже отжил свое, а челноки, оставленные там в гибернации, уже вышли из моды, а вместе с этим и из употребления, но Ица все равно уловила в них жизнь. Черепахам было по пятьсот-шестьсот оборотов, и их еще можно было использовать: они дышали – очень неторопливо, по вдоху в час или даже реже, но Ица чувствовала энергию даже за их прикрытыми глазами. Ей было интересно, как мыслит эта биоэлектроника, но Рей не дал ей времени поизучать.

Снаружи они тоже провели не много времени. Сначала – золотая роща, полупрозрачная, вся будто из кружева (где она уже видела настоящие кружева, из плетеных нитей, Ица так и не вспомнила), а потом ручей с чистой, очень холодной водой, от которой сразу заболели зубы; прогалины, заросшие кустарником с синими, остро пахнущими цветами (Сеть подсказала, что они называются цинниями); краешек морского побережья, изрезанного скалами, – вот и все, что она увидела. Еще она слышала крики веретяных чаек (их название ей тоже вывела Сеть) и едва не наступила на гнездо, запрятанное в камнях. Рей тогда очень рассердился: «Осторожно! А то сейчас слетятся… Нельзя нам привлекать внимание».

Рей очень спешил и ничего не объяснял. Он просто бросил ее в этих пещерах, затолкал поглубже, спросив по-быстрому, не чувствует ли она себя странно. Она чувствовала, но он имел в виду что-то совсем другое. «Пить не хочешь? Голова не болит? В глазах не двоится? Ну-ка, сколько пальцев?»

Он вроде бы и заботился о ней, и вместе с тем был не рядом. Поминутно глядел куда-то поверх деревьев, в даль, о которой рассказывать пока не собирался. В Сети тоже информации не нашлось – карты сбоили, и Ица решила, что над островом просто раскинут шифрующий экран.

Она спросила у Рея, зачем прятать остров от чужих глаз, но он только хмыкнул: «Отец же магнум».